Лана Мациевская «Корги и бес»


ГОРЕЦ


Возвышавшиеся на холме развалины древнего замка Глэнн представляли собой величественное и одновременно грустное зрелище. Казалось, что время особенно жестоко обошлось с этими стенами, словно стремясь стереть даже саму память о той славной и далекой эпохе, когда 24 июня 1314 года (1) войска гордого шотландского короля Роберта I Брюса одержали великую победу при Бэннокберне и освободили родную Шотландию от английского владычества, восстановив ее независимость. Тогда неприступный Глэнн принадлежал одному из сподвижников Брюса барону Седрику из клана МакГиров – самому отчаянному смельчаку во всем Хайлэндсе (2). В битве при Бэннокберне он спас жизнь самому Брюсу, правда, ценой своей собственной…

Ныне Глэнн лежал в руинах, а воспоминания о герое Седрике свято хранил лишь один старик – Артур МакГир. Словно повинуясь зову далеких предков, он регулярно приходил под разрушенные стены замка со своим преданным другом – колли Дунканом, обожавшим длительные прогулки по вересковым холмам. Артур подолгу сидел здесь, предаваясь одному ему ведомым мечтам, а Дункан весело носился по округе в поисках овец, которых можно было бы попасти – к огромному сожалению собаки, хозяин никак не догадывался завести для Дункана хоть небольшую отару, чтобы тот тоже мог отдаваться инстинкту зова собственных предков. А то те немногие глупые овцы, которых ему удавалось иногда встретить, пугались незнакомой собаки и норовили не мирно пастись, а разбежаться по всему Хайлэндсу к явному неудовольствию своих хозяев.

Второй бедой, преследовавшей Дункана, был живший по соседству старый английский бульдог. Как всякая уважающая себя ШОТЛАНДСКАЯ овчарка, Дункан терпеть не мог этого сноба – АНГЛИЙСКОГО бульдога, само существование которого в непосредственной близости от дункановских владений с зарытыми «на черный день» косточками мешало ему спать спокойно. Кстати, не далее как вчерашним вечером Дункан, возвращаясь с прогулки, застал зловредного бульдога совершающим подкоп под живую изгородь двора МакГиров. Немедленно обратив врага в бегство, словно трусливую овцу (бедный бульдог действительно отличался довольно трусливым характером, что вообще-то практически не свойственно представителям его породы), Дункан все же решил, что одну самую заветную баранью косточку завтра же надо перепрятать. И теперь бережно нес в зубах свое сокровище, намереваясь зарыть его под стенами Глэнна – раз любимый хозяин так любит это место, значит, оно самое безопасное на земле и никаким бульдогам сюда не добраться.

В отличие от полного сил Дункана старому Артуру каждый раз тяжело давался подъем к замку. Но он никогда не изменял традиции, словно стремясь разгадать одну многовековую тайну, которую хранила его семья. Дело в том, что сын самого Седрика, прямого предка Артура, считался… незаконнорожденным. Все знали о любви благородного шотландского барона к прекрасной леди Абигайль Мелроуз. Свадьба должна была состояться в середине августа, когда вокруг зацветет вереск и воздух наполнится волшебным, пьянящим, полным любви ароматом. Но Седрик погиб, не дожив до своего счастья. А через девять месяцев скончалась в родах леди Абигайль, произведя на свет мальчика. Никто не сомневался, что этот ребенок может быть только сыном Седрика. Говорили, что перед смертью Абигайль пыталась найти какие-то бумаги, подтверждающие, что ее союз с бароном все же был освящен Церковью. Ей не поверили, посчитав, что она просто обезумела от горя, и выдает свои мечты за свершившийся факт. Впрочем, Роберт Брюс в память о заслугах Седрика все же повелел сохранить за новорожденным имя МакГиров: потомки маленького Роберта, как окрестили младенца в честь короля, продолжали носить тартан цветов клана и владеть фамильным гербом, в щите которого было изображение собачьей головы – символа преданности и бесстрашия. Но баронский титул МакГирами был утрачен, а замок Глэнн отошел короне – рождение бастарда в те времена каралось очень жестоко и покрывало последующие поколения несмываемым позором. Роберту еще повезло: горцы слишком уважали храброго барона, не пожалевшего жизни за своего короля, и никогда не напоминали Роберту о пятне его происхождения. Словно души героя Седрика и красавицы Абигайль продолжали оберегать своего сына даже после смерти…

Почему спустя столько веков после тех событий Артура тянуло к развалинам, давно уже не принадлежавшим его семье, он и сам не мог понять. Какую-то неведомую щемящую тоску, охватывающую его каждый раз, как только он касался рукой шершавых поросших мохом камней замковых стен, чувствовал только верный Дункан. «Да, – шептал ему на ухо Артур, – у тебя-то с родословной все в порядке». И тогда Дункан начинал ощущать себя последней паршивой овцой, потому что ничем не мог помочь любимому хозяину.

Но сегодня Артура особенно утомил тяжелый подъем. Он сел на землю, прислонившись спиной к нагретому августовским солнцем камню и, казалось, задремал. Дункан, не теряя времени, начал выбирать место для своего тайника. Легко перепрыгнув пролом стены, он нашел под полуразвалившейся лестницей очень удобное углубление и начал сосредоточенно копать, не выпуская изо рта косточку, – мало ли вокруг найдется охотников на такое богатство! Но вскоре Дункан понял, что выбрал неудачное место: вырыв довольно глубокую ямку, он уже собрался было опустить туда кость, но тут лапы внезапно заскользили по какой-то твердой и гладкой поверхности. Бросать на полпути начатое дело было не в характере гордого шотландского «горца». Дункан решил, во что бы то ни стало откопать мешающий ему предмет и, несмотря ни на что, зарыть любимую косточку именно здесь! Работа продолжалась, и тут в проломе стены показалось лицо Артура.

– Дункан, ты здесь? Чем это ты так занят?

Дункан поднял на хозяина перепачканную в земле голову и виновато заскулил.

– Ну, ну. Я же не сержусь. Заканчивай, и пойдем домой, – добродушно усмехнулся Артур. – Хотя погоди… Что это там у тебя?

Отодвинув плечом собаку, старик сам склонился над ямкой, разгреб руками землю и извлек на свет божий небольшую шкатулку, обитую сверху проржавевшим железом. Подняв с земли небольшой камень, Артур сбил им маленький замочек и с каким-то необъяснимым волнением открыл крышку. В шкатулке лежал плотно свернутый свиток, по виду очень древний. С замиранием сердца Артур развернул его. Текст, написанный по латыни (Артуру повезло: он прекрасно знал латынь со времен обучения в Эдинбургском университете), практически не пострадал от времени.

«Сим удостоверяю, что я, Томас Уркворт, оруженосец благородного барона Седрика МакГира, присутствовал на тайном обряде святого венчания барона с леди Абигайль Мелроуз, совершенном епископом Инвернесским сего дня 15 июня в лето от Рождества Христова 1314-е. Боясь быть убитым за свободу родной земли от власти проклятых англичан, благородный барон повелел не дожидаться объявленного дня свадьбы и совершить обряд немедленно и тайно, дабы, если будет на то воля Божья, в назначенный день объявить пред всеми о свершившемся счастливом событии. Эту грамоту, подписанную самим епископом Инвернесским, благородным бароном и благородной леди, мне, Томасу Уркворту, надлежит свято хранить до дня 15 августа лета от Рождества Христова 1314-го. Да благословит нас Господь милостивый и всемогущий. Аминь.»

Артур долго не мог прийти в себя, вновь и вновь перечитывая строки, которым было уже почти 700 лет. Что сталось с этим Томасом Урквортом? Почему он закопал грамоту под стенами родового замка МакГиров, а не отдал леди Абигайль после смерти Седрика? А может оруженосец сам пал в бою вместе со своим господином? На эти вопросы ответов не было. Но грамота была! Грамота, доказывающая, что Роберт МакГир – единственный законный наследник баронского титула и замка Глэнн. Роберт МакГир – прямой предок Артура МакГира! И эту грамоту нашла его собака!

Дункан, который тем временем уже успел закопать свою кость, терялся в догадках: чем он обидел своего хозяина, ведь у того в глазах стояли слезы. Может снова откопать косточку, да и отдать ее хозяину – от такой великолепной кости любой утешится! Но расставаться со своим богатством Дункану не пришлось.

– Ты хоть понимаешь, что для меня сделал? – прерывающимся голосом спросил старик, гладя шелковистую шерсть собаки. – Чем я теперь тебе обязан? Да что я! Все МакГиры, все прошлые и последующие поколения нашего рода. Видно недаром на нашем родовом гербе изображена собачья голова. И я знаю, как мне отблагодарить тебя. Когда я восстановлю для нашей семьи баронский титул и вновь приобрету в собственность замок Глэнн, то обязательно заведу целую отару овец, и ты будешь их пасти. Ты ведь об этом мечтаешь, правда? А своим детям и внукам завещаю обязательно держать у себя колли – нашего ангела-хранителя. Отныне и во веки веков в окрестностях замка Глэнн будут пастись овцы под присмотром благородных шотландских овчарок.

Так в Хайлэндсе родилась еще одна шотландская традиция.



БРАТЬЯМ ГРИММ И НЕ СНИЛОСЬ…


Детям, родители которых из-за какого-то непонятного тщеславия дают странные экзотические имена, можно только посочувствовать. Еще бы! Если вас, к примеру, в детстве ласково именовали Бруди, то до определенной поры вам было, как говорится, «по барабану». Но когда вы выросли и стали Брунгильдой Степановной, уже стало не до смеха. Хорошо еще, если в вашем окружении найдется Даздраперма (3) Эдуардовна, или Ариадна Акакиевна, или на худой конец, Лапанальд (4) Мэлорович – вместе вам будет легче отбиваться от иронии коллег и знакомых. К тому же у вас есть возможность после всех кошмаров школьных лет, сопровождавшихся издевательствами и насмешками со стороны сверстников, по достижению 16-летия подобную экзотику вообще сменить на более привычные нашему слуху имена, и на этом положить конец своим страданиям.

То ли дело собаки! Они вынуждены жить со своими именами всю жизнь и безропотно откликаться на них. Кстати, язык не поворачивается говорить по поводу собачьих имен «клички»; клички – это у уголовников на зоне, а собаки – наши любимцы, да что говорить – члены семьи. Так что давайте договоримся сразу – у них тоже есть имена.

Так вот, вы никогда не встречали китайскую хохлатую, гордо именуемую Тайсон? Бедное трясущееся то ли от страха, то ли от холода создание при всем желании не сможет оправить вас в нокаут или откусить ухо, которое просто не поместится в его маленьком ротике. А какой-нибудь ирландский волкодав по имени Колокольчик, или по-семейному Коленька? И это, не считая тех совершенно непроизносимых имен, которые записываются в официальные паспорта и родословные братьев наших меньших!

Все эти мысли молнией пронеслись в голове Александра Юрьевича Кузнецова, когда он получал родословную подрощенного щенка сибирского хаски, только что им приобретенного. Там черным по белому было написано, что матерью «нового Кузнецова» является Сан-Мурман Уинтер Сноу Уайт Инфинити, а отцом – чемпион породы Сан Шайн Хаски Интернэшнл Амундсен. Самого же «юношу» звали Сан-Мурман Сайбириен Вулф… Рапунцель. Этот «рапунцель» совершенно добил Кузнецова. Ему казалось, что более дикого имечка для собаки придумать трудно. Смутные воспоминания детства воскресили образ какой-то длинноволосой принцессы (это что же – кобельку дали женское имя?!), которую родители в угоду своих, прямо скажем, странных гастрономических пристрастий отдали местной колдунье. Дальнейшую историю этой принцессы, рассказанную развеселыми собирателями жутковатого немецкого фольклора братьями Гримм, Александр Юрьевич не знал. Маленькому Саше даже в детстве казалось, что отдать родного ребенка из-за любви к какой-то травке могут только очень-очень злые и противные люди (о наркоманах он тогда не имел ни малейшего понятия). Поэтому Саша эту сказку не любил, начинал плакать, и ему так никогда и не дочитали ее до конца.

И вот теперь новоявленный Рапунцель доверчиво смотрел на своего уже обожаемого хозяина небесно-голубыми глазами и слегка повиливал пушистым хвостом-баранкой. «Нет! Никаким Рапунцелем ты категорически не будешь! Меня же все засмеют! Ты будешь зваться… э-э-э… Рапс! – решил Кузнецов. – Пусть в этом имени тоже есть что-то ботаническо-вегетарианское. Но звучит оно гораздо более мужественно и по-собачьи что ли, чем дурацкий Рапунцель». Вот так «Рапунцель Амундсенович» стал просто Рапсом.

Надо сказать, что Кузнецов, заводя хаски, руководствовался исключительно двумя мотивами: во-первых, ему была нужна собака, а во-вторых, эта порода внешне очень приглянулась Александру Юрьевичу, особенно своим необычным и завораживающим «небесным взглядом». В кругу серьезных столичных бизнесменов, в котором вращался Кузнецов – совладелец крупного издательского дома – было принято иметь несколько обязательных атрибутов, указывающих на то, что жизнь удалась. К ним, помимо роскошного загородного коттеджа, хорошей машины и дорогих часов, прилагалось «продвинутое хобби». Например, охота. Охотится Александр Юрьевич не любил, но его друзья были все сплошь охотники. Пришлось и Кузнецову не отставать, «не откалываться от коллектива и, как говориться, соответствовать». Он приобрел дорогущее ружье и охотничье обмундирование, внедорожник – любимый BMW Х6 – уже стоял в теплом подземном гараже. Оставалось обзавестись собакой. То, что сибирский хаски категорически не пригоден для охоты, Александра Юрьевича интересовало мало. Ему понравилась порода, и точка! Пусть мохнатый голубоглазый красавец просто бегает в свое удовольствие с хозяином по лесу, раскапывает норы – естественно, безрезультатно – и тем самым обеспечивает себе необходимую физическую нагрузку.

Все бы ничего, только вот родословную пса пришлось показать друзьям: они должны были знать, что Рапс – самая что ни на есть чистокровная собака. И в этой самой родословной мозолил глаза проклятый Рапунцель! В ответ на дружный хохот Александр Юрьевич, про себя поклявшийся пристрелить всех, кто придумывает собакам подобные имена, объявил, что собаку его зовут Рапсом и, как ему казалось, положил конец всеобщему веселью. Однако на следующий день от своего закадычного друга и соратника по бизнесу Юрия Владимировича Долинского он получил подарок: роскошный ошейник, на внутренней стороне которого – спасибо, что хоть не на внешней! – красовалась надпись «Хочу домой! Рапунцель». «Теперь твоя собака точно не потеряется!» – давясь от смеха, сообщил Юрий. Кузнецов покраснел от гнева, но подарок старого приятеля принял. Тогда он еще не знал, что именно этот издевательский ошейник и необычное имя собаки сохранят его счастье…

Прошло два года. С очередной охоты Александр возвращался, как всегда, без трофеев. И это обстоятельство его нисколько не огорчало. Друзья предлагали ему остаться в охотничьей сторожке еще на денек, но Кузнецов решительно отказался. Ему вдруг захотелось в оставшийся выходной день просто полежать у телевизора, почитать немудрящий детектив, а вечером пройтись с Рапсом по осеннему парку, расположенному недалеко от его дома.

Весь день накрапывал мелкий дождик, дорога была скользкая и пустынная, но Кузнецов всецело полагался на свой верный BMW Х6 и не снижал скорости. На заднем сиденье развалился уставший, набегавшийся за день по лесу, Рапс. Он спал и во сне повизгивал и подергивал лапами – ему снились острые будоражащие лесные запахи и ожидающая его по приезде миска со вкусной едой. Стремительно темнело, и вскоре узкую неосвещенную проселочную дорогу поглотила глухая дождливая осенняя ночь.

Внезапно дальний свет встречной машины ослепил Кузнецова; ему вдруг показалось, что огромная фура несется прямо на него. Александр резко крутанул руль вправо, машину занесло на размытой глинистой почве, повело в сторону, и она на полной скорости врезалась в придорожное дерево. При этом машина не особо пострадала, но сам Кузнецов, не пользовавшийся из-за глупой мальчишеской бравады ремнем безопасности, с размаху ударился головой о лобовое стекло. Новая вспышка света, затем темнота, и Александр перестал осознавать окружающий мир…

«Рапс… Рапс…» – сквозь какую-то пелену и боль чужим хриплым голосом простонал Александр.

«Это бред – последствие сильного сотрясения мозга, – отозвался откуда-то сверху совершенно незнакомый голос. – Зафиксируйте симптомы и пойдемте в ординаторскую».

«Почему бред? Какие симптомы? Где я?» – с ужасом подумал Кузнецов. И внезапно вспомнил и возвращение домой после охоты, и аварию, и… «Господи! Я, естественно, в больнице. А где же Рапс?!»

Узнав о случившемся, в больницу к другу немедленно выехал Долинский. Он взял на себя улаживание всех формальностей, связанных с аварией и ремонтом машины. Но, самое главное, обещал выяснить хоть что-нибудь касательно судьбы Рапса. Через несколько дней Юрий снова появился в палате у Александра, но ничем его порадовать не смог: авария произошла на подъезде к Боровску, ни на ее месте, ни в ближайших окрестностях ни о каком сибирском хаски никто ничего сообщить не смог…

Кузнецов провел в больнице две недели. Он ни на минуту не переставал думать о Рапсе. «Раз на месте аварии не обнаружили трупа, значит, Рапс жив. Просто бегает где-нибудь по окрестностям, а может, его уже и подобрал кто-то. Собака-то ведь очень красивая». Выписавшись, Кузнецов немедленно выехал в окрестности Боровска («подлеченный» BMW уже ждал своего хозяина). Он бродил по лесу в районе аварии, объездил все близлежащие деревни, расклеивал объявления – все было безрезультатно.

Как-то вечером к Александру заехал Юрий. Чтобы отвлечь друга от мрачных мыслей, он посоветовал ему последнее неиспробованное средство – залезть в Интернет. В конце концов на то она и всемирная паутина, чтобы оплетать своей сетью весь мир – от Нью-Йорка до Боровска.

Поиск на запрос «найден хаски» ничего не дал; собаки терялись, находились, но это были чужие собаки. На «Рапса» искать было бесполезно: если даже его и подобрали, как бы новые хозяева узнали, что собаку зовут именно так? И вдруг Юрия осенило: «Слушай, а он был не в том ли ошейнике, что я тебе подарил? Забивай в поисковик “Рапунцель”!»

Первые найденные сайты были посвящены чему угодно, только не собакам. Почти потеряв всякую надежду, которая и так, откровенно говоря, была минимальной, Александр перебирал сайт за сайтом и вдруг…

На форуме выпускников 2008 года боровской школы № 3 некто, скрывающийся под ником Tangled, писал следующее: «Прикиньте фишку! Неделю назад к нам на улице прибилась классная псина – лайка. Причем в ошейнике, но явно брошенная. Мы ее взяли домой, а как ошейник сняли, так и имя псины узнали. Ее зовут РАПУНЦЕЛЬ! Правда, мы переименовали пса в Пунша – звучит менее прикольно, зато по-человечески».

Как Кузнецов выходил на электронный адрес неизвестного «Тангледа», как писал ему письмо, с каким трепетом ждал ответа, он помнил смутно (все-таки сотрясение мозга было, можно и на память пожаловаться!) На следующий день он вместе с Юрием выехал в Боровск.

«Танглед» оказался, вернее, оказалась девушкой с «говорящим» (по крайней мере, для Кузнецова) именем Надежда. По иронии судьбы у нее были длинные белокурые волосы, собранные сзади в «конский хвост», и проникновенные голубые глаза! (Обычно такие совпадения бывают только в сказках, но на этот раз жизнь оказалась «посильнее, чем братья Гримм».) Надя с явным сожалением отдавала друзьям собаку. Но Кузнецов, помимо солидного вознаграждения, пригласил ее навещать их в Москве и оставил свой адрес и телефон. Тем более, что и Пунш-Рапс уже успел привязаться к новой хозяйке.

Сказать, что Александр и Юрий возвращались домой в приподнятом настроении – значит ничего не сказать! На заднем сиденье, как всегда, развалился нагловатый избалованный Рапс; никаких последствий перенесенного стресса у него не наблюдалось. Пес со всех сторон был обложен вкусными подарками; он блаженно жмурился и лениво слюнявил «неимоверно полезную кость со вкусом баранины и с добавлением морских водорослей» из боровского зоомагазина, данную в дорогу Надеждой.

А Кузнецов тем временем думал, что вот сейчас он вернется домой, проводит верного друга Юрия, достанет с книжной полки старенький томик братьев Гримм, затащит Рапса на диван, будет чесать ему пузо и прочитает наконец пресловутую сказку «Рапунцель» – надо же узнать, чем там все закончилось-то на самом деле!



ЧЕК НА РИВЕРЕ5


Турнир проходил, как обычно, как и десятки других турниров по покеру, которые маститый профессионал Майк Фергюссон играл в своей жизни. Он уже давно не волновался перед игрой, выработал свой стиль и собственную стратегию. Вот только в этот раз игра у него не шла, удача словно отвернулась от «непобедимого Фергюссона».

Пожалуй, у Майка было только одно слабое место – он был болезненно суеверен и чудесным талисманом, приносящим ему удачу, считал… свою таксу с «говорящим покерным» именем Баттон. Каждый раз, уходя на игру, Фергюссон проводил неизменный незамысловатый ритуал: несколько минут он должен был подержать Баттона за хвост, как говорится, «на счастье». Правда, Баттон отличался довольно своенравным и склочным характером, процесс хватания за хвост считал прямым оскорблением и так и норовил при этом укусить Майка за руку. Но Майк не унывал. Наоборот, если псу удавалось прихватить его зубами, то он почитал это особо благоприятным предзнаменованием, тем более что таксик и кусал-то его понарошку, только для того, чтобы подчеркнуть, кто в доме настоящий хозяин.

Коллеги по покерному цеху неоднократно подтрунивали над чрезмерно серьезным отношением Фергюссона к «собачьей магии». Однако ирония судьбы заключалась в том, что именно сидя на баттоне, Майк, словно по мановению волшебной палочки, ухитрялся получать наиболее сильные комбинации и выигрывать самые высокие ставки. Так что выражение «поймать удачу за хвост» для Фергюссона было вовсе не пустыми словами!

Но сегодня с утра Майк пребывал в крайне мрачном расположении духа. За завтраком состоялся последний решающий разговор с женой Эрикой. Теперь уже с бывшей женой – бракоразводный процесс подходил к концу, и оставалось уладить лишь последние имущественные формальности. Между тем Эрика все еще проживала в доме Майка, пока в ее собственной квартире заканчивался ремонт. Теперь он закончился, и Эрика навсегда покидала дом некогда любимого супруга. Так вот, именно сегодня, перед серьезным и престижным покерным турниром Мировой серии, жена вновь безапелляционно заявила Майку о том, что Баттон остается с ней! Справедливости ради, надо отметить, что в свое время щенка действительно приобретала она; Майк был какое-то время даже против собаки в доме. Но потом он так привязался к непоседливому и юркому щенку, что уже не мыслил без него своего существования. Имя таксику любящие супруги выбирали вместе – Эрика тоже серьезно играла в покер, так что разногласий по данному поводу у них не было. Зато очень скоро разногласия обнаружились по множеству других поводов, что и привело в итоге, после трех лет бесконечных скандалов, к разводу. Но расставаясь с женой, Фергюссон даже и подумать не мог о расставании с собакой! Баттон, его любимец, его «шкодливый хорек», его «бархатная спинка», его талисман… «Как же я буду без тебя?»

Эти мысли мешали Майку сосредоточиться во время игры. Уговоры оставить собаку ему ни к чему не привели. Да еще в дело вмешался адвокат Эрики, который вел дело так, словно целью всей его жизни было лишить Майка вообще всего имущества (Майк даже заподозрил его либо в любовных отношениях с его женой, либо в латентном феминизме). Этот ужасный адвокат пугал Фергюссона всеми известными ему судебными преследованиями, если тот хотя бы попытается чинить какие-либо препятствия Эрике. А Майк и не пытался… Он уже знал, что когда вернется домой, больше не услышит радостного заливистого лая; никто не бросится у самых дверей ему навстречу, всем своим видом олицетворяя неземное счастье от прихода любимого хозяина... Полный самых дурных предчувствий, Фергюссон опрометчиво сделал ставку олл-ин, и если после открытия тёрна у него еще оставалась призрачная надежда, то когда на сукно лег ривер, он понял, что турнир для него закончен. Выбыв на позорном для него четвертом месте, Майк спустился в бар и напился до бесчувствия…

Шли месяцы. Фергюссон впал в затяжную депрессию. Друзья не узнавали бывшего балагура и кутилу, с которым было всегда весело даже за покерным столом – Фергюссон любил отпускать во время игры шутки, заставлявшие до колик смеяться не только выигравших, но и в пух проигравших. И особенную тревогу вызывало то, что «гений покера» сам совершенно перестал выигрывать. После провального турнира Мировой серии Фергюссон принимал участие еще в нескольких менее престижных играх и «вылетал» одним из первых. Более того. В традиционной лондонской кэш-игре – игре по особенно крупным ставкам наличными – он ухитрился спустить более половины своего состояния. Лишь то, что друзья ценою неимоверных усилий все же сумели остановить Майка, спасло его от полного разорения. В ближайшем окружении Фергюссона считали, что душевное равновесие его было нарушено расставанием с женой. И никто, ни один человек, не знал правду!

А правда заключалась в том, что Майк действительно скучал – и скучал отчаянно, – но не по Эрике, а по Баттону! Кроме того, он был совершенно уверен, что удача отвернулась от него тоже исключительно с исчезновением из его жизни любимой таксы. Причем все реальные факты говорили в пользу этой бредовой версии: Фергюссон перестал выигрывать с тех пор, как перестал держать Баттона за хвост перед игрой! Естественно, он не мог озвучить подобную чушь даже ближайшим друзья – его бы просто сочли сумасшедшим. Поэтому все оставалось по-прежнему: Майка наперебой пытались познакомить с какой-нибудь девушкой, а сам Майк с каждым днем все больше замыкался в себе.

Однажды он проснулся среди ночи от внезапно пришедшей к нему во сне мысли, простой, как все гениальное. Майк должен срочно завести себе новую собаку! Таксу! И назвать ее «сакральным покерным» именем! И вновь «поймать удачу за хвост»!

До самого утра Фергюссон так и не смог больше заснуть. И сразу после утреннего кофе уже обзванивал по телефонному справочнику питомники такс. В четвертом по счету питомнике («Каре!» – отметил про себя Майк) он договорился о встрече прямо на сегодня и уже через полчаса гнал свою машину по указанному адресу.

Майка встретила маленькая и подвижная, сама неуловимо похожая на таксу, хозяйка, и провела в комнату, где в корзинке на мягком матрасике спали три очаровательных таксёныша – два черненьких с рыжими подпалинами и один гладко рыжий.

– Знакомьтесь, выбирайте, – ласковым тихим голосом предложила хозяйка питомника и тактично вышла из комнаты.

А Фергюссон растерялся. Таких мучительных сомнений он не испытывал даже тогда, когда шел олл-ин против возможного флэш-рояля у противника. Все три щеночка проснулись и с любопытством и надеждой смотрели Майку прямо в глаза, прямо в душу, неуклюже пытаясь вилять своими тонкими хвостиками. И вновь его посетила мысль, простая, как все гениальное. Он решился!

Позвав хозяйку, Фергюссон сообщил ей, что он покупает… всех трех щенков. За необходимыми документами он заедет позднее, а таксиков забирает прямо сейчас.

С тех пор у маститого профессионального игрока в покер Майка Фергюссона началась новая светлая полоса в жизни. По утрам он выходил из дома, а перед ним, гордо задрав хвостики, шествовали Флоп, Тёрн и Ривер – его маленькие любимцы-таксы. Каждый из них отличался исключительной индивидуальностью. Рыжий Флоп оказался большим обжорой и самым медлительным из всех своих братьев; его характер был спокойным и дружелюбным. Тёрн и Ривер, наоборот, с «младых ногтей» пытались вступать в конфликты со всеми окрестными собаками, постоянно лаяли друг на друга, на пролетающих мимо птиц, проходящих людей и проезжающих велосипедистов (последних они пытались еще и догнать и схватить за ногу); своей склочностью они напоминали Фергюссону Баттона.

И если Флоп просто млел от счастья, когда Майк иногда несколько минут держал его за хвост, то Тёрн и Ривер при этом извивались, словно хорьки, и пытались – понарошку – укусить хозяина за руку.

Майк в равной степени обожал всех трех своих такс. И не только потому, что самым мистическим образом с их появлением в его доме ему стало просто фантастически везти в покер. Просто, просыпаясь среди ночи от того, что у него на голове спит одна такса, на груди, свернувшись калачиком, другая, а в ухо сопит третья, он чувствовал себя самым счастливым человеком на земле.

Кстати, Майк Фергюссон так больше никогда и не женился.



ДАР АЛЛАХА


Великий султан Сабир-ад-дин (6) из могущественной династии Айюбидов, Повелитель народов, Владыка Сущего, Благословенный Избранник Небес, скучал… Последние атаки крестоносцев уже давно были отбиты его могучими и непобедимыми воинами, потух огонь азарта во время охотничьих забав, а соблазнительные прелести самых прекрасных юных жен его гарема уже не так волновали кровь, как прежде. Напрасно искал султан новых утех в многочисленных пирах – они не приносили былой радости; краски жизни потускнели, и придворные буквально сбились с ног, не зная, чем еще можно угодить своему владыке.

В один из дней черной хандры Сабир-ад-дин призвал пред свои очи Наимудрейшего, Умеющего Читать По Звездам.

– Скажи, что на свете самое стремительное? – спросил султан, равнодушно перебирая крупные яхонты в небольшой шкатулке из слоновой кости.

– Твоя стрела, о, мой государь. Ничто не может укрыться от ее разящего удара! – пав ниц, ответствовал Наимудрейший.

– А кто на свете самый выносливый? – один яхонт выскользнул из рук Сабир-ад-дина и, сверкая, покатился по мраморному полу.

– Твой любимый белый верблюд, о, Владыка Вселенной. Это благородное животное способно поистине питаться одним воздухом.

– Ну, а кто поражает своей грацией и красотой, являя собой совершенство?

– Да не прогневается на нижайшего из смертных Светоч, Затмевающий Своим Сиянием Солнце! Тебе достаточно посетить твой гарем, и там ты сам найдешь ответ на свой вопрос.

– Но кто же любит меня самой преданной и бескорыстной любовью? – еще один драгоценный камень откатился в сторону и сверкнул у самой туфли Наимудрейшего.

– В этом у меня нет сомнений. Лишь материнское сердце способно на такую любовь. Мой ответ: твоя мать – несравненная Факрийя (7).

– Твои ответы действительно мудры, о, мой Звездочет. Поэтому ответь мне на последний вопрос. Есть ли на свете существо, соединяющее в себе быстроту моей стрелы, выносливость моего верблюда, красоту и грацию жен моего гарема и преданную любовь моей матери?

– Благословенный государь, имя которого прежде всех слов лепечут младенцы в колыбели! Это был бы поистине дар Аллаха. Но, кажется, я знаю, о ком идет речь. Мудрые бедуины, обитатели пустыни, среди нечистого собачьего племени выделяют одних, называя их салюки. Этих необычных собак они почитают священными. Позвольте мне, недостойному, доставить одного щенка к тебе во дворец.

В очах Сабир-ад-дина сверкнула искра интереса. Он коротко кивнул, резко поднялся и, бросив целую горсть яхонтов себе под ноги, гордо удалился, приказав Наимудрейшему сей же час собираться в путь.


* * *

Очень скоро салюки по имени Джада (8) стала любимицей Сабир-ад-дина, который вновь почувствовал вкус к жизни. Прекрасному грациозному животному было позволено решительно все. Джада росла в личных покоях султана, ела с его стола, спала на атласных подушках в его ногах; он не соглашался разлучаться с ней ни на мгновенье. Наконец, собака повзрослела настолько, что Сабир-ад-дин решил впервые испытать ее на охоте. Стремительность салюки поразила всех придворных: в воздухе еще был слышен свист пущенной стрелы, а собака уже пропала из глаз, и даже самый быстрый чистокровный скакун не смог ее догнать.

Однако восторженные возгласы вскоре сменились напряженным недоуменным молчанием. Время шло, а собака не возвращалась. Придворных стала охватывать паника: они слишком хорошо знали, каков бывает гнев их государя. Мрачный и грозный, он призвал на помощь свою личную гвардию.

– О, верные мамлюки! Найдите мою салюки!

Мамлюки тут же бросились исполнять отчаянный приказ Сабир-ад-дина. Целый день они тщетно пытались найти беглянку. Наконец, с великим трудом, собака была поймана и возвращена во дворец. Султан успокоился. Но отныне для его личной гвардии любая охота превратилась в настоящую пытку: священной обязанностью мамлюков стала поимка и водворение в покои государя стремительно убегающую Джаду.

Кроме того, было решено, по совету Наимудрейшего, доставлять ее на место охоты… верхом на верблюде. Наимудрейший говорил, что так поступают с салюки и сами бедуины (9).

– Выносливость этих собак не знает границ, но зачем же растрачивать столь драгоценный дар попусту? Тем более, Джада росла не в суровой пустыне, а в роскоши и неге дворцовых покоев; ей не следует напрягаться напрасно. – Оправдывался он.

Смутные сомнения терзали придворных, что дело здесь не только в «сохранении драгоценной выносливости» салюки. Просто Наимудрейший в тайне опасается, что любимица государя может вообще ненароком сбежать еще до начала охоты. Во всяком случае, мамлюки особенно горячо восхваляли заботу о священных собаках мудрых бедуинов. (По их мнению, Джаду можно было бы и вовсе не спускать с верблюда – исключительно ради демонстрации ее необычайной выносливости!)

Но, несмотря ни на какие недоразумения, присутствие собаки явно благотворно сказывалось на общем настроении великого султана. Его горячая натура вновь жаждала вкусить все радости жизни. И сладчайшим плодом в этом «райском саду наслаждений» была его любимая жена, юная красавица Исар (10).

Войдя в опочивальню Сабир-ад-дина, Исар принесла с собой едва уловимый легкий флер тонких благовоний. Двигаясь плавно и грациозно в сладострастном возбуждающем танце, она стала медленно приближаться к роскошному ложу своего господина и повелителя. В мечтах Сабир-ад-дин уже устремился навстречу неземному блаженству… Как вдруг…

Из шелковых складок послышалось утробное угрожающее рычание. Все произошло в считанные мгновенья. Пружинистый прыжок, душераздирающий крик – и прямо в глаза султана глянули миндалевидные влажные глаза… нет, не Исар, убегающей вон в окровавленных разорванных одеяниях, а Джады, которые словно говорили: «Как ты мог, хозяин, променять меня на эту? Я защитила тебя. Отныне мы всегда будем только вместе! Я никого к тебе не подпущу!» В ожидании ласки и награды собака подсунула свою узкую голову под руку Владыки Вселенной.

Чаша терпения султана переполнилась, а в гневе он был поистине страшен! Рыча, словно раненый лев, он приказал немедленно привести к себе Наимудрейшего.

Пав ниц перед государем, звездочет выслушал свой приговор.

– Благодаря тебе, в моем дворце воистину поселился ангел ада Малик! Мамлюки сбились с ног, разыскивая после каждой охоты это порождение шайтана, ускользающее, словно песок пустыни между пальцами. Мой самый выносливый верблюд устал возить на себе это дитя тьмы. Из-за этого демона в собачьем обличье я не смог вкусить прелестей моей луноокой Исар. Ты заслуживаешь самой жестокой казни. И немедленно!

– О, султан правосудный, вольный карать и миловать по усмотрению своему! Хоть и нет мне, недостойнейшему, оправдания, но дозволь перед смертью донести до твоих ушей, слышащих глас небесный, только одно. Я говорил о стремительности салюки, сравнимой лишь с полетом твоей стрелы. Я говорил о ее выносливости, столь же необыкновенной, сколь достойна изумления выносливость твоего любимого белого верблюда. Я говорил о красоте и грации этой собаки, и ты сам, о, владыка, не сможешь отрицать, что лишь тонконогая газель может тягаться с ней гибкостью стана. Но самое главное не в быстроте, выносливости и красоте салюки. Я говорил, что лишь твоя мать способна любить тебя искренне и бескорыстно. Твоя мать и твоя собака! Посмотри вокруг, о, повелитель! Твои жены мечтают лишь о том, чтобы отравить друг друга и посадить на твой престол непременно собственного сына. Твои придворные заняты интригами, чтобы любой ценой урвать для себя кусок пожирнее. Твой народ… Но когда ты опускался столь низко с тех заоблачных высот, на которых пребывает твой дух! А сердце твоей собаки предано тебе беззаветно, будь ты султан или последний нищий. И это поистине дар Аллаха!

И словно в подтверждение слов Наимудрейшего Джада, неслышно ступая, подошла к Сабир-ад-дину и нежно лизнула теплым шершавым языком его руку.

Наимудрейший был помилован. Видно, он и впрямь умел читать по звездам.



Корги и бес


– А еще убери свою комнату.

– Хорошо, я уберу комнату. Но за это ты отдашь мне свою бессмертную душу.

Из фильма «Семейка Адамсов-2»

Вы верите в сверхъестественное? Ну, сознайтесь – вы ведь тоже в детстве боялись, что ночами под вашей кроваткой поселяется жуткий монстр, и как только вы спустите ноги, он обязательно вас схватит. Признайтесь, что боялись хотя бы темноты, наконец. И до сих пор где-то в глубине души вас беспокоит вопрос: «А может все-таки что-то такое есть?»

Никакие подобные вопросы никогда не волновали жизнерадостного рыже-белого вельш корги пемброка по имени Элтонджон. Да, да, именно так, в одно слово, его и звали – Элтонджон. Кстати, два его брата и единственная сестра тоже получили весьма своеобразные «музыкальные» имена: Энрике (правда, слава Богу, без Иглесиаса), Эминем и Энигма. А что прикажете делать, если на их помет выпала буква «э»?

Нашему герою его имя решительно не нравилось. Нет, конечно, оно было благозвучным, а главное, английским. Вот только гости хозяев вечно подсмеивались и издевательски жалели Элтонджона, у которого почему-то «так и не будет детей». Это у него-то – чемпиона породы, красавца и здоровяка! Чушь собачья, вернее, человеческая! И, тем не менее, издевки были обидны и вызывали острое желание кого-нибудь укусить. И лишь природное добродушие и непоколебимый оптимизм удерживали Элтонджона от этого отчаянного шага.

Но в целом он был вполне доволен жизнью, любил весь мир вокруг и совершенно не ожидал от судьбы никаких сюрпризов. И вот однажды…

В тот вечер Элтонджон остался дома один и мирно подремывал на диване. Вдруг сквозь сон он услышал голос, от которого вся его шерсть непроизвольно поднялась дыбом:

– Ну, нельзя же быть настолько невнимательным! В твоей миске лежит великолепная кость, а ты даже ухом не ведешь.

Элтонджон отлично знал, что никакой кости в его миске не было, но машинально скосил глаза, принюхался… Нет! Он, наверное, сходит с ума. В миске действительно лежала и источала изысканный аромат большая, с кусочками сочного мяса, аппетитнейшая кость. «Как я мог забыть про нее?» – в смятении подумал бедный корги; неопознанный таинственный собеседник в тот момент совершенно перестал его интересовать. Резво подбежав к миске, Элтонджон всем телом потянулся за вожделенным лакомством, но… поймал зубами пустоту – кость исчезла также неожиданно, как и появилась.

«Это кто же со мной такие шутки шутит? Ну, я ему сейчас задам!»

Элтонджон оглядел комнату и от удивления забыл обо всем на свете, даже о желании «задать» своему неведомому обидчику. На шкафу, свесив вниз переднюю лапу и длинный хвост, расположился здоровенный, абсолютно черный котище, единственным украшением которого был кроваво-красный ошейник с тускло поблескивающем серебряным брелоком в виде головы пуделя.

– Ты вообще кто и как здесь оказался? – задал Элтонджон вполне закономерный вопрос.

Кот лениво и изящно потянулся и презрительно посмотрел на пса сверху вниз. При этом корги заметил, что глаза у кота были огромными, косыми и разноцветными: левый горел зловещим желтым светом, а правый был безжизненным и мутновато-болотным.

– Ну, дожили. Меня уже и узнавать перестали, – скрипуче промурлыкал «разноглазый». – Вот в былые времена… Хотя, не будем о грустном. Я Кот мира сего! Можешь называть меня Мурфестофель. Неужели ты действительно ничего обо мне не слышал?

Элтонджон смутно припомнил, что в нежном щенячьем возрасте мама рассказывала ему о зловредном древнем коте, соблазнившем и подбившем на что-то нехорошее прародителя всех собак; именно поэтому собаки до сих пор и недолюбливают кошачье племя, так и не простив того давнишнего обмана.

– И чего тебе от меня понадобилось? Кстати, меня можешь называть Элтонджон!– зло прорычал Элтонджон, борясь с искушением немедленно отомстить за всех своих предков и будущих потомков.

– Я могу исполнить любое твое желание, несмотря на столь явное негостеприимство с твоей стороны. – Мурфестофель снова потянулся и зевнул, обнажив два ряда белоснежных острых зубов. – Кость – это, конечно, мелковато. Скажем, мне известно, что ты бы хотел сменить имя. Очень хорошо тебя понимаю, имечко твое, м-да... Хочешь что-нибудь поэтичное и тоже музыкальное? Лоэнгрин, например?

– Это еще кто?

Честно признаться, Элтонджону явно не хватало общего образования. Единственным источником знаний для него служил телевизор. Пес очень любил устроиться на диване, расставив в разные стороны свои уши-локаторы, и внимательно смотреть на яркие движущиеся картинки. Особенно ему запомнилась передача про английскую королеву и ее любимых собак – корги! – живущих при дворе и окруженных почетом и уважением.

– Ты про лебедей что-нибудь слышал? – продолжал между тем настойчивый кот.

– Это гуси такие? – песенку «Жили у бабуси два веселых гуся» Элтонджон слышал в одном из мультфильмов.

– Так, понятно. Лоэнгрин не подходит, – кот закрыл глаза и на секунду задумался. – Агенобарб? Фемистоклюс? – Мурфестофель блаженно замурлыкал, а Элтонджон непроизвольно зарычал. – Тоже нет? Ты не торопись, подумай, как следует. А я к тебе в другой раз загляну.

С этими словами искуситель исчез также неожиданно, как и появился.

«Наверное, это был сон, – подумал Элтонджон. – Имя поменять? И чего это я, в самом деле, хотел его менять? Мне еще повезло. По сравнению с братом Эминемом мое имя звучит очень даже ничего. Опять же английской королеве наверняка бы понравилось».

Вскоре пес, отныне весьма довольный и даже гордящийся своим именем, и думать забыл о странном сне.

Но вот хозяева вновь ушли куда-то без любимой собаки, и только Элтонджон начал подремывать, как над его ухом раздался уже знакомый голос:

– Ну как? Пожелаешь чего-нибудь? Может быть, ты хочешь жить при английском дворе?

Посмотрев на шкаф, Элтонджон, как и ожидалось, обнаружил там кота. Только на этот раз тот был палевым гигантским персом, сквозь длинную густую шерсть которого еле виднелся угольно-черный бархатный ошейник, украшенный искусно вырезанным из слоновой кости собачьим черепом. Изначально презрительное выражение кошачьей физиономии усугубляли зловещие разноцветные глаза, благодаря которым Элтонджон и узнал своего «старого знакомого».

– А, это ты, как бишь там тебя, Муркин Трюфель?

– Мурфестофель, – терпеливо поправил пса «Кот мира сего». – Так как же насчет переезда в Великую Британию? Могу устроить приглашение, визу, перелет в бизнес-классе.

– А откуда ты знаешь про королеву? – поинтересовался корги, который, чего уж греха таить, иногда позволял себе помечтать о роскоши Букингемского дворца.

– Есть многое на свете, друг Горацио… – начал было Мурфестофель.

– Ну, ты тупой! Меня Элтонджон зовут. Я тебе уже говорил, – перебил кота корги.

– Извини, проехали. Издержки классического образования, – вздохнул кот и как бы про себя добавил: – До чего же тяжело стало работать!

Элтонджон глубоко задумался. Конечно, заманчиво было бы в мгновение ока осуществить давнишнюю мечту. Хотя… Вот сколько там у королевы этих самых корги? Ласки на всех явно ей не хватает. Да и заботится о них наверняка не лично она сама, а какие-нибудь придворные «корги-мейстеры». То ли дело Элтонджон – единственный, любимый, избалованный, действительный член семьи своих хозяев. Почти король! И потом что же?! С обожаемыми хозяевами придется расстаться ради какой-то там «старушки в шляпке»?! Ну уж нет! Не бывать этому! Не нужен нам берег британский и никакой дворец тоже не нужен. Уютный старый диван с телевизором намного лучше. «И как это я раньше не замечал, что живу счастливее собак английской королевы? – сам себе удивился Элтонджон. – А этот Трюфель предлагает мне хозяев предать?!»

– Брысь! – от возмущения вместо ответа рявкнул пес и даже подпрыгнул на своих коротеньких лапках, стараясь зубами достать до кончика кошачьего хвоста.

– Пфуи, моветон! – прошипел кот и пригладил лапой усы. – Какой ты горячий! А как же благородный аристократичный английский темперамент? Хотя о чем это я?.. Да, при дворе ты явно не приживешься. Но у тебя еще есть время. Я наведаюсь попозже, когда эмоции перестанут властвовать над разумом.

Видение исчезло, и корги остался один, весьма довольный собой. «Вот ведь прицепился настырный котяра! В следующий раз обязательно за хвост укушу. Это и будет мое самое заветное желание!» – с удовлетворением подумал он, наконец-то засыпая на подушках, как какой-нибудь принц Уэльский.

«Следующий раз» не заставил себя долго ждать. Теперь перед Элтонджоном явился нарочито беспородный, толстый и плешивый кот так называемого «пролетарско-помоешного» окраса. Его отличали совершенно бандитский вид, рваное ухо и зверский взгляд «романтика с большой дороги». Никакого ошейника на нем не было, а его разные глаза на этот раз даже гармонировали с общим обликом.

– Вот смотрю я на тебя и завидую. Кажется, тебе действительно больше нечего желать. Наверное, я проиграл. Что ж. Произнеси фразу «остановись, мгновенье, ты прекрасно», подтверждающую твое довольство жизнью, и расстанемся друзьями.

Кот затаил дыхание. Он хорошо знал, что его коллеге и почти тезке, работающему с людьми, пришлось в свое время вынести, прежде чем добиться от одного немца по имени Фауст этого сакрального признания. Чтобы как-то разрядить обстановку и отвлечь собеседника от ненужных размышлений, Мурфестофель начал довольно громко и разнузданно мурлыкать известный мотивчик про Владимирский централ.

– Остановись, мгновенье, говоришь? – бедный Элтонджон тоже весь напрягся, не понимая, где на этот раз скрыт подвох. – А чегой-то мне одно какое-то мгновенье останавливать? – пошел он, наконец, в атаку, почувствовав внезапно вдохновение. – Да счастливых мгновений у меня сотни на дню: и когда я просыпаюсь утром рядом с хозяевами, и когда со мной идут гулять, и когда я с другими собаками играю, не говоря уж о том, когда меня кормят и чешут мне пузо перед телевизором. Вся моя жизнь – одно сплошное счастливое мгновение! Когда тебя любят, то и желать больше нечего! А тебя, кстати, я сейчас за хвост укушу!

Мурфестофель тяжело вздохнул: «Опять не повезло». Потом машинально поджал под себя хвост и, безнадежно махнув лапой, растворился в воздухе. Больше Элтонджон его никогда не видел.

В самом деле, что могут сделать всякие коты-искусители против тех собак, в жизни которых царствует Любовь?



ПАРК ЮРСКОГО ПЕРИОДА


Он плыл к берегу, отчаянно гребя всеми четырьмя лапами. Плыл, неся в зубах самое дорогое, что у него было – добычу Хозяина. И ничто на свете не заставило бы его с ней расстаться! Перед самой сушей покачивались густые заросли камыша; плыть стало труднее: растения цеплялись за длинную шерсть, словно стараясь утянуть его в топкую болотистую жижу. Продравшись сквозь «камышиный строй», он, наконец, выскочил на берег и, наскоро отряхнувшись, даже не замечая тяжести своей ноши, бросился к тому месту, где Хозяин затаился в засаде. Его огненно-рыжие длинные уши развевались на бегу; со стороны казалось, что это и не уши вовсе, а крылья, и маленький стремительный «спортсмен-многоборец» сейчас взлетит над притихшим осенним лесом, таким же рыжим, как и он сам. Его гнала вперед единственная Цель, мгновенно превращающая симпатичную, забавную, дурашливую, плюшевую игрушку, какой он был в городе, в серьезного и бесстрашного охотника, каким становился, лишь только войдя под захватывающий и таинственный покров леса, – он должен принести трофей Хозяину, чего бы ему это ни стоило! И вот тот волшебный миг, ради которого и преодолевались все испытания, – Хозяин потрепал его по мокрой холке и ласково проговорил: «Молодец! Хорошая собака». Очередная Цель достигнута!

Такие минуты в его жизни выпадали не так часто, как хотелось бы. Гораздо чаще ему приходилось быть как раз не охотником, а «плюшевой игрушкой». Мало кто из людей – и чего с них спрашивать после этого! – воспринимают кокер-спаниеля (а наш герой был именно этой породы) в качестве «серьезной собаки». Этот несчастно-наивный взгляд из-под длинных, как у кокетки, ресниц; эти пресловутые уши, слишком явно напоминающие кудри мушкетера Арамиса; этот вечно виляющий обрубок хвоста, словно «говорящий» любому прохожему: «Я тебя люблю! Давай поиграем!»… А несколько развинченная, смешная походка, а нелепые прыжки и ужимки расшалившегося «человеческого детеныша»! При такой внешности искать справедливого отношения к себе явно бессмысленно. Даже его первоначальное гордое имя Челленджер осталось лишь в собачьем паспорте и практически мгновенно было изменено на Снупи – со времен сэра Артура Конан Дойла очень многих кокеров стали традиционно называть Снупи. Но и этого мало. Младший Хозяин (которого, кстати – есть все-таки в жизни справедливость! – тоже вместо Александра называли в семье смешным прозвищем Саньский), насмотревшись любимого мультсериала и несколько переиначив имя его героя, вообще кричал на весь двор: «Снупи-Нупи-Ду-у!». От стыда хоть под скамейку прячься!

Но Снупи не унывал. Да, Цель в его жизни появлялась редко. Зато у него была Мечта. Дело в том, что Саньский не просто увлекался, а был буквально помешан на динозаврах. Книги об этих жутких ящерах занимали почетное первое место в его библиотеке; коллекция дисков с фильмами и научными передачами давно вытеснила из видеотеки мультики и сказки; стены в детской комнате были настолько завешаны плакатами и постерами с изображением динозавров, что практически не было видно обоев; а уж количество игрушек – от маленьких пластмассовых и резиновых фигурок до плюшевых гигантов – вообще не поддавалось исчислению. По представлениям Снупи у его Младшего Хозяина не было только одного – ТРОФЕЙНОГО динозавра, добытого на настоящей охоте. И лишь такой СУПЕР-СЕРЬЕЗНЫЙ охотник, как Снупи, способен был его добыть. И тем самым сделать Саньского АБСОЛЮТНО СЧАСТЛИВЫМ, а свою Мечту превратить в Цель!

В те редкие дни, когда его брали с собой на охоту, Снупи, нет-нет, да и принюхивался – не бродит ли где-нибудь поблизости какой-нибудь динозавр-шатун. Затруднение состояло лишь в том, что пес не знал точно, как пахнет настоящий ящер – все динозавры Саньского пахли по-разному. С внешностью тоже были проблемы – ни один динозавр не был похож на другого ни размерами, ни цветом, ни «породой» (в собачьей терминологии). Сам же Снупи был лично знаком лишь с одним динозавром – с Тирексом из соседнего подъезда. И справедливости ради, скажем, что был он не совсем динозавром, а питбулем, к тому же добрым и вовсе не агрессивным, вопреки своему зловещему виду и не менее зловещему имечку. Так что это знакомство ничем не могло помочь нашему охотнику во время охоты. Но отважный Снупи не терял Надежду, а значит, и Мечту, и Цель.

Вы думаете, что на этом история заканчивается? Какие же в наше время могут быть динозавры? Вы ошибаетесь! История только начинается.

Надо сказать, что дом, в котором жил Снупи, располагался рядом со знаменитым Государственным Дарвиновским музеем. Этот музей был, пожалуй, любимым местом пребывания Саньского. Если бы существовала такая возможность, мальчик, наверное, и жил бы среди его экспонатов. Еще бы! Ведь в Дарвиновском музее проходили такие увлекательные выставки, посвященные «допотопному времени»! Рекламные листовки, которые раскладывали в почтовые ящики жителей близлежащих домов, постоянно приглашали желающих «погрузиться в удивительный мир древних ящеров». Вот Саньский и «погружался», может быть, даже слишком «глубоко» для своего возраста.

Мы сказали, что рекламные листовки, или «по-научному» флаеры, раскладывали в почтовые ящики. Но не только. Иногда их раздавали прямо на улице специально наряженные люди, привлекая своим видом прохожих. Чаще всего «рекламодатели» одевались в костюмы добродушно-симпатичных гигантских обезьян, видимо, намекая таким образом на известную теорию английского ученого, в честь которого и был назван музей…

Саньский, гуляя со Снупи, редко покидал пределы двора. Какой толк бродить вдоль улицы, запруженной машинами, под ногами вечно спешащих по своим делам пешеходов? Сплошная нервотрепка и никакого удовольствия. Но в один прекрасный вечер Саньскому понадобилось забежать к своему приятелю, жившему на соседней улице, чтобы вернуть ему весьма интересную книжку про динозавров (надо ли говорить, что приятель тоже увлекался именно ими), которую тот давал другу «на почитать». Решив соединить приятное с полезным – то есть встретиться с единомышленником, а заодно и выгулять собаку, – Саньский взял красочный том, призывно погремел в коридоре поводком и вместе со Снупи вышел на улицу.

Их путь лежал мимо Дарвиновского музея. Еще издали они услышали призывный клич: «Спешите на уникальную выставку! Только у нас движущиеся фигуры динозавров в натуральную величину! Ваш ребенок запомнит нашу выставку на всю жизнь! Спешите! До закрытия выставки осталось всего лишь несколько дней!»

Саньский не обращал внимания на вопли очередного зазывалы: выставку эту он давно успел посетить, и она не произвела на будущего ученого особого впечатления. Механические динозавры были ему далеко не так интересны, как подлинные ископаемые «ящерные» останки, другими словами, «настоящие научные экспонаты». Снупи тоже вся эта суета волновала мало. Он покорно семенил рядом с Младшим Хозяином, периодически останавливаясь, чтобы обнюхать очередной любопытный объект в виде урны, бордюрного камня или жалкого чахлого кустика травы, безнадежно, но упорно пробивающегося сквозь асфальт. Что ему до какого-то истошно вопящего чужого человека с неприятным резким голосом?

Как вдруг…

Инстинкт охотника приказал Снупи резко остановиться. Впереди всего лишь в нескольких метрах от него бегал туда-сюда по улице… НАСТОЯЩИЙ ДИНОЗАВР. Ошибки быть не могло. Сколько раз видел Снупи у Саньского примерно такого же: с маленькой головкой, нелепой длинной шеей, «рогами» на спине, слоноподобными ногами и могучим длинным хвостом. Вот только цвет будущей добычи заставлял Снупи терзаться смутными сомнениями. Динозавр был… розовым. «Значит, он еще и ядовит, – решил про себя Снупи. – Ну что ж! Чем добыча опаснее, тем почетнее будет ее добыть. Эх, жаль, Хозяина с ружьем рядом нет. Ну да ничего. Я и сам справлюсь, не будь я в душе гордым Челленджером! Вижу Цель!»

Все произошло настолько быстро, что от неожиданности Саньский не успел натянуть поводок, который выскользнул из его рук... Снупи со всех сил рванулся вперед и мгновенно вцепился зубами в динозаврский хвост, на вкус почему-то напоминающий поролон (однажды, будучи щенком, Снупи чуть было не наелся этого «продукта», от души «повоевав» с диванной подушкой и «победив» ее). «Если я сейчас не умру от этого поролоново-розового яда, то победа и сейчас обязательно будет за мной. У Младшего Хозяина наконец-то появится в коллекции лучший трофей, о каком он и мечтать не смел! Зато я всегда мечтал! – думал отважный маленький охотник. – Главное, не разжимать челюсти; мне об этом как-то Тирекс говорил». Приняв судьбоносное решение, Снупи еще крепче сжал зубы и закрыл глаза…

Человек в костюме розового динозавра, раздающий на улице флаеры от Дарвиновского музея, почувствовал, что передвигаться ему стало несколько затруднительно. Именно «несколько затруднительно», так как вес маленького кокера, нелепо болтавшегося сзади «зловредного ящера», никак не мог по-настоящему воспрепятствовать движению огромной поролоновой туши. «Наверное, я за ветку какую зацепился, – подумал раздатчик флаеров. – Ладно, потом отцепим. Да и листовок почти не осталось; пора завершать трудовой подвиг».

Многие прохожие в тот вечер останавливались и фотографировали на мобильники странную процессию: «розовый динозавр» не спеша двигался в сторону музея, на его хвосте, зажмурив глаза и со всех сил стиснув зубы, «ехал» рыжий трогательный симпатяга-кокер с волочащимся по земле поводком, а сзади, отчаянно жестикулируя, бежал мальчик, размахивая книгой в яркой обложке с изображением динозавров.

Снупи с трудом удалось отцепить от «добычи» лишь при входе в музей. Незадачливый охотник сначала сильно переживал, что великолепный розовый экземпляр отныне не будет украшать комнату Младшего Хозяина, но быстро смирился с неизбежным: не его вина, что ему не дали довести дело до конца. К тому же размеры «розового монстра» заставляли сомневаться в том, что он вообще поместился бы в квартире. Ничего. У Снупи осталась Мечта. И горе тем динозаврам, которые еще попадутся на его пути!

Кстати, после подобной «рекламной акции» последние дни выставки в Дарвиновском музее собрали рекордное число посетителей.



ХРОНИКИ ВРЕМЁН КАРЛА IX


Все события правдивы по своей сути, но вымышлены по содержанию и к знаменитому роману Проспера Мериме не имеют ровно никакого отношения.

Ангельское терпение крупной чепрачной овчарки наконец истощилось. Визгливый, действующий на нервы оскорбительный лай какой-то маленькой шавки способен был довести до бешенства кого угодно (до настоящего бешенства – и это, невзирая на все вовремя проведённые прививки!). Настала пора проучить зарвавшегося наглеца и заставить соблюдать собачью субординацию. С угрожающим рыком, не предвещающим нарушителю спокойствия ничего хорошего, овчарка повернулась на особенно дерзкий, захлёбывающийся на самых высоких нотах пассаж и… нос к носу столкнулась с выходящими из кустов тремя мускулистыми боксёршами, настроенными самым решительным и воинственным образом. «Наших бьют! Один за всех и все за одного! А ля гер ком а ля гер!» – совершенно отчётливо читалось на курносых брутальных боксёрских физиономиях. Овчарка на мгновение растерялась – силы оказались явно не равны, к тому же сработал эффект неожиданности, – после чего сочла за лучшее убраться восвояси, так и не получив желаемой сатисфакции. А вполне удовлетворённый результатом своей паскудной деятельности французский бульдог Карлуша – именно он являлся причиной едва не разгоревшегося вселенского скандала в обычно тихом и спокойном дворе – вперевалочку засеменил к своим приемным «тётушкам-боксёршам», вот уже год как считавшим своим святым долгом охранять и всячески оберегать «племянничка-негодника» от превратностей жизни.

Надо сказать, что Карлуша был в семье «незапланированным ребёнком». Его нынешняя хозяйка занималась боксёрами. Занималась профессионально, и собак никаких других пород заводить не собиралась. Но, как говорится, человек лишь предполагает… Однажды, в лучших традициях слезливых сериалов и индийских фильмов, в её квартире раздался звонок в дверь. Открыв, она обнаружила на пороге одинокое, лопоухое и большеглазое существо, отдалённо смахивающее на крупную летучую мышь, только без крыльев. Двухмесячного щенка французского бульдога, видимо, вдоволь наигравшись живой игрушкой, самым бесцеремонным образом подкинули к квартире известной всему дому собачнице (которая, кстати, таких безответственных людей ненавидела всей душой); спасибо, что хоть не причинили бедняге никакого физического увечья! Владелице трех боксёров ничего не оставалось, как приютить подкидыша у себя: малыш выглядел таким несчастным! Да он и в действительности был таковым. Первое, что «собачий ребёнок» узнал в этой жизни, было человеческое предательство…

Но теперь маленький бульдожка попал в атмосферу любви и ласки, порой даже чрезмерной, дабы искупить выпавшие на его долю несчастья. Приёмышу дали звучное «историческое» имя в честь небезызвестного французского короля – Карл IX. И его нельзя было бы назвать точнее! Во-первых, «французом» он был по породе. Во-вторых, «порядковый номер» присвоили тоже не просто ради «красного словца»: у своей нынешней хозяйки Карлуша в действительности оказался девятой собакой, воспитанной лично ею, считая трёх уже проживающих у нее борсёрш. Ну, а уж занять центральное «королевское» место в одной отдельно взятой квартире и в сердцах ее обитателей обаятельному щеночку вообще не составило никакого труда.

Карлуше разрешалось абсолютно всё. Жёсткие незыблемые правила всех владельцев собак в отношении его нарушались на каждом шагу. Так, благовоспитанные боксёрши ложились спать, как и положено, на своих матрасиках на полу, а обнаглевший бульдожка, сопя и хрюкая от напряжения, неуклюже забирался прямиком в хозяйскую постель. Причем укладывался не где-нибудь в ногах, а непосредственно на подушке, устраиваясь чуть ли не на голове своей «мамы» (боксёрши как-то сразу получили статус «тётушек», хотя все трое отнеслись к новому жильцу как к собственному родному щенку). Неоднократно «мама» просыпалась среди ночи не столько от богатырского храпа, никак не соответствующего небольшому размеру песика, сколько от нехватки воздуха, обнаруживая прямо у себя на лице разомлевшую тёплую «тушку», погружённую в глубокий беспробудный сон. При этом Карлуша не сбрасывался в праведном гневе с кровати, а заботливо перекладывался на соседнюю подушку, чтобы – не дай Бог – «бедняжка» не проснулся. «Вдруг с ним плохо обращались? Пусть хоть теперь наслаждается жизнью».

Но этого мало. Карлушу подкармливали со стола! «Тётушкам» оставалось лишь горестно вздыхать в углу и глотать обильные слюни, когда бесцеремонный «племяш» отрабатывал на очередном госте свой беспроигрышный приём под названием «несчастный сиротка, не евший несколько дней». Суть его состояла в следующем: нужно было сидеть у стола в непосредственной близости от выбранной жертвы и тяжко, а главное, шумно вздыхать; затем с выражением вселенского страдания на физиономии гипнотическим взглядом огромных карих глаз с застывшей в них слезой провожать каждый кусок, исчезающий во рту чёрствого человека, явно не имеющего в своем организме органа под названием «сердце». Третьим актом разыгрываемого спектакля обычно бывали жалобные, едва слышные (в отличие от вздохов) стоны, как бы говорящие о том, что сил у голодающего уже совсем не осталось. Обычно этого набора бывало достаточно, но если в качестве гостя за столом сидел настоящий садист, явно всей душой ненавидящий собак, то в ход шла «тяжелая артиллерия» в виде вставания на задние лапы и «подкапывания» передними колена этого самого садиста. Тут уж любая «крепость» сдавалась, и маленький наглец вместо заслуженного наказания получал вожделенный кусочек чего-нибудь вкусненького. «Еще бы! Он ведь так наголодался, бедненький!»

Короче, при таком воспитании «несчастный сиротка» вырос законченным эгоистом. И любимым развлечением этого эгоиста стала организация мелких, но мерзких провокаций на подобие описанной в самом начале этой истории. Чувствуя за спиной силу в виде трёх мощных «тётушек», Карлуша не боялся, как говорится, ни Бога, ни черта, задирал овчарок, догов, ризеншнауцеров, леонбергеров – ведь чем собака крупнее, тем интереснее. Но всё в этой жизни имеет свою цену. Судьба, наконец, решила, что расплатилась за детские страдания Карлуши сполна и теперь должок числится уже за ним.

В один прекрасный день хозяйка Карлуши получила приглашение выставить своих собак на крупной международной выставке во Флоренции. Достоинства её боксёров были известны далеко за пределами родины, и она уже неоднократно выезжала со своими собаками зарубеж. Итак, «мама» и «тётушки» уехали в солнечную Италию, а на время осиротевший в прямом смысле этого слова Карлуша остался на попечении соседки, обещавшей его «любить, кормить, гулять, холить и лелеять».

Всё это и осуществлялось по полной программе; грех было бы жаловаться. Лишь с пунктом «гулять» обнаружились проблемы. Ведь «тётушки» уехали! А значит, «бедненький сиротка» остался совсем один перед лицом жестокого и опасного мира. Кто же отныне встанет на его защиту, если какая-нибудь овчарка вздумает припомнить все те гадости, которые он за свою короткую жизнь уже успел натворить? И как быть, если вдруг захочется творить новые «злодейства»?

Во время очередной прогулки Карлуша откровенно скучал. Он несколько раз бесцельно обежал большую запущенную клумбу, заглянул в заветные кусты в тщетной надежде, что произошло чудо – и любимые «тётушки» вдруг вернулись. Без них пёсик чувствовал себя таким незащищённым! Но вредный характер, тем не менее, не давал ему покоя: Карлуша упрямо искал приключений «на свой купированный хвостик». И «приключение» не замедлило явиться!

Карлуша как раз выбирался, отряхиваясь и отфыркиваясь, из кустов… Вдруг прямо перед своим носом он обнаружил маленькое тщедушное существо, отдалённо напоминающее бородатого взъерошенного чертёнка. Раньше Карлуше не приходилось встречать такое чудо природы. Несмотря на свой экстравагантный внешний вид, существо явно пахло собакой. Маленькой собакой! Гораздо меньше самого Карлуши! «Ну, сейчас мы, наконец, безнаказанно позабавимся!» – решил неугомонный задира. Сменив свою обычную тактику, он не стал оскорбительно лаять, пытаясь рассердить врага, а, напротив, басовито рыча и нагнув голову, словно упрямый бычок, начал медленно наступать на малыша. Но, к удивлению Карлуши, тот и не подумал убегать. Его принадлежность к гордой породе бельгийских гриффонов не позволяла маленькому герою уронить свою честь и достоинство. Задрав вверх свою забавную курносую мордочку и глядя прямо в бесстыжие глаза невесть откуда взявшегося супостата, гриффончик осторожно попятился – не позорно бежал с поля боя, а вынужденно «переместился в пространстве» под натиском втрое превышающей его силы. Карлуша уже предвкушал легкую и весёлую победу. Тесня противника к кустам, он все больше и больше входил в раж. Вот сейчас он устроит «Варфоломеевскую ночь» этому «домовёнку Кузе» (на самом деле по иронии судьбы гриффончик носил звучное и не менее «историческое», чем у Карлуши, имя Гиз), вот сейчас загонит его прямо в заросли, вот сейчас особенно страшно зарычит, вот сейчас! Сейчас…

Карлуша упёрся лбом во что-то большое и мягкое. В первое мгновение он ничего не понял: почему это вдруг безобидный гриффончик вырос до размеров среднего телёнка? Бульдожка поднимал глаза всё выше и выше, пока (как ему показалось, где-то в облаках) не увидел огромную лохматую голову с плотоядно высунутым языком. «Мне конец!» – только и успел подумать безобразник, закрыл глаза и… от страха напрудил большую позорную лужу.

Тут кто-то маленький задорно толкнул его лапкой. Карлуша подождал еще мгновение и решился открыть глаза. Гриффончик Гиз, находящийся под присмотром своего «дядюшки» – крупного ньюфаундленда, уже ничего не боялся и явно приглашал недавнего вражину поиграть. Всё ещё не веря своему счастливому спасению, Карлуша неуклюже переминался на коротеньких кривых ножках и воровато оглядывался. Невдалеке мирно прогуливался холеный доберман…

И тут Карлушу осенило! Мгновенно оценив обстановку – обретенного нового приятеля и вальяжно раскинувшегося в теньке заботливого «гиганта-дядюшку» – бульдог что-то возбужденно нашептал на ухо гриффону. Гиз проявил явную заинтересованность. В следующее мгновение оба, плечом к плечу, целенаправленно двинулись в сторону добермана.

Что ж, отныне «дурная компания» Гизу была обеспечена. Друзья лишь договорились между собой, что про недавно пережитый карлушин позор никому никогда не сообщат ни слова.



(1) С тех пор этот день отмечается как День Независимости Шотландии.

(2) Хайлэндс (Highlands) – район горной Шотландии.

(3) Имечко расшифровывается как Да Здравствует Первое Мая.

(4) Лагерь Папанинцев На Льдине.

(5) Объясним сразу все покерные термины, встречающиеся в рассказе. Чек (Check) – пас, пропуск хода во время торговли. Баттон (Button) – ключевая позиция, переходящая по часовой стрелке от игрока к игроку; игрок, сидящий на баттоне, завершает торговлю. Флоп (Flop) – первые три карты, выкладываемые в открытую на столе, а также второй круг торговли (первый круг начинается сразу после раздачи карт на руки, до открытия флопа). Тёрн (Turn) – четвертая выкладываемая в открытую карта, а также третий круг торговли. Ривер (River) – последняя, пятая, выкладываемая в открытую карта, а также четвертый круг торговли. Олл-ин (All-in) – ва-банк, ставка на все фишки игрока. Флэш-рояль (Flush-royal) – самая старшая комбинация в покере: пять карт одной масти от туза до десятки.

(6) Имя Сабир в переводе с арабского означает «Терпеливый». Такого султана в династии Айюбидов, основанной в 1171 г. Салах-ад-дином и правившей на Ближнем Востоке в XII – XIII в., не существовало.

(7) Факрийя означает «Пользующаяся почетом».

(8) Имя означает «Дар, подарок».

(9) Исторический факт.

(10) Имя говорит само за себя – «Обворожительная, пленяющая».




Комментарии читателей:



Комментарии читателей:

Добавление комментария

Ваше имя:


Текст комментария:





Внимание!
Текст комментария будет добавлен
только после проверки модератором.