ВОРОВКА

 

бог проходимок и шарлатанок сделать ее хотел фавориткой. 

слезы мои жемчугами станут, только бери и нижи на нитку. 

тонкими пальцами вьет рассказы, гладит и гладит – все против шерсти. 

боль мою плавит, потом алмазом принарядит свой венчальный перстень. 

мы любовались на небо с милым – кошкой прокралась, сманила лестью, 

хрупкость запястий легко цветила звоном хрустальным моих созвездий. 

змейкой кошмарные сны украла, переписала с нуля сценарий,

шифры, стихи, адреса, скандалы – все засушила к себе в гербарий.

 

список пропаж доведя до сотни,

таю, как снег. и уже сегодня,

 

недосчитавшись имен и сказок,

летних ночей и осенних красок,

майской луны, весен, полных солнца, 

 

я не проснусь, 

а она

проснется.

 

LA MORT

 

ее духи – не мята, не гибискус, не свежесть льда, не аромат вербены, 

в них трав аптечных сладковатый привкус, с хмельной горчинкой, легкой ноткой тлена.

она гостит у праведных ночами.

их сны хранит. их кофе пьет. колдует. 

она придет – не пожимай плечами – твою печаль утешить поцелуем. 

и ткань судьбы латает кропотливо, укрывшись шалью цвета антрацита.

 

ей важно знать – ты доживешь счастливым

до дня ее последнего визита.

 

БЕСПРИЮТНОСТЬ

 

ты позови меня домой, я так устала быть бездомной. 

тончайшей снежной бахромой асфальт подернут. монохромна

моя тоска – сплошной графит глухой стеной, в ней нет оттенков,

и отрешенно говорит о недоступных абонентах

на старой записи ничей, давно забытый, мертвый голос.

а кровь в висках все горячей. от сердца хрустко откололась

та часть, где бережно храню твою случайную неверность,

чужую злую болтовню. я сберегала эту скверну,

 плохие дни – им под замком не укусить, не разбежаться.

перебирала их тайком и боль сплошную на абзацы

делила. легче по чуть-чуть отмерить горя, а не залпом

свою беду принять на грудь одним глотком, тягучим, жарким. 

еще не спят, еще шумят живой рекой автомобили,

но фонари холодный взгляд мне вслед брезгливо заструили. 

 

я так устала, позови. ответа нет. и я согласна – 

пусть зябким мраком нелюбви 

укроет город безучастно.

 

МЫ ПОТЕРЯЛИСЬ

 

мы существуем, пишет Сьюзен Зонтаг,

лишь чтобы кто-то нас запечатлел

на ярком фото. где за горизонтом

мы потерялись? робок и несмел

любой в попытках отыскать дорогу

к чужой душе и очертить абрис

своих побед. я верю – каждый смог бы.

мы потерялись. дай нам Бог найтись

и написать хоть пару резких строчек,

что бьют насквозь. и пулей у виска

 напоминают, как наш мир непрочен,

 все мы – слабы, а смерть – всегда близка.

пусть наша боль разбитым бриллиантом,

 занозой в легких колет, режет, жжет.

 а мир, вообще-то, многовариантен,

и каждый выбор – новый поворот.

самообман в халате санитара

вколол в плечо глоток щадящей тьмы.

смеемся, плачем с фотографий старых.

мы потерялись. потерялись мы.

все изменить и в новую реальность

шагнуть – легко. о прошлом не жалей.

 

и перестань листать паранойяльно 

чужие судьбы в поисках своей.

 

MAKE LOVE, NOT WAR

 

слушай, гарсон, набери ноль два, там обещали меня беречь. 

пусть зачитают мои права, снимут вину с подуставших плеч. 

сам я пока молодой солдат, мне не знакомы слова тоски, 

верен, циничен, слегка поддат, сердце еще не рвало в куски. 

 

в этих боях нам потерь не счесть: только влюбился – уже убит. 

сотни шарлотт отдают мне честь, пряча мужей от стервоз-лолит. 

парня отбили? включай кураж, welcome to army! и он пленен силой твоей. 

ныряй в камуфляж, встань на защиту своих знамен. 

 

стройся!

равняйсь! 

на свиданку мммарш! 

 

(славный мой брошенный рядовой)

 

 месит и месит в кровавый фарш

нас на фронтах безнадежных войн.

