***
Белее снов (что глядят младенцы
В кроватках, с шелковым балдахином,
Своим большим, человечьим сердцем);
Белее статности лебединой;
И губ белей королевны Снежной,
Что щиплют – Каевы; Сладкой ваты
Белее –
Снег опустился, между
Четвертым часом и часом пятым
Утра, в мой город, пустой и сонный
(Ночь остывала в кварталах сирых).
Белее духа – сошед с иконы
(Того, который с отцом и сыном);
Белее льна. Я сверяла – сверьте! –
Застав, под утро, его идущим.
Еще тот снег был белее смерти…
И, я уверена – вездесущей.
Он знал следы от твоей подошвы.
На ощупь знал! И не так, как раньше:
Он шел обычного снега дольше,
И шел обычного снега дальше...
***
Снег шел и шел, как покрывало,
Заправив город.
И этим утром хотелось только
Саней и горок!
Ах, этим утром хотелось верить в тебя –
Как надо
Нам верить в чудо, что вдруг приходит
За снегопадом
В дом, спящий долго и беспробудно –
Тем сном мертвецким.
Так в чудо верится только в раннем,
Счастливом детстве.
Так чуда хочется – нестерпимо! –
Как мандарина…
И я стояла,
Точно, прощенная Магдалина
Посреди утра, в свете гирлянды,
Светящей тускло.
А в сердце, будто снежинка в небе,
Рождалось чувство.
А в сердце – будто бы горстка снега
Лавиной стала.
И все плохое, отныне, сердце
Не волновало…
***
А все плохое, без оговорок –
Сошло, исчезло… И испарился
Бетонный город, в снегу, как морок;
Как сон дурной, что так долго снился.
Белели крыши, молчали крыши,
Свыкаясь с новым своим нарядом.
А мне в заснеженный космос: – Слышишь? –
Хотелось крикнуть...
– Я слышу. Рядом
С тобою буду! - ответит эхо…
(Я с этим чувством не раз боролась:
Ведь мне покажется будто это
Твой – мне до боли знакомый – голос...
Ведь мне покажется, будто снежным
Покровом свет твой незастеняем).
Снег шел и шел, беспрерывно между
Землей и небом…И между нами.
И вот, когда, наконец, все стихло
Снег стал землею – ее объемля...
А я люблю тебя так же тихо,
Как небо любит снегами землю.
***
А я люблю тебя так же вьюжно…
И – так метельно!
Нам, этим утром, с тобою нужен
Режим постельный.
И снежный вихрь закружит в танце,
Пугая свечи.
Я бы хотела с тобой остаться
На день… Навечно.
Я бы хотела запомнить утро,
И снег, и елку;
И то, как шепчешь ты мне на ухо:
«Моя – и только!».
***
Я бы хотела любви белее
Снега, который белее света,
Что этим утром на твоем теле
Лег кружевами, белее снега
Снега, который, как белый саван,
Землю укрыл...
Или, может, выкрал…
Я – как из гроба – с постели встала,
Чувствуя кожей –
Еще не выпал…
***
Приходи в мою падь - мы с тобою забыли -
Как особенно нежно в безлюдии нам.
Я умою тебя не водой, а кобыльим
Молоком, чтоб стекало оно по губам.
И я буду лизать с твоих губ, как младенец,
Принимая молчание их - за ответ.
Повенчают нас звезды обеих медведиц,
Завершая оргазмы парадом планет.
А священное озеро вплавится в недра
Наших душ, вымывая притихшее зло.
И нависнут над нами могучие кедры,
Как огромное, черное чье-то крыло,
Что укроет от самого страшного сглаза,
Посвятив нас, уставших, в таежные сны.
Приходи в эту ночь - ты почувствуешь сразу,
Как давно мы и жадно друг другу нужны.
Потому, не тяни! Мы так долго блуждали -
Время сбора разбросанных нами камней.
Пусть уходят чужие, которые ждали
Недостаточно сильно... Иди же ко мне.
***
Крысы окрысились, свылись лисицы;
Спелись заезженной песнею рты.
Но если вместе нам все еще спится,
Разве не ты мне нужнее всех?
Ты!
Пусть разрослись мировые болезни;
Выросли дети содомьей чумы.
В миг, когда в пекло друг друга полезли,
Кровью и душами сплавились мы.
Значит не выспаться нам друг без друга.
Значит не вымолить вечный покой.
И потому, быть твоею подругой
Мне не бывать в этой жизни - и той.
***
Расплети мои косы, займемся зачатием зла –
Я блудницею в этих краях прослыла еще той.
И с плеча моего так маняще рубашка сползла,
Чтоб тебе, даже вечный, и то – только снился – покой.
Разукрась мое тело укусами, мне не в первой.
Но куда нам до тех, что замучены пытками там,
Где кровавые лица так жадно целуют войной,
Потому что у них ни души не осталось, ни рта.
Прикасайся ко мне, как к последней. Ты мне – позарез.
Мы, устав выживать, улеглись на перину траншей.
Наши звезды – как бельма, у некогда зрячих небес,
А с земли это кажется в тысячу страхов страшней.
И, по песьи, мы лижем друг друга, вину теребя –
Ту, что взяли за тех, кто не верит в любовь или рай.
Обними меня так, чтобы я умерла за тебя.
Поцелуй меня так, чтобы было легко умирать.
***
Некуда нам с тобой, горемычным, деться,
как ковылю в степи обнаженной негде
спрятаться. И стоим мы – совсем как в детстве –
так уязвимы перед колючим снегом,
что нестерпимо ранит льняную кожу,
точно, клеймя. И так безутешна площадь,
нас приютившая, как бездомных кошек;
или собак безродных, бесправных; прочих
тварей ненужных сытому болью миру,
где и без нас давно уже было тесно…
Шепчешь мне, улыбаясь: «Не бойся, Ира,
лед под ногами нашими уже треснул».
***
Имя тебе — лоза, что вокруг шеи ластится.
За твоим домом; за осенью, что окрасилась
В цвет незаживших ран, нежность больной собакою
Жмется к моим ногам…Только бы не залапала.
Кто в твою дверь вошел — бес ли в обличье женщины?
Имя твое из зол — большее или меньшее?
Ведь я забыла, как верность бывает – лисьею.
Имя тебе — овраг, где я лежу под листьями...
И не найти меня с факелами, с ищейками.
Имя тебе — петля, спутанная с ошейником
Для моей нежности, словно с цепи сорвавшейся...
Спи моя нежность, спи — эта петля не страшная.
Это петля петле'й — в ней бы болтаться всякому.
Имя твое в тепле, что уже не иссякнет. И
Не повернуть назад — шея петлею сломана.
Имя твое не зря яблоком, с ветки, сорвано.
***
Ой ли, хлопчику - мне враже?
Па'левой косой
Удушу того, кто скажет,
Будто бы - чужой.
Исхитрилась же по нервам
Дрожь от твоих глаз!
Как языковым барьером
Разделили нас?
Кровь, что горячее лавы,
Одна - на двоих....
Мальчик мой, скажи як справы
В стороне «чужих»?
***
Венки твои ко времени сейчас
Из выжженного горем разнотравья,
Где хлынули багряные – в Донбасс,
Замученный спланированной травлей.
Как детям ты поведаешь о том,
Целуя их в пробитые зерцала,
Что трупы укрывала рушником,
Который так любовно вышивала?
А детям ты поведаешь когда,
Целуя их в бессонные глазницы,
Как смертью засевали города
Жнецы твоей невидимой границы?
Жнецы братоубийственной войны,
Безликие соглядатаи бойни.
И вот безлюдьем улицы полны –
Свидетели невысказанной боли.
Здесь нет воинов света и добра –
И бесы без трофеев не изыдят.
Здесь правды нет…
А бабушка стара –
Боится, что нас больше не увидит.
***
Мое счастье, теперь – все честно:
Делим поровну боль и платим
За квартиру, в которой тесно,
Как в больничной пустой палате.
Мне – задернутость занавесок,
Немость комнат и хлеба черствость…
Моя нежность, теперь все честно.
И, пожалуй, еще – все к черту!
Мое счастье – теперь все просто:
Не срывая свои стоп-краны,
Я люблю тебя, словно, поезд
Любит в вечном романе Анну.
Так вода не была любима
Ни одной из своих русалок.
Я люблю тебя, как Людмилу
Любит ревностный меч Руслана.
Так не будет любимо небо
Войском ангельским или звездным.
Я люблю тебя каждым нервом,
Мышцей, мускулом, долей мозга.
Я люблю тебя как застенки
Сумасшедшего дома любят
Разум Мастера… Мой запретный
Плод (на нем прокололись люди),
Я люблю тебя – самой светлой;
Самой грязной любовью, пошлой.
Я люблю тебя первым снегом,
Что растаял зимою прошлой.
Так люблю тебя – словно сына –
Не рожденного. И не тайна,
Что люблю тебя с той же силой,
Как не любит Онегин Таню.
С той же страстью, как тают льдины.
С болью той, когда рвет на части…
А тобою я так любима,
Ненаглядное мое счастье?
***
В лесу дремучем,
В гнезде паучьем
Жила беззвучно.
Ждала напрасно.
А ты был лучшим.
Был самым лучшим.
Бессмертный лучик
В загробном царстве.
Но гнулись сосны,
Ломали спины;
Тянулись сосны
Ко мне губами.
Не просыпайся!
Поспи, Ирина.
С нами спокойней,
Надежней с нами.
Лакали лисы
Из моей боли.
Псалмы мне пели
Ночные лисы.
Мы не увидимся с тобою,
Ведь ты мне снился…
Всего лишь снился.
***
В снегу, как в саване,
Упавшей искрою,
Лежу – пресамая
Твоя пречистая…
С тончайшей кожею,
С глазами-ямами.
Кровинка Божия –
Твоя пресамая…
Снег меня кутает,
Как королевишну.
И эту шубку ты
Одной наденешь мне.
Лишь мною светятся
Глаза-прогалины.
А в целом свете я
Одна такая ли –
Твоя пресамая,
Твоя прилучшая?
Горят под саваном
Глаза-излучины.
Лежу под снегами,
Как сиротинушка.
И шепчет небо мне:
Не спи, Иринушка.
***
Ты и не знаешь
десятой доли
моих мучений…
С волком – по-волчьи.
Вольному – воля.
Умному – время.
Милому – нежность,
бьющая соком из сердцевины.
Хищнику – жертву.
Выстрелу – сердце.
Милому – имя:
НЕПОБЕДИМЫЙ.
Необходимый.
Неприручённый.
Мне – твоя нежность,
из сердцевины,
бьющая в лоно.
Окликом в спину –
Бесповоротно.
Беспрекословно…
Я – твоя капля
в выжженном сердце;
в высохшем море…
***
Декабрь выпустил своих демонов. Не самых страшных еще — но все же...
А мы с тобой ведь «не пальцем деланы» — у нас стальная броня под кожей.
И прикасаясь губами к бьющейся, как птица, жилке на твоей шее
Я понимаю — меня не плющило так никогда, что еще страшнее.
Но сожжены все тетради прошлого (хоть говорить так теперь не модно).
А в наших чувствах так мало пошлого, что мы животным, скорее, сродные
В своем стремлении быть, как целое — бежать по снегу стремглав, бок о бок.
Осточертело быть под прицелами недобрых взглядов и местных сводок.
Мы с головою лежим под снежным, от глаз укрывшим нас, покрывалом...
А в наших ласках так много нежного, что даже рук нестерпимо мало.
Пускай пронюхал о нас декабрь, на нашу травлю всю бросив силу,
Но мне с тобой пять минут хотя бы — и я плевала на эту зиму!
Комментарии читателей:
Комментарии читателей:
« Предыдущее произведениеСледующее произведение »