 

и – добровольно под трибунал.

каждый полюбит, потом умрет.

я – дезертир, и я так устал.

слышишь сирены? неси мне счет.

 

ВЕСЕННЕЕ БЕЗНАДЕЖНОЕ

 

ловить за хвост обрывки рифм и много пить (грешна, грешна), саму себя уговорив - я не больна, это весна ломает ногти о стекло : "впусти меня. держись, сестра". дыши, живи. не рассвело еще пока, но до утра осталось чуть. не омрачай - все заживет. и темным сном расстелет май твою печаль, развеет в сумраке сыром весенних ласковых дождей. хоть ноет старый перелом, не очерствей. не охладей. и - пусть со сломанным крылом - ты полетишь... 

 

но - видит Бог - я лгу себе. неумолим простейший факт - бесцветен, строг и пуст мой мир. 

 

ведь я не с ним.

 

 

ВЕРНИСЬ

 

смутные призраки новых строчек тянут за пальцы, ломают почерк. месяц лениво качает ангел, звезды нетрезво танцуют танго. пьешь, как целуешь, - легко и жадно. не обернувшись, уйдешь – и ладно. кто же так любит, скажи на милость? я ворожила, гадала, снилась – ты отмахнулся от снов и песен, наши качели уравновесил, серпик поправил на небе пьяный, звезды отпаивал валерьяной. все просто взял и вернул на место, а мне одной – ни небес, ни блеска. как без тебя пережить мне холод? светит хрустальным огнем мой город. к новой зиме не готов, обижен, что в декабре мы не стали ближе.

шанс повстречаться (совсем ничтожен) дразнит, кусает, щекочет кожу. калейдоскопом летят недели, скоро куранты мой год разделят, перемешают «потом» и «перед».

 

может, вернешься? 

я буду верить.

 

БОЛИ РОСТА

 

что там сверкает над спящим городом, искрами жжет облака крылатыми?

бабочек рой из любовей вспоротых россыпью в небо летит с докладами:

 

эту, на «эл», они всю растратили, страсть, что была дуракам отпущена.

так что меняй, говорят Создателю, нас – на детей, а мечты – на сущее.

 

хватит быть юными, бесшабашными, время пришло становиться взрослыми.

вот и заплакали: «мама, страшно мне!» – те, что нам небом без спроса посланы.

 

цепко за волосы, серьги, лацканы, хваткими пальцами душу щупая,

смотрят с вопросом пытливо-ласково: «ты меня точно хотела, глупая?»

 

позже царапает дёсны, режется первое «кажется-мне-не-справиться»,

чешется совесть, зудит до скрежета. это пройдет, и не плачь, красавица.

 

станешь хитрее, умней, лукавее. все поправимо. 

одно есть страшное – 

в ежевечерней мольбе за здравие перечислять имена домашние списком привычным, прося хорошего.

вдруг 

пустоту 

видеть 

вместо имени,

как вместо зуба, который – в крошево. 

и – задохнуться.

 

непоправимее

быть и не может. 

потом оглаживать ту пустоту тянет нас навязчиво.

будем себя измерять пропажами, метрами прошлого-уходящего.

 

будем себя измерять потерями. копим грехи, переходят в качество.

жизнь-то проходит, а мы не верили.

 

не черновик. 

надо сразу – начисто.

 

ЗА МЕЧТОЙ

 

одно сплошное жалкое фиаско, вся жизнь – как вечный високосный год.

неверный шаг – и мир теряет краски, заводит в глушь поспешный поворот.

 

седой Господь, прищурясь близоруко (небесный слепит и его огонь),

 

пока ты, детка, опустила руки,

твою судьбу вложил другой в ладонь.

 

сдаваться/драться/плакать – все едино, альтернатив цветное ассорти.

петлистым, трудным, скорбным серпантином к своей мечте теперь тебе идти.

дойдешь, не плачь. 

и, стоя на вершине, хрустальных звезд с десяток наберешь.

кусают пальцы, тают – черт бы с ними, 

зато ты знаешь – все сплошная ложь.

внизу твердят – дотронувшись до неба, ты будешь счастлив. 

 

но в руках – вода, кровь талых звезд. и ты устало, слепо

шагаешь вниз. 

 

как раньше – в никуда.

 

---

Комментарии читателей:

Комментарии читателей: