Три сказки

Как муравей стал героем

   (сказка)

   Однажды в одном лесном муравейнике появился на свет маленький муравей с белым пятнышком на спинке. Это в муравьиной истории было давно: много-много времени назад с такой же отметиной жил в их стране воин-герой по имени Мур. Он был отважный и справедливый, поэтому и помнили о нем всегда, и из поколения в поколения в муравейнике рассказывались истории о его подвигах. В надежде на то, что и этот муравьишка тоже будет смелым, взрослые муравьи решили назвать малыша именем - Мур.

   Маленькие муравьишки первое время изучали жизнь большого муравейника, а муравьи-учителя присматривались к ним, чтобы определить, кто из них кем будет.

   В большой семье муравьёв одни были рабочими - они постоянно занимались строительством, другие добывали и готовили пищу, третьи следили за порядком в их большом городе, четвертые охраняли сам город и его жителей. Мур перепробовал почти все профессии, но это было не то, что он хотел. И, когда он узнал легенду о воине-герое, то тоже решил стать воином, и не просто воином, а настоящим героем, чтобы о нем все говорили как о самом смелом и сильном! Но как стать таким, он не знал.

   От одного, очень старого муравья, Мур услышал: "Чтобы стать героем, нужно найти себя!" Но, как "найти себя" старый муравей не сказал, только хитро усмехнулся Муру:

- А вот пойди-ка, да и найди-ка!  

   На следующий день, рано утром, Мур отправился в далекое путешествие "на поиски себя", чтобы набраться смелости, ума и стать великим, сильным воином.

   Шел он долго, полдня, наверное. Так далеко ещё никто не уходил от своего муравейника, но Муру не было страшно, и он шёл всё дальше и дальше, пока на его пути не появилась высокая преграда. Это были каменные валуны. Мур попробовал подняться вверх, но у него ничего не получалось.

   Неожиданно сверху спрыгнул зелёненький кузнечик.

   - Привет! - сказал ему кузнечик. - Дальше тебе не пройти!

   - Почему?

   - Только лучшие прыгуны могут запрыгнуть на эти горы!

   - А ты тоже можешь?

   - Я - Боб! Я один из лучших прыгунов!

   - А я - Мур, я тоже хочу стать хорошим прыгуном. Ты научишь меня прыгать так же хорошо?

   - Научу, с удовольствием!

   И Боб стал тренировать муравьишку. Они весь день прыгали с камешка на камень, с листка на листок, все выше и выше. Не сразу у Мура стало получаться подпрыгивать - это было трудно, ведь муравьи не умеют прыгать. Но он был упорный, и старался повторять всё за кузнечиком. К вечеру они сумели взобраться на самую высокую гору-валун. Оттуда было видно, как далеко простирается поле, до самого горизонта, далеко-далеко.

   - Вот и закончились наши тренировки - сказал Боб.

   - Спасибо тебе, Боб! Я многому у тебя научился.

   Мур поклонился кузнечику и пошел дальше, спустился вниз с горы-валуна в прохладу цветов и травы.

   Неожиданно в траве что-то зашуршало, и навстречу Муру выползла гусеница.

   - Здравствуй, а ты кто?

   - Я, гусеница Гуна, самая проворная, и умею хорошо прятаться и пролезать в самые узкие щели!

   - А я - Мур. Я тоже хочу научиться хорошо, прятаться. Научишь меня?

   - Конечно, научу!

   И они стали по переменке прятаться и искать друг друга. Гуна и вправду хорошо пряталась: то она влезала на листок и заворачивалась в него, то растягивалась на стебельке цветка, то скрывалась в его бутоне. Вскоре Мур научился прятаться так, что Гуна несколько раз не смогла его отыскать.

   - Ну вот, молодец, - сказала гусеница. - Теперь ты хорошо прячешься, и мне больше нечему тебя учить, Мур!

   - Спасибо тебе Гуна, мне было с тобой очень интересно, ты настоящий друг, до встречи!

   - До встречи, Мур. Мне было приятно с тобой познакомиться. Может, ещё встретимся, когда-нибудь.

   Приближалась ночь. Спрятавшись, как учила его Гуна, под камушком, Мур заночевал до утра, а рано утром продолжил свое увлекательное путешествие.

   Вскоре на его пути оказалась большая пещера, которая зияла чернотой, и из неё тянуло сыростью и прохладой. Вначале ему стало страшновато, но потом он вспомнил, что хочет стать смелым муравьем-героем и то, чему учила его Гуна, и тихонько вполз внутрь пещеры. Немного оглядевшись, Мур увидел многорукого, многоногого паука.

   - Здравствуйте, а Вы кто? - спросил Мур.

   - Я, паук Гор. А ты кто такой?

   - А я муравей Мур. Вот путешествую и учусь смелости и храбрости! Хочу стать великим воином! А Вы меня научите чему-нибудь?

   - Можно и научить. Если хочешь научиться, то научишься. Я умею хорошо владеть мечём-копьем! Если хочешь, учись!

   Он бросил один меч-копьё, сделанный, видимо, из лапки какого-то жука, Муру, а другой взял себе.

   Гор показал ему, как держать меч, как защищаться и нападать. Первый день тренировка проходила на травинках и листьях. Мур учился отбиваться от колышущихся травинок, протыкать их своим оружием. На второй день был устроен поединок. Паук Гор был очень подвижен и опытен, но Мур тоже старался. Вот тут ему и пригодилось то, чему его обучили кузнечик Боб и гусеница Гуна: он ловко увертывался от меча Гора, подпрыгивая вверх, на ближайшие листики или ловко и вовремя прятался за стеблями трав.

   После того как Мур умудрился запрыгнуть на спину Гора, тот понял, что обучение муравьишки закончено:

   - Нет, ты не муравьишка, Мур! Ты настоящий воин-муравей! Как ловко ты оседлал меня! Хе-хе. Теперь ты научился владеть мечом, который я тебе и подарю!

   - И, ещё, я дам тебе совет, который ты должен запомнить: не тот становится великим воином, кто умеет воевать, а тот, кто еще умеет помогать другим, защищать слабых и не делать зла. Помни это, Мур, всегда! И тогда ты точно станешь настоящим героем!

   - Спасибо тебе, Гор! - поблагодарил Мур и, гордый собой, отправился в обратный путь.

   Когда, рано утром следующего дня, Мур приблизился к своему дому, он увидел, что к муравейнику ползет змея.

   Все жители муравейника еще отдыхали и не подозревали о приближающейся опасности. Мур смело бросился в атаку на змею. Он взобрался по её извивающемуся телу, добежал до головы и сильным, резким ударом меча рассек глаз змее. Она взвилась от боли и, сбросив Мура с себя, быстро уползла прочь.

   Несколько муравьев-охранников наблюдали за этим сражением и рассказали всем о герое Муре, которого они уже давно не видели в муравейнике и думали, что он где-то погиб или попал в плен к рыжим муравьям.

   После этой победы Мур возглавил армию воинов муравейника, и стал обучать их всему тому, чему его научили кузнечик Боб, гусеница Гуна и паук Гор.

   Монолог камня на распутье

   (рас-сказ-ка)

   «...Едучи путём - дорогою, близко ли, далёко ли, низко ли, высоко ли, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, наконец, приехал богатырь в чистое поле, в зелёные луга. А в чистом поле на распутье дорог стоит мрачный седой камень, поросший мохом. На нём - зловещая надпись:

«Кто поедет от камня сего прямо, тот будет голоден и холоден; кто поедет в правую сторону, тот будет здрав и жив, а конь его будет мёртв; а кто поедет в левую сторону, тот сам будет убит, а конь его жив и здрав останется»».

   Испокон веков стою я на этом перепутье, с тех самых пор как откололся от глыбы Познания, летящей в бесконечном пространстве Великого Космоса, и упал на эту планету. Стою каменным истуканом, беседую сам с собой и указываю путь-дорогу путникам. Ко мне подходит одна дорога, а от меня уходят три. Вначале я просто наблюдал за тем, что происходит вокруг, смотрел и изучал непонятных, тогда, для меня существ на двух ногах, проходивших мимо и останавливавшихся ненадолго рядом. Я хорошо понимал их мысли, но не сразу научился понимать их слова, которые они произносили, вроде бы это было и не трудно; они называли себя людьми и они тоже были частью Космоса, а их волновые колебания и импульсы имели те же диапазоны и частоты, но часто их мысли имели противоположное значение и не совпадали с тем, что они произносили вслух, и это было мне не совсем понятно, так как не укладывалось в прямолинейность космического бытия. Позже я узнал, что это была неискренность и обман. Люди не понимали того, что обманывая другого, они сами оставались обманутыми. А затем люди уходили по разным дорогам, некоторые возвращались, а некоторых я больше не видел, потому что они погибали, выбрав не тот путь.

   А потом появился Он, высокий и худой старец, одетый в длинную и светлую одежду, с белой бородой и синими глазами. Остановился возле меня и, укрывшись в моей тени от палящих лучей солнца, просидел в молчании с вечера до утра, прижавшись ко мне спиной, смотрел на ночное небо и яркие звезды и его мысли наполняли меня чистотой Вселенского разума, и я тоже мыслил вместе с ним. В нем чувствовалась огромная сила знаний и мудрость. Я чувствовал боль и ясно понимал его мысли о происходящем в мире: о человеческой жадности и предательстве, о лжи, поедающей человека, о вечном поиске человеком птицы счастья и справедливости. Он мысленно поведал мне многое о том, что видел на своем жизненном пути, а я поделился с ним частью своих знаний и рассказал ему о трех дорогах, которые лежат за мной и уходят вдаль, за горизонт.

   - А разве люди не могут жить в дружбе и любви друг к другу? - Спросил я у него, стараясь придать своему вопросу - мысли вид собственной мысли старца.

   - Могут, - как бы сам себе ответил старец, - только для этого они должны изучить законы Мироздания и верить в них и они должны понять суть своего существования и цель своего предназначения.

   - Но, это, же так просто!

   - Нет, это не просто, этому нужно учиться постоянно, и постоянно работать над собой и своим сознанием, а люди не хотят долго учиться, им нужно всё сразу и сейчас. В них много зависти и мало добродетели, поэтому они даже на своих ошибках не хотят учиться! Не говоря о Вере!

   - А что если попытаться указать им Путь? Да, указать дорогу, которую они должны будут выбрать сами, вот, хотя бы из этих трёх, идущих от этого камня. Он будет как 'камень преткновения' - начальный камень на Пути к Созиданию! Может тогда верующие и неверующие в Добро, соблюдающие и не соблюдающие Вселенский Закон, выберут свой, правильный или нет, путь. И пройдут его. А если нет, то - нет.

   - Да будет так! А на камне я напишу пожелания для желающих и ищущих!

   И взял старец обломок от меня и начал своё Великое праведное дело - писать на моём каменном теле СЛОВА. Это был наш с ним совместный труд - воплощение человеческого желания и небесного сознания. В течение нескольких дней и ночей, под лучами Солнца и при свете Луны, высекал он истину, подсказываемую ему разумом и мной, частицей космической глыбы Познания.

Через несколько дней на мне красовалась надпись:

   «- Как пряму ехати -

   живу не бывати -

   нет пути ни прохожему,

   ни проезжему,

   ни пролетному...

   - Направу ехати -

   женату быти...

   - Налеву ехати -

   богату быти...»

   А потом Он ушел, опираясь на посох и его высокая, чуть ссутулившаяся, фигура ещё долго была видна на фоне чистого голубого неба, пока не скрылась за горизонтом навсегда.

   Много людей, с тех пор, пешими и конными останавливались передо мной, читали надпись, а потом шли дальше. Многие счастья пытали, да не многие его нашли: одни не туда пошли, другие не с тем пришли, третьи не то искали. Сколько их, богатырей и проходимцев разных, стояло возле меня, голову склонив да вчитываясь в слова. Много, ох много! Слова - то читали, а смысл не отыскивали и уходили в разные стороны, да в основном не туда, куда следовало! И помочь я им ничем не мог: говорить не умею, рук - ног не имею, одно могу - изнутри на себе, снаружи, слова - подсказки писать, а уж путнику выбирать.

   Сколько воды с неба пролилось, сколько травы вокруг меня росло и полегло. Врос я уже в землю чуть не вполовину, и сколько раз уже ветра и дожди стирали мои надписи совсем, а я их снова подновлял. Времени много уходит на их написание. Только те слова в надписи, что в землю ушли, не обновляются более, так что последние две строчки уже и не видно. Никому.

   А копать вглубь никто не хочет. Всё поверху читают, вглубь не заглядывают. Наклоняться же надо. Видимо старец был прав тогда:

   «...этому нужно учиться постоянно, и постоянно работать над собой и своим сознанием, а люди не хотят долго учиться, им нужно всё сразу и сейчас. В них много зависти и мало добродетели, поэтому они даже на своих ошибках не хотят учиться! Не говоря о Вере!»

 

  Сказ про Запасное колесо

- И сколько я ещё буду здесь валяться в темноте, тесноте и без дела? – ворчливо думало колесо, прикованное болтом к днищу автомобиля. До него снаружи доносилось мягкое шуршание его невидимых собратьев, а иногда их лёгкое и задорное, как ему казалось, повизгивание. – Живут же! На свободе с ветерком и в радости! А тут лежи в духоте и нюхай эти пыльные и бензиновые запахи, ни размяться, ни помыться! Вон вчера эти четыре «везунчика» весь день по лужам носились, охлаждались и плескались, гвоздище им в бочину! И этот водила ни разу ещё меня не выпустил на волю, ну протёр влажной тряпкой хотя бы! Его бы сюда на денёк запихать, наверное, понял бы каково это быть в моём положении!

Неожиданно мягкое шуршание под днищем сменилось на глухое с каким-то постукиванием, машину начало потряхивать и слегка водить из стороны в сторону.

- Чего это там такое? – подумало колесо, прислушиваясь к кряхтению и оханью своих собратьев.

Бах! Раздался хлопок. Машина резко остановилась, запасное колесо ощутило давление, которое хотело сдвинуть его вперёд, но крепёжный болт держал крепко.

- Блин, приехали! – послышался голос водилы.

- Куда? – хотела бы спросить запаска, но только молча подумала про себя.

В открывшийся багажник просунулось небритое лицо водилы и его руки вытащили запаску на долгожданную волю и бросили на щебёнку.

- Но-но, по аккуратней! – хотело сказать колесо, но промолчало, увидев рядом с собой разорванного собрата.

Вскоре запаска стояла на месте, машина тронулась по щебёночной дороге. Камни разных размеров, казалось, впивались в тело колеса, стараясь ударить с каждым разом ещё больней.

- Ни-че-го! Зато сво-бо-да! А-то так бы и ле-жа-ло бы се-бе в ба-га-жни-ке, в пы-ли и в тем-но-те! А тут весь мир по-до мной!

Две мини-фэнтази

Это прислал мой Деда! (Связь времён)

     - Этот дом наши предки построили сто лет тому назад. - Рассказывал прадед шестилетнему правнуку, игравшему в песочнице.

  - Деда, а кто такие, эти - предки?

   - Предки - это мои родители и их родители, мои дедушка и бабушка. И их родители, которые жили очень-очень давно. Я вот для тебя - прадед, значит предыдущий дед-дедок, тоже, как бы, предок.

   Прадед немного помолчал, с грустью и любовью глядя на малыша.

   - А здесь когда-то давно-давно стоял гараж - это такой дом для машины. Когда мой дед приезжал на ней с работы, я всегда любил зайти в его гараж, там было столько много интересного: в шкафчиках стояли книги, а на полках размещались старые фотоаппараты, телефоны и другие старинные предметы. Он их коллекционировал. И каждый раз я брал там какую-нибудь вещицу и играл ею. А он, загнав машину, садился со мной рядом и что-то всегда обязательно рассказывал.

   Старик опять замолчал, вспоминая своё далёкое прошлое:

   - Да, давненько это было! Вон как сейчас кругом жизнь наладилась: живи и радуйся. Да, ты играй, внучок, играй, копай лопаткой песок - хорошее это занятие. Мы-то тогда быстро в планшеты и компьютеры научились, а вот покопать песок в песочнице маловато пришлось. Помнится, тогда я у деда в гараже маленькую лопатку нашёл, она сапёрной называется. Я иногда ей и снег копал, а потом она долго в сарайке лежала. Сколько слов-то тебе незнакомых наговорил. Ну, ничего, ты же растёшь, запомнишь некоторые, а потом и вспомнишь как-нибудь. У меня тоже была почти такая же песочница как у тебя, только деревянная и находилась она вон там, почти у самого входа в дом. Так вот, я, когда был таким как ты, той лопаткой как-то раз в песочнице своей вырыл глубокую ямку. И в той ямке несколько монеток нашёл. Строители, наверное, когда работали - потеряли, а я их откопал. Очень мне тогда это было интересно. Казалось, что я целый клад выкопал!

   - Деда, а где у тебя эта лопатка...ну, как ты её называл...сапёрная? Потерял, наверное, да?

   - Нет, она у меня долго потом служила. А сейчас она на отдыхе, в погребе в доме лежит.

   - Деда, а дай её мне! Я тоже хочу покопать.

   - Ну, что же сейчас принесу.

   Через некоторое время правнук с серьёзным видом орудовал старой сапёрной лопаткой, откапывая свою монетку, свой клад. Прадеду было интересно смотреть на него: 'Вот так и мой дед, наверное, смотрел на мои старания. Смотрел и думал о чём-то. Интересно о чём были его мысли?'

   - Деда! Деда! Тут что-то есть! Я тоже что-то откопал как ты тогда. - Закричал от восторга правнук.

   - Ну-ка, ну-ка! Чего ты там нашёл? Давай-ка посмотрим.

   На дне ямки виднелась часть какого-то ржавого предмета. Забрав лопатку, прадед стал потихоньку обкапывать внукову находку. Это оказался большой старый чугунок, он даже вспомнил его название, в таких чугунках бабушка высаживала красивые цветы и расставляла их летом вдоль стены дома. Достав эту очень старую и с детства знакомую вещь, он аккуратно очистил её от глины и поставил на траву. Правнук стоял рядом, и смотрел широко открытыми глазами, затаив дыхание. Сверху чугунок был закрыт крышкой, которую после нескольких постукиваний молотком удалось снять.

   Внутри лежала пожелтевшая от времени полиэтиленовая банка. Волнение правнука передалось и ему.

   Немного успокоившись, он открыл банку.

   Там лежала стопка пластиковых пакетов с бумажными листами, на которых было что-то написано.

   Аккуратно взяв одну пластинку, он поднёс её ближе к глазам. От волнения его руки затряслись, а глаза увлажнились.

   Сквозь немного мутный пластик он прочитал:

«Здравствуйте! Привет Вам из 2017 года! Надеюсь, что мои послания попали в хорошие руки, и хорошо было бы, если они попали к моим потомкам!.. В пакетах запечатаны несколько ДВД-дисков с историей моей семьи и некоторые наши семейные фото, которые были дороги нам. Это фото наших родителей, любимых детей и внуков... Возможно, что у моих родных в будущем и сохранилось что-то: фото, диски или флешки, на которых это всё есть, а может и не сохранилось. Как знать, что там у Вас и как? Поэтому я продублировал многое с надеждой, что содержимое этого чугунка долежит в сохранности до дня его нахождения. И ещё: у меня есть большая надежда, что это посылка из прошлого будет найдена одним из моих потомков, и я был бы очень рад, если бы он носил моё имя.

А если это послание нашёл кто-то другой, то у меня к вам просьба: если не трудно, пожалуйста, найдите моих потомков и передайте им это.

   Не знаю почему, но думаю, что в этом моём огромном желании заложено многое! Пусть это мои сегодняшние фантастические мысли и мечтания, но вдруг, в этом и будет моё возращение!

   А может она всё-таки существует - 'Связь Времён!»

   - Деда! А кто это писал? - Спросил правнук.

   - Это... Это написал и прислал мой деда, - ответил прадед, вытирая слёзы. - А звали его... звали его, так же как и тебя - Вова. Деда Вова.

 

Кусочек сахара

  Он взял из кулька кусочек сахара.

Этот маленький белый кубик напоминал ему то, откуда он только что вернулся. Только в очень миниатюрном виде.

"Откуда" - это могло быть сном.

А может быть и явь.   - Интересно. Как здорово похож! Почему я раньше не увидел это и странно, что даже не задумывался об этом? А всё так просто и гениально.      В абсолютной темноте было совсем не страшно, а просто происходило всё, как-то необычно, и только: она обволакивала и даже ощущалась мягкой, легкой и бесконечной. Он в ней не летел, а, вроде бы, "купался".

Нет, не то слово.

Не купался, а просто лежал расслабленный и спокойный. Хотя при этом казалось, что он движется куда-то вперед с большой скоростью, но, в тоже время, медленно. Медленно, потому что он чувствовал очень легкое прикосновение воздуха, а ощущение быстроты полёта просто было, как "знание стремительного движения".

Пальцами правой руки попробовал потрогать кончик носа. На месте. Значит жив.   Впереди появилась какая-то белая точка, и начала стремительно расти. Нет, она не росла, а приближалась, закрывая собой темноту.   Куб!   Белый, иссиня - белый, Куб приближался, покачиваясь как мяч на морских волнах.   Странно было в этой чёрной пустоте встретить что-то, не говоря уже о странности нахождения здесь его самого. Вначале поверхности куба показались сплошными, но по мере его приближения на них стали видны ровные, круглые отверстия, находящиеся на одинаковом расстоянии друг от друга и уходящие вглубь этого огромного предмета. Но в них была одна странность - они не имели теней.

Ни одной малейшей тени!

Просто белые и ровные отверстия - цилиндры с бесконечным количеством белых и ровных отверстий – цилиндров, каждый внутри каждого.

Его внесло в одно из них, и он начал по нему стремительное движение то ли вверх, то ли вниз: просто ощущение верха и низа не существовало, оно исчезло.

Затем началось замедление.

А может, показалось.   Внезапно он "впал" в помещение, состоящее из мириад отверстий, посреди которого висел стол белого цвета. На столе лежал... кулёк с кубиками сахара-рафинада...      Он взял из кулька кусочек сахара.   Этот маленький, белый кубик напоминал ему то, откуда он только что вернулся. Только в очень миниатюрном виде.

"Откуда" - это могло быть сном.

А может быть и явь.

- Интересно. Как здорово похож! Почему я раньше не увидел это и странно, что даже не задумывался об этом? А всё так просто и гениально.

 Сплошная быль или «Дорожные байки»

часть 1

Карманник

Молодая девушка по имени Галина приехала в г.Барнаул, имея в кармане одну единственную денежку достоинством в 10 рублей, что в те далёкие времена были большие деньги. Галина села в автобус. Проехав несколько остановок, она вдруг почувствовала, что денежная купюра уже не согревает её из кармана плаща, а оттуда веет каким-то сквознячком. Её рука нащупала в кармане пустоту.

Сама не понимая почему, Галина, оглянувшись, запускает свою девичью руку в карман куртки мужчины, который стоял рядом, нащупывает там какую-то бумажку, захватывает её и опускает в карман своего плаща.

Всё это произошло так быстро, что мужчина, у которого только что вытащили из кармана, молча, внимательно и в то же время недоумённо посмотрел на Галину, повернулся к ней спиной и сразу же вышел на остановке.

Когда Галина вытащила свою вспотевшую руку и раскрыла ладонь, то увидела в ней родную десятирублёвку.

Что побудило её поступить именно так в такой ситуации никогда не узнать. Просто был такой случай, был и всё тут…

Горсть чернослива

Две женщины зашли в магазин «Ткани», что находится на Потоке, а перед этим они побывали на Крытом рынке, где купили кое-какие продукты: масло, мясо, изюм, чернослив и прочее.

Выбор тканей в отделах был очень богатый, глаза разбегались от такого большого ассортимента. Просмотрев не одну дюжину отрезов, женщины остановились на одной очень симпатичной расцветке.

Продавец, мужчина южной национальности, долго и терпеливо показывал товар.

Наконец-то женщины выбрали и попросили отмерить 2м 10см понравившейся ткани.

Продавец быстро и ловко отмерил и отрезал требуемый лоскут. Когда он подсчитал стоимость и назвал сумму, женщины достали деньги. Но у них не хватило 25 рублей, что бы рассчитаться за отрез.

Тогда одна из них сказала:

- Извините, но у нас не хватает денег. Может, Вы черносливом возьмёте?

Продавец непонимающе спросил, подняв брови:

- Что, есть, такое - чернослив?

Женщины ему ещё раз объяснили, что у них, мол, денег не хватает, вот и хотят они черносливом рассчитаться. После нескольких минут объяснений, Южанин наконец-то понял, про что они говорят, и, замотав головой, сказал:

- Нет, нет - чернослив не надо, деньги нужны!

Тогда женщины назвали количество имеющихся у них денег и спросили:

- А сколько на эти деньги можно купить, вот этой, Вашей ткани? На что продавец, опять посчитав на калькуляторе, ответил (как в школе):

- На Ваши деньги - это будет 2 метра 7 см.

На что одна из женщин быстро сказала:

- Тогда отрежьте от этого лоскута 3 см, и мы его заберём. Вот Вам деньги.

У продавца самопроизвольно открылся рот, и округлились глаза. У него даже не нашлось слов сказать им что-то в ответ. И ему пришлось отдать ткань. И взять горсть чернослива.                                       

Дырявый сыр

(Докучаевский рынок города Барнаула. Павильон по продаже продуктов.)

Стоит только зайти  на рынок, как все продавцы сразу же начинают зазывать купить именно у них очень качественный товар, потому что именно этот товар они кушают каждый день, и он им очень нравится, и здоровье у них от этих продуктов с каждым днём всё лучше и лучше. 

Но мне было как-то не очень-то интересно то, что они едят каждый день.

Мое внимание привлек  сыр, расфасованный грамм по триста, имеющий, на первый взгляд, полноценный вид созревшего сыра.  Он был весь в «дырках». 

Уже пройдя  мимо прилавка, я вернулся назад.

Продавец, увидев во мне потенциального покупателя (любителя сыра), а они теперь стали ассами своего торгового дела, стали своеобразными психологами от торговли или жизни, сразу начала расхваливать свой товар: - Молодой человек, возьмите сыр, смотрите какой красавец, зрелый и весь в дырках… Что-то в этом «дырявом сыре» мне  показалось подозрительным! Взяв одну из упаковок посмотреть поближе, я увидел, что все так называемые дырки одного размера: 12-14мм диаметром и насверлены явно вручную! - Это что, вы сами сверлили все эти дырки в сыре? - Да вы что, молодо-о-ой че-ло-о-век! Это же российский сыр, он очень редко бывает, изготовлен по новой швейцарской технологии, это же всё происходит от процесса созревания! И всё-таки, «дырки» явно были насверлены, и, скорее всего, в этом была вся «новейшая технология», и уж явно не швейцарская, а такая смекалисто - русская.   Другая продавец, торгующая рядом, стояла и скромно наблюдала за нашим диалогом, а когда я двинулся дальше, она обратилась ко мне и сказала:

- Если хотите, то возьмите вот этот сыр, он такой же, только без дырок. Ну, что я мог сказать ей в ответ. Ничего.

Я, молча, купил у неё этот «недырявый сыр».

И, знаете, не пожалел!

Правду не спрятать

  

   Ранним утром выходного дня, мерно постукивая колесами, на стыках рельс и, лениво раскачиваясь, по городу ехал трамвай. Пассажиров было не очень много: две бабульки, видимо, ехавшие навестить внуков, потому что из холщовой сумки прошлого века, одной из них, шел ароматный запах домашнего борща, а из сумки другой бабули выглядывали апельсины и яблоки, в середке вагона веселилась компания из нескольких молодых людей, две семейные пары, мужчина с ребенком на переднем сидении, два мужика и три женщины среднего возраста в конце вагона.

   Пацан, какое-то время, внимательно смотрел в переднее окно трамвая, явно завидуя водителю с наушниками, который сидел, как бы ничего не делая, а просто сидел и смотрел вперед, иногда дергая какой-то рычажок и топая ногой, слушал музыку. Потом эти "смотрелки" ему, явно, надоели, и он стал ёрзать на сидении. Рядом сидевший отец почти не обращал на него внимания, потому что был занят мыслями, судя по его немного помятому лицу, мысли его были далеко, а лоб покоился на холодном оконном стекле. Пацану нужно было с кем-то поговорить или что-то сделать, он повернулся к матери и громко крикнул на весь трамвай:

   - Мам, а ты умывалась сегодня?

   Мама, одна из трех женщин, которые сидели на заднем сидении, молча кивнула в ответ.

   - А мы с папой нет!

   Отец вздрогнул, отклеился от окна и негромко сказал сыну:

   - Чё же ты так кричишь-то, щас всыплю.

   Пацан обиделся, как же - его правду не поняли, и тем же голосом громко ответил:

   - А будешь меня ругать, я расскажу маме, что ты в ванну писал.

   Пассажиры в недоумении переглянулись, отец пацана сдвинул кепку на глаза, щеки одной женщины покраснели, и лишь один водитель продолжал качать головой и притопывать ногой в такт, одному ему слышимой музыке.

 

Прости, Мурзик!

    

     У нас был кот Мурзик.

     До этого в доме никогда не было кошек, только собака, которая жила в будке во дворе.

     Слышали и читали что коты "метят".

     И вот как-то стали чувствовать неприятный запах в комнате, сначала слабый, потом сильнее. Ни с того ни с сего начало закладывать нос. Это была не простуда. Аллергическое.

     От чего? Скорее всего, от этого запаха!

     Однажды пришел с работы забрал кота и повёз к ветеринару.

     Тот сказал:

     - Возможно это от того, что кот "метит".

     Он провёл операцию кастрации.

     После, вернувшись домой, промыли всё в комнате и доме, но неприятный запах дня через два стал резче.

     Не зная, что и где ещё смотреть, заглянул на шкаф-купе, где с осени хранилось несколько тыкв.

     Там, в самом углу лежала полностью сгнившая маленькая тыква, видимо, случайно забытая.

   И воняла...

     Вот она, виновница запаха!

    

   Прости, Мурзик!

   

Первый шанс, но не последний

После окончания профтехучилища молоденькая девушка, новоиспечённый фотограф, получила распределение в небольшой районный центр. Куда она и отправилась с маленьким чемоданчиком «балетка», но с большим энтузиазмом и удовольствием, а как иначе, впереди для неё начиналась самостоятельная взрослая жизнь, интересная работа в фотоателье, знакомства с новыми людьми, возможно даже встреча своего суженного! Хотя об этом она ещё и не думала вовсе, ну так, может только самую малость, но это было где-то ещё глубоко в её сознании. Первым было увлечение фотографией, да и вообще, столько много интересного ждало её впереди, а не эти глупости про парней.

От краевого центра до нового места жительства было рукой подать, по сибирским меркам, всего-то километров восемьдесят с гаком и вскоре замороженный автобус доставил пассажиров к небольшой деревянной избе с чуть криво прибитой над массивной дверью вывеской, на которой коричневой краской, потрескавшейся от ветра и холода, было написано «Автовокзал». Пассажиры спешно покидали холодный автобус, женщины с детьми так же спешно заходили в дом вокзала, затаскивая с собой узлы, а мужики, показывая своё безразличие к морозу, с расстегнутыми бортами пальто или полушубков, останавливались возле крыльца вокруг ведра для окурков и закуривали, чтобы продолжить свои разговоры незаконченные в поездке.

Полина тоже вслед за тётками втиснулась внутрь. Чуть влажный, но тёплый воздух, в помещении обрадовал, она пробралась к большой круглой кирпичной печи и приложила к ней окоченевшие руки.

- Зябко? – Спросила дородная тётка, снимая с себя большую пуховую шаль. – Я ещё в автобусе на тебя посмотрела и подумала, как это она в такой одёжке не мёрзнет?

- Ничего, я привыкшая.

- Марток - одевай семь порток. А ты вона как легонько одета. К нам в гости поди? Не признаю тебя. Ненашенская.

- Училище закончила, вот на работу сюда приехала.

- И кем же ты к нам, такая худенькая? Медичкой или учительницей?

- Да, нет. Фотографом буду работать.

- Это, значит, с Карлычем в быткомбинате будешь? Это хорошо! А то он у нас, Карлыч-то, старый уже стал. А ты значит ему в смену. Как зовут-то?

- Полина.

- А жить-то есть где? Родственники там или знакомые.

- Да, нет. Пока вот только с вами познакомилась.

- И чё? На постой поди ко мне хочешь?

- Нет, там мне, вроде бы, комнату обещали дать.

- Вроде бы, да кабы, комнату! Негоже девке одной в комнатах жить. Мало ли кто ночами мимо ходит! Я с этим комбинатом рядышком живу, угол у меня с кроватью есть. Пустует. Дочка в город уехала. На заводе работает. Не жилось ей здесь, в город, окаянная, умыкнула. А я тут одна мыкайся! Дочка-то как ты, такая же щупленькая. Так что, пожелаешь – поживи у меня. Мне всё веселее будет. А там дальше и поглядишь.

- Спасибо. Я, конечно, согласна.

- Ну, вот и ладушки. Погрелась, тогда и пойдём. Я тут недалёко живу.

Со следующего дня начались трудовые дни. Приближался праздник Международного женского дня, поэтому работы в фотоателье прибавилось: народ шёл и шёл фотографироваться, появились заявки на съёмку свадеб в Загсе райцентра и в ближайших сёлах.

- Ишь, прослышали, что молодая да красивая в помощницах у меня появилась, так сразу валом повалили. А ты, дочка, учись. Фотография - это очень доброе дело. Вот живут себе люди, живут. А потом раз и всё. Нету их, а карточки остались на стенке под стеклом висеть. Память! А когда нет фото, то со временем уже и не вспомнить, кто и как выглядел, а на пальцах да словах и не обрисуешь его внешность. А тут глянул и распознал. Так что наша работа фотографов очень даже нужная! Мы как сохранители семейной памяти людей и их моментов жизненных, запечатлеем событие, как будто время остановим, а люди нас потом тёплым словом и помянут. Вот так, Полина!

И Полина училась. У Петра Карловича, а именно так звали старого фотографа, было чему поучиться.

- Главное, Поля, в нашем деле знаешь что?

- Хорошая фотокамера и софиты.

- Нет, главное в фотографии – это наш клиент, который желает получить от нас хорошее и качественное фотографическое изображение самого себя или своей семьи. И вот тогда мы должны правильно выбрать фон, освещение, помочь ему правильно встать или сесть, чтобы удобно было. И разговаривать с ним, как со своим старым и добрым знакомым, чтобы он чувствовал себя как дома. Знаешь, Поля, чувство собственного дома – это спокойствие и свобода, это самое гармоничное состояние человека, и оно одно из главных наших чувств. Вот нам и нужно, чтобы человек, придя к нам, расслабился и стал тем, кем он есть в обычной, привычной для него обстановке, а не обращал внимания на яркий свет ламп и наши декорации. Вот тогда всё будет как надо! И фотография не будет сухим снимком, а будет живой и радовать глаз. Фотография - это искусство. Ну, тебя этому учили.

- Да, но про чувство собственного дома нам в училище ни разу не говорили.

- Про это в учебниках не пишут, это понимание приходит позже и у каждого по-разному, я думаю. Всё зависит от того, хочешь ты просто фотографировать или стать фотографом-художником. Художник, он что делает, он воплощает своё виденье красоты на холсте неделями или месяцами, а настоящий фотограф должен увидеть момент красоты и успеть запечатлеть его, потому что повтора этого момента может больше и не быть. Вот в этом, Поля, и состоит наша работа – поймать момент.

Поля внимательно и с интересом наблюдала за артистической работой старого седого фотографа, за его манерой общения с людьми, стараясь перенять все его действия и движения. После окончания рабочего дня, она не сразу уходила домой, а часто оставалась в ателье до ночи, чтобы как можно больше проявить фотоплёнок, отснятых за день, отретушировать при необходимости и распечатать фотографии, отглянцевать их и увидеть плоды своего труда.

В один из вечеров, когда на улице завывала весенняя вьюга и барабанила тяжёлыми снежными крупинками в окно, Поля опять осталась поработать в лаборатории. Красный свет фонаря освещал процесс появления изображения на фотобумаге. Свадебные фотографии получались, как показалось Полине, очень даже симпатичными. Неожиданно послышались стуки в дверь ателье.

«Кто бы это мог быть в такую пору?» - Подумала она.

- Кто там?

- Откройте, пожалуйста. Мы из соседней деревни. Хотели бы сфотографироваться. – Послышался с улицы мужской голос.

- Но уже поздно. Мы не работаем. Завтра приезжайте.

- Завтра не получится. Завтра уже нельзя будет. Вы только сфотографируете нас с девушкой на память, и мы сразу же уедем. Нам, правда, завтра нельзя уже будет. Это у нас последний шанс с ней сфотографироваться! Правда, другого шанса больше не будет! Да, вы не бойтесь.

- А я и не боюсь вовсе! – Поля открыла дверь, на пороге стоял заснеженный с ног до головы парень, а чуть поодаль – лошадь, запряжённая в сани. В санях сидело двое, ещё один парень с девушкой.

- Давайте быстро заходите, холоду напустите. Вон вешалка, можете раздеться, а там стулья, садитесь, а я пока кассету заряжу.

Поля ушла. Через чёрную штору, закрывающую проём в фотолабораторию, было слышно, как молодые люди зашли и начали двигать стульями, видимо усаживались для фотографирования.

- Я сейчас, ещё пару минут.

Когда она вошла в слабоосвещённый зал, то увидела, что девушка в светлом платье, с каким-то неприятно-застывшим выражением на лице и закрытыми глазами, сидит на стуле в не очень-то удобной позе, а два парня стоят сзади, положа руки ей на плечи.

- А она что у вас сильно пьяная? – С дрожью в голосе от нехорошего предчувствия спросила Полина.

- Нет! – ответил парень, который стучал в дверь. – Она умерла сегодня. А мы вот с другом так и не успели с ней сфотографироваться!

Поля чуть не упала в обморок от этих слов.

- Ты, не бойся! Мы её не убивали, она сама умерла! А она нам сильно нравилась. Мы, вот с другом, даже дрались из-за неё частенько. Вот и хотим фото на память о ней себе оставить. Фотографируй, да мы поехали назад, в деревню, пока не хватились нас.

Дальше всё было в густом тумане.

Очнулась Поля утром от того, что её кто-то сильно тряс за плечи.

- Ты, чего это, дочка? Перетрудилась, родимая? – Над ней стоял Карлыч.

- Ой, Пётр Карлович! Не хочу я больше фотографом быть! – Разрыдалась Полина.

- Погоди ты, погоди! Расскажи толком-то, что случилось?

Полина запинаясь и всхлипывая после каждого слова, с горем пополам рассказала Карлычу, что произошло ночью.

- Как они уехали, и что было дальше, я не помню. – Закончила она свой рассказ, уткнувшись Карлычу в плечо.

Он гладил её по голове и тихо говорил:

- Ничего, дочка, ничего, Поля! Всякое в жизни бывает! А фотограф из тебя выйдет очень хороший! Попомни мои слова. Негоже тебе бросать эту профессию! Так бывает в жизни, что она даёт тебе возможность или шанс, называй как угодно, чтобы выбрать дорогу, по которой дальше идти! Вот он у тебя первый выбор или первый шанс и появился. А может и не первый, но не последний уж точно! И ты всё сделала правильно! А вот, сколько их, этих шансов, тебе предстоит пройти - никто не знает. А безболезненно никогда ничего не происходит. Может у кого-то, но я таковых не встречал. У тебя будет ещё много всяких возможностей внести изменения в себе, в своей жизни, стоять на развилке и принимать верные решения. А вот у этих парней в их любви к этой усопшей, видимо, был и впрямь последний шанс оставить память о ней. Ну-ну, было и прошло...

Дня два Поля не могла набраться смелости зайти в лабораторию, а старый фотограф как будто и не замечал её страхов. Эти дни они, молча, делали свою работу: Поля фотографировала посетителей, а Карлыч проявлял и печатал фотографии. А не проявленная фотопластинка со снимком того вечера так и лежала на полке, пока на третий день, ближе к обеду, в фотосалон не вошёл молодой парень в заснеженном тулупе. Сняв шапку, он стоял в дверном проёме, переступая с ноги на ногу.

Карлыч сразу понял, кто это пришёл и зачем:

- Ой, чёрт я старый, совсем забыл, печь-то затопил, а трубу приоткрыть запамятовал. Поленька, я сейчас быстренько сбегаю до дому и вернусь! – накинув пальто и водрузив ушанку на голову, он ловко протиснулся между посетителем и закрыл за собой дверь.

- Здрасте! Я вот за фотографией приехал. Помните, два дня назад мы были. – Парень стоял и мял своими большими руками шапку, видимо, стесняясь и не зная как себя вести дальше и что ещё сказать.

Глядя на его неловкость и очень расстроенный вид, Полина почувствовала, что какая-то напряжённая струнка внутри неё, мешавшая ей все эти дни, вдруг, лопнула и отозвалась лёгким звоном в голове. Исчезла чувство скованности и тревоги, лёгкая тёплая волна прокатилась по телу, она почувствовала, как слегка загорели щёки и согрелись руки.

- Здавствуйте! Если вы подождёте полчасика, то фото как раз закрепится и просохнет. – Ей было неловко за свой обман, но она не могла признаться этому незнакомцу, что ей было страшно не только притрагиваться к кассете, но и смотреть в её сторону. - Хорошо?

- Ладно. Можно я здесь подожду, вот тут на скамейке посижу.

- Да, конечно.

Поля быстрым шагом и решительно вошла в фотолабораторию. Страха не было, было одно желание: сделать всё правильно и не испортить эту фотографию.

Вручив парню два фотоснимка, Поля почувствовала не испытываемую никогда ранее лёгкость на душе.

- Спасибо вам! – сказал парень, аккуратно завернул фотоснимки в газету и ушёл.

Поля села на скамейку, опустив руки на колени.

- Ну, слава богу, всё нормально дома. А то я переживал, вдруг чего не так. – Начал с порога Карлыч. – Поля! Ты чего это дочка? У тебя-то всё нормально?

- Ой, Карлыч, спасибо вам. Теперь-то точно всё нормально!

(События 1958 года. Сибирь.)

Сплошная быль или «Дорожные байки»

часть 2

Чтобы жить

(ИМР. Обнинск. Клиника)

- Ну что, братцы, в шахматишки, домино или в картишки перебросимся? - В очередной раз предложил "неугомонный". - Скучно же валяться целыми днями, давайте хоть в "тыщу" сыграем!

- А может, пивка накатим? Поднимем, так сказать, гемоглобинчик и лейкоцитики в крови, а то завтра на лучевой опять сожгут все запасы. Или по коньячку с кофеем! - Встрепенулся Коля-дальнобойщик из Курска.

- Тебе бы всё пивка да коньячка, - укорил его "профессор" - немолодой и малоразговорчивый врач-хирург со Ставрополья, совсем недавно перешедший в общении с соседями по палате на "ты", а то всё "Вы, да Вы". - Кефир пей да орехи грецкие ешь, вот и подымешь свои лейкоциты и гемоглобин. А шахматы, они мышление развивают, не дают мозгу застояться.

Месяцем раньше.

Его дважды готовили к операции: первый раз подготовка закончилась на выпитой мензурке с касторкой, после чего что-то изменилось и операцию перенесли на другой день.

Во второй раз молодая медсестра мило улыбалась, подбадривала его и нежно уговаривала принять «касторочку»: не бойся, всё будет хорошо, а потом с «любовью в глазах» поставила укол похожий на укус комара, обнадёжив его при этом, что и операция тоже будет не сложной, уснёшь-проснёшься, и всё будет опять нормально. И он ей дважды поверил, да и как было не поверить такой кареглазой милашке; и дважды возвращаясь в палату, он ложился на уже надоевшую кровать и продолжал чтение очень интересной книги "Щит и Меч". Первый раз она была прочитана им ещё до того как сняли фильм, а сейчас читалась с ещё большим интересом и герои книги представали перед глазами как в фильме - полной картинкой. Читалась книга легко, а слова в строчках стояли стройно как солдаты. Но через какое-то время буквы в тексте стали совершать медленные колебания, наклоняясь, то вправо, то влево и раздваиваясь при этом, а затем и вовсе начали приплясывать и превращаться в беспорядочные кривые и полуокружности, а потом они дружно устроили хаотичное движение по страницам книги; глаза следили за бегающими буквами, а мозг не успевал составить из них слова, становилось весело и, вроде даже как в порядке вещей появилась какая-то лёгкость, глаза сами закрывались от тяжести век, хотелось спать. В чуть смазанной картинке он ещё увидел, как в палату вплыли две красивые улыбающиеся медсестры, похожие на ангелов, а между ними покачивалась белая каталка.

Его штормило от введённого препарата, мысли тормозились. Казалось, что он чувствует их тяжесть и тело отказывалось слушаться. В последнем усилии и желании не показывать слабость перед этими двумя чудными созданиями он постарался спокойно раздеться и, что-то говоря им, водрузил своё становящееся непослушным тело на каталку. Ощущение невесомости разлилось по всем частичкам тела, мыслей не стало - наступило простое и приятное наслаждение свободой и лёгкостью. Последнее, что зафиксировал его мозг - были люди в серых халатах и масках, большой круглый светильник, с яркими лампами. Лампы начали медленно вращаться, быстро ускоряя вращение, потом слились в одно яркое пятно, а дальше наступила темнота - провал.

Выход из ниоткуда был сложным, сознание медленно просыпалось: тяжелые веки, чуть приоткрывшись, закрывались вновь - он опять впадал в сон. Сколько времени это продолжалось неизвестно, но мозг постепенно начал фиксировать эти кратковременные пробуждения. Очнувшись в очередной раз, он уже дольше не впадал в сонное состояние и мог немного осмотреться.

Одиночная палата, слегка освещаемая настенным плафоном дежурного света, сзади - зашторенное окно с ночью, две двери впереди – одна для выхода из палаты, вторая возможно в туалетную комнату, две кнопки на стене слева, красная и зелёная, небольшой столик справа, над ним две трубки, видимо для подачи кислорода? Ощущения времени не было, была сухость во рту, тяжесть в голове и чувство подавленности, да неприятное жжение в области живота.

Откинув простынь и приподняв в несколько слоёв сложенную белую марлю с красными пятнами, он увидел длинный, уходящий от груди вниз операционный шов смазанный йодом, с запёкшимися каплями крови, ершом торчащими нитками и как-то просто, без испуга, с грустью подумал: «Всё. Значит, селезёнку вырезали. Процесс пошёл. И что же теперь дальше?»

В голове что-то щёлкнуло, и он стал слышать происходящее вокруг. За окном посвистывала метель, шелестя и постукивая снежинками по стеклу, за стенкой слышались негромкие стоны, в углу гудела вентиляционная решётка. Он вдруг ощутил себя потерянным и одиноким в этом мире, в этом незнакомом городе, в тысячах километрах от дома. Гнетущее чувство заполнило его внутреннее пространство и ему стало жаль себя, свои семнадцать лет жизни, которые как-то сразу пронеслись в один миг перед глазами и стали какими-то далёкими - далёкими. И всё, что было там, за чертой вчерашнего дня, стало далёким и ушло в прошлое, а впереди – неизвестность, как вот этот полуосвещённый серый потолок. От этих мыслей ему показалось, что в палате стало прохладней, а может это зимняя ночь за зашторенным окном воем вьюги навевала тоску. Ночь длинна, а мысли ещё длиннее. И ему, молодому ещё парню вчера, сегодня жизнь показалась такой короткой и одинокой, мысли цеплялись одна за другую, и каждая ставила свои вопросы, на которые у него не было ответов.

Из медперсонала к нему никто не приходил, лежать на спине надоело, и он решил встать. Это стоило больших усилий и вскоре ноги ощутили холодный пол, держась за стенку и придерживая одной рукой марлю, прикрывающую шов, он медленно добрёл до двери и выглянул в полуосвещённый коридор – пусто; вторая дверь, как и думал, оказалась в туалетную комнату.

Вернувшись к кровати, он пожалел о том, что так опрометчиво слез с неё, она была высокая и вернуться на неё, в лежачее положение, было гораздо сложнее, чем её покинуть. После нескольких попыток, опасаясь за швы, ему всё-таки это удалось, уставший и в холодном поту он лежал потом некоторое время, учащённо дыша и слыша в тишине ночи быстрое туканье своего сердца. После нескольких дыхательных упражнений сердцебиение успокоилось, минутные страхи и волнения прошли, пришло понимание реальности: "Операция позади, значит, всё будет нормально, дня через два выпишут в отделение. Интересно, как там меня встретят "друзья - славяне".

В памяти начали всплывать обрывки событий, происходивших перед операцией: люди в халатах, быстро вращающиеся яркие лампы светильника вверху, превратившиеся в одно яркое круглое пятно, потом темнота... И, что-то ещё он видел потом, вот только что видел? Не помнил. Какое-то воспоминание крутилось в голове, но не зацеплялось. Он ещё долго лежал и смотрел в потолок, думал уже и о прошлом, а больше о своем неизвестном будущем и, как-то, незаметно, само собой подкралась дремота, глаза сами закрылись и он уснул.

Рано утром его разбудила врач, делавшая операцию и, узнав о его самовольном вставании и хождении в туалет долго ругалась и обещала поставить укол снотворного, что бы "такие шустрые" спали неделю и не самовольничали. Но, что для него значили эти "угрозы", просмотревшему за эту ночь всю свою прошлую жизнь и вновь обретшему новую, которую ему предстоит ещё строить. Где-то он читал, что иногда с человеком происходит такое событие, которое в раз переворачивает его представление о жизни, вносит коррективы в его мировоззрение и понимание смысла, хода и ритма жизни. И это происходит, возможно, у каждого.

Потом были капельницы - сон - бодрствование, опять капельницы и сон. В очередной раз выйдя из забытья, он вспомнил то воспоминание или видение, которое было спрятано где-то глубоко в его подсознании – это было какое-то движение в зыбком тумане, белый потолок и белые стены коридора, потом длинная галерея со стеклянными витражами вместо стен, каталка с человеком, укрытым по подбородок белой простынёй с красным пятнышком посредине, и в этом бледном человеке с длинными, влажными волосами, он видел себя. Да - себя, а рядом с каталкой шли трое, похожие на соседа по палате и двух девушек из отделения. Это видение было мимолётным, быстро промелькнуло, почти мгновенно, но мозг сохранил его. Точно, это был он. Но как он мог видеть себя со стороны, как? Или, может быть, это была его душа и она сопровождала и наблюдала за своим телом и раздумывала или ждала указания свыше уйти или войти назад и продолжить жизнь. А может, это был просто сон. Потом были капельницы - сон - бодрствование, опять капельницы и сон.

На четвёртый день его перевели в «своё» отделение, где встретили как родного человека: так бывает, когда люди лежат в больнице по несколько месяцев, то начинают понимать друг друга с полу-взгляда, с полуслова и тогда больничная палата становится их «вторым домом».

По выходным к некоторым приезжали родственники с передачами, вот и сосед по палате, тридцатипятилетний Коля-дальнобойщик с Курска, после свидания с тётей, принёс две большие коробки с продуктами, освободил их от содержимого и выставил, с радостной улыбкой, на тумбочку бутылку армянского коньяка, конфеты, апельсины и пару колясок колбасы:

- Живём, Володька, праздник сегодня - День Конституции, вот моя тётка привезла тут кое-чего, сейчас отпразднуем, а на ужин не пойдем. Смотри, тут кроме колбасы ещё и курица имеется, и огурчики солёные. Живём, браток! Давай вначале по пятьдесят для поднятия тонуса! А соседям оставим, потом примут, хотя я думаю "профессор" в трансе, а потому пить не будет, а остальные, шут их знает. Давай, будь здрав, малый! За операцию и швы не боись, на фронте наши отцы спиртом залечивали раны, знаешь какие? У-у-у! И у тебя быстрее заживет, как на кошке, от коньячку, глядишь, прямо завтра швы и снимут.

Коньяк был крепок, но приятен на вкус и первая стопка немного взволновала мозг, вторая прошлась горячим огнём по телу и поставила всё на свои места.

После операции прошло всего семь дней, но он почему-то сразу почувствовал, что коньяк не должен ему навредить. Потом ему стало веселей, и они долго ходили по отделению, играли в карты и шахматы с другими больными, рассказывали анекдоты.

Праздник Дня Конституции удался!

Утром он решил начать новую жизнь.

Чтобы жить!

* * *

Жизнь ударила резко, из-за угла.

И в семнадцать мальчишеских лет

Положила, почти что,

Мне прямо к ногам

Черных роз огромный букет.

Галереи, каталки, халаты,

Диагностика, гамма-лучи.

Упадешь

На кровать в палате

И хоть волком вой и кричи.

Кокаин. Наркоз. Темнота.

Пластанули, а жить-то охота.

Вот очнулся -

Опять дремота

И душа в незнакомом полете.

Пациент, что в соседней палате,

Все стонал, но затих сегодня…

Свою душу

Кому он отдал?

В рай иль темную преисподнюю.

Неужели так мало отпущено мне

В этой жизни удачи и счастья.

Может,

Все происходит это только во сне,

А проснусь - всё уйдёт в одночасье.

Нет, не сниться - таращу глаза,

И щипаю себя до крови.

И слеза

по щеке - слеза,

Только это от всех я скрою.

Все один. Должен быть один.

Разрублю все узлы и нити.

Сколько вытяну –

там поглядим,

Хоть вините меня - не вините.

Мрак на улице и на душе,

На меня это так не похоже.

Кошки, что ли,

скребутся уже?

Или жизнь все счета итожит.

Никого! Ничего не хочу!

Червоточина точит и гложет.

К черту все!

Веселиться хочу!

Коль не сам, кто тогда мне поможет!

Передумал всю жизнь по часам,

Через окна, глядя на звезды.

Разобраться во всем

Должен сам,

Чтобы было потом не поздно.

...Надоела больничная жизнь.

На свободу хочу я. На волю.

В самоволку иду,

Слово рысь,

Прогуляться по чистому полю…

Повоюем ещё,

Впишем жизнь между строк,

И пока ещё жив и молод -

Я построю вдали,

Милый мне островок,

Ну, а может, построю и город!

Обниму, сделав вдох,

Вселенную всю -

Про минутную слабость

Забуду свою.

(*) «Мотозники» - так называли себя пациенты гематологического отделения ИМР – института медицинской радиологии в г. Обнинске. г. Обнинск

Реальность жизни

Это случилось ночью - в соседней палате умер человек.

Три недели назад его привезли в клинику и разместили в соседней двухместной палате, переселив из неё двоих «постояльцев». Ходить он не мог, был худой как мумия и жёлтый как лимон - такое можно было увидеть только в документальных фильмах про узников фашистских концлагерей.

И вскоре уже все, в гематологическом отделении, знали всё или почти всё о нём: кто он, откуда и как «дошёл», вернее сказать, как «довели» этого человека до такого ужасного состояния врачи в его городе. Ему не повезло: диагноз был поставлен не верно, лечение проходило не правильно, а потом он и вовсе был «посажен» на сильные обезболивающие лекарства, став наркоманом. Все пациенты этой клиники тоже не были счастливчиками судьбы, но им повезло больше: врачи на местах честно взвесили свои возможности, не побоялись признаться в том, что они не имеют соответствующего оборудования и квалификации для лечения онкологии, и направили людей в московские институты, тем самым спасли им жизни.

Первые две недели через стенку постоянно были слышны стоны, особенно в ночное время, потом врачи сумели поднять его на ноги, кто-то даже видел, как он стоял на костылях возле окна своей палаты. «Значит, пошёл на поправку» - шептались в отделении. Но еще через неделю стоны прекратились. Ночью, почти под утро, Володя вышел в коридор и в это время из соседней палаты санитары выкатили каталку, на которой кто-то лежал, укрытый простыней. Это была впервые увиденная им реальная смерть человека.

Видимо, так устроена человеческая жизнь, что в ней происходят события, которые вносят поправки в судьбу человека. Где-то он читал или слышал, что перед каждым человеком, в определённые моменты жизни, встаёт вопрос: какое принять решение и по какой из двух дорог следует идти? Вот и сегодня, после произошедшего, он ясно осознал то, о чём ему, по молодости лет, ещё ни разу не приходилось задумываться. Оказалось, что жизнь очень хрупка и мимолётна, и за неё надо бороться. И решение родилось, как бы, само собой, но зрело: «Лечение будет долгим, поэтому нужно отвлечь себя от этой больничной повседневности! Как? Чтением книг?.. Да-да, чтением! Это должно помочь. И надо жить, чтобы быть…».

При институте была шикарная библиотека. И уже через несколько дней он стал одним из постоянных её посетителей, потом библиотекарь сама начала делать подборку для него: пять - шесть книг в неделю по психологии, медицинским наукам, вперемежку с книгами по любимой теме о разведчиках и истории.

Вечерами, в десять часов, в соответствии с правилами клиники, в отделении выключался основной свет, и палаты затихали для сна, а он выходил в полуосвещённый коридор, усаживался за стол рядом с дежурной медсестрой и читал, иногда до часу-двух ночи. Постепенно, глядя на него, в холле стали задерживаться и другие, не очень-то желающие спать. Дни для них были однотипны и как вечность: казалось, что только проснулся, прошёл по всем процедурным кабинетам, а уже и вечер подкатил: такой нудный зимний вечер с чернотой за окном, чужим городом и с обязательным стаканом кефира перед сном.

Опостылело…

За месяц до Нового 1975 года большая часть лечившихся в гематологическом отделении тоже начала «жить» вечерней свободной жизнью - одни играли в шахматы или карты, другие коллективно разгадывали кроссворды, а кто-то просто сидел в небольшой компании и делился своими радостями или горестями, рассказывая житейские истории. Иногда, некоторые, парами уединялись в длинной стеклянной галерее, соединяющей здания клиники. Там была дружба и любовь.

В этих вечерних посиделках забывались и отодвигались в дальний уголок мысли и переживания о болезни, о её возможных последствиях. Медсёстры, дежурившие в ночь, первое время слегка возмущались, но потом, видимо, махнули рукой на эти «нарушения», тем более что и дежурные врачи не возмущались по этому поводу. Но эти «нарушения больничного режима» не могли продолжаться долго и незаметно. В один из декабрьских дней Володю пригласил к себе, «на беседу» - сказала старшая медсестра, показывая указательным пальцем на потолок, заведующий гематологическим отделением, Григорий Давидович Байсоголов, неведомо откуда узнавший, что это он, косвенно, стал инициатором этих всех вечерних посиделок, и с лёгким кавказским акцентом повёл «беседу». Почему он, известный учёный, профессор, решил провести с ним, семнадцатилетним парнем, тот короткий разговор, так и осталось для Владимира непонятным: - Это хорошо, молодой человек, что ты пошёл на поправку! Это радует! Радует и то, что духом не падаешь, стойко относишься к своему … положению в качестве пациента нашей клиники, как мужчина относишься. Молодец! Но, понимаешь, есть определённые нормы и правила. Распорядок называется. Подъём, процедуры, завтрак-обед, тихий час и отбой на ночной отдых. Это не мной придумано. Так должно быть. Люди лечатся здесь и должны вовремя и полноценно отдыхать. Прохождение курса лечения для вас – это тот же труд, тяжёлый труд. Понимаешь?

- Понимаю. Но, знаете, как-то казарменно: строго в палаты и отбой. Я же просто читал сначала. И другим больным тоже не всегда хочется рано спать ложиться. Они же не как дома. Дома-то всё равно позже ложились бы. Вот они и стали…

- Казарменно! Ты думаешь, мы ничего не понимаем. Бездуховные все здесь. Пойми, есть распорядок, его нужно соблюдать, всем надо отдыхать, лечение не из лёгких, трудное лечение, нам же хочется вам помочь, получить хорошие результаты, а ты вот – нарушаешь, вначале один был, а теперь вон сколько уже. Медсестёр я накажу. - Сестёр-то за что?

- Это уже моё дело, молодой человек! Можешь идти в отделение. Подумай там, на досуге.

Вернувшись в палату, он лёг на кровать и уставился в потолок. «И чего это он меня-то только к себе пригласил? Конечно, прав профессор – порядок есть порядок, дай нам волю, то мы и до утра будем гужевать. Но вот сестричкам попадёт – это не очень хорошо! Подвел я их под монастырь. Одна надежда, что может он просто их пожурит. Профессор, вроде, дядька на вид хоть и серьёзный, но чувствуется что не злой, нормальный мужик!»

О своём разговоре он рассказал соседям по палате – в этот вечер коридор отделения был пуст: все к десяти часам потушили свет в своих палатах.

Дня через два время «отбоя» было перенесено на одиннадцать часов вечера. Да и медсестёр, видимо, особо не наказали, а может, они вида не показывали.

И этот час, добавленный профессором, был очень им необходим для общения. В общении жизнь продолжалась.

Утро начиналось для всех обыденно, как по «нотам», с ежедневных процедур: проверка крови на лейкоциты, сканирование, лучевая терапия - если количество лейкоцитов в крови не упало до критического значения, а если упало - тогда "отдых" от лечения на несколько дней, а это отдаляло дату выписки.

А как хочется домой!

Очень хочется!

Перед началом сеансов лечения лучевой терапией, на его теле: груди, спине и плечах начертили каким-то мелком красного цвета несмываемые уголки и крестики. Лечащий врач объяснила их назначение:

- Это делается для того, чтобы обозначить границы, в пределах которых необходимо воздействовать гамма-лучами в нужных местах. Потом, со временем, эти крестики сотрутся.

Институт медицинской радиологии занимал большую площадь и располагался в нескольких зданиях, которые соединялись длинными остеклёнными галереями. В одном из дальних зданий находилась радиологическая лаборатория, где и происходило то самое лечение гамма-лучами. Туда-то он и начал ежедневно ходить как на работу. В первый день его встретила медсестра-лаборант и провела по серому коридору с металлическими стенами (позднее он  узнал, что эти стены были из свинца и защищали окружающее от радиации) в небольшую прохладную комнату с такими же серыми стенами без окон. Посреди комнаты стоял большой белый аппарат, напоминающий увеличенный в несколько раз фотоувеличитель. Под ним находился лежак. После того как он ложился, из аппарата через небольшой глазок начинал струиться тоненький лучик зеленоватого света и врач, "поколдовав" со свинцовыми брусочками, расставив их на стеклянной полке под глазком, уходил, а он оставался в этой серой прохладной тишине, нарушаемой изредка негромким, монотонным звуком работающего аппарата. Ни каких болевых или неприятных ощущений, только прохлада комнаты. Минут через пятнадцать сеанс заканчивался.

Какое-то время казалось, что ничего особенного с ним и не происходит, всё как обычно. Но через пять или шесть дней он вдруг обнаружил, что в расчёске при расчёсывании осталось очень много волос. Что это? Он запустил руку в свою длинную прическу типа "битлз", и в его руке оказалась добрая прядь волос, боли при их выдёргивании не чувствовалось. И тогда он вспомнил свой первый день поступления в клинику: во время обеда за одним с ним столом сидел парень с длинными как у него волосами, тогда-то тот парень ему и сказал:

- Это хорошо, что у тебя волосы длинные. - И приподнял рукой свою шевелюру. – Видишь? - От шеи и до затылка под волосами было лысо.

Теперь с каждым днём его волосы всё больше и быстрее стали покидать голову. Но постепенно он смирился и с этим, так как в отделении было много таких же, как он, да и врачи объяснили, что это всё временное явление, а через полгода волосы снова отрастут, и будет всё нормально.

«А что остаётся делать? Остаётся только верить словам врачей - им видней. И нечего грустить по прошлому, потому что нужно жить сейчас и будущим. Жить! Значит, будем жить! – Мысль сама пришла как будто изнутри, и он принял её. - Нужно жить сейчас, и нет ничего лучшего, чем жить! Жить, чтобы быть, а прошлое - пусть будет в прошлом...»

По утрам Володя стал с трудом просыпаться, чего раньше с ним не бывало, сон не отпускал его и «желал» своего продолжения, но с другой стороны ежедневные утренние лечебные процедуры требовали раннего подъёма. А организм упорно хотел спать. Сказывались последствия лучевой терапии - снижение лейкоцитов и гемоглобина в крови, а это могло отодвинуть момент его выписки, уже определённый лечащим врачом на середину января. Нужно было что-то делать. Послеобеденные прогулки на свежем морозном воздухе по расчищенным от снега дорожкам территории клиники, поедание грецких и кедровых орехов, ежевечернее потребление кефира давали определённые результаты, но этого было мало: лейкоциты приближались к минимально-допустимому количеству. Однажды он, после «лучевой», решил немного изменить маршрут своего возвращения и пройтись по другим отделениям. В одном из них он обратил внимание на группу из несколько мужиков, сидящих в холле, и у всех в руке было по бутылке пива! Нет, он не ошибся – это было пиво. И они спокойно сидели и пили.

- Привет, мужики! А как это вы так, в открытую, пиво пьёте?

- А, что? Тоже хочется? – Спросил один из них.

- Это мы лейкоциты в кровь загоняем. – Сказал другой.

- И что, помогает?

- Ещё как помогает! Вот сегодня бутылочки по две примем, а завтра с утречка и на лучевую.

- И никто вас не ругает за распитие?

- Нам можно. Теперь уже нам всё можно. – Прокомментировал третий и добавил, - Все мы здесь подопытные. Как кролики или крысы, потому нам и пиво не в грех.

- Ну, что ты, Валера, опять понёс про кроликов. Чего парня пугаешь!

- А что его пугать, он сам, наверное, знает про это. Не маленький, чай. Такой же, как мы все здесь, горемыка!

Володя, как-то вначале пропустил про «кроликов» мимо ушей:

- А мы, у нас в отделении, кефир пьём и орехи едим.

- А ты орехи с пивом попробуй – здорово помогает. И домой быстрей поедешь.

- А что там насчёт кроликов?

- Да так он просто, шутканул…

Вернувшись в свою палату, Володя, во время обхода спросил у своего лечащего врача про пиво.

- Можно, - ответила она. - Но я тебе об этом не говорила. И это даст только временное повышение лейкоцитов, потом они опять быстро снизятся. Это может сильно навредить.

- Хорошо, я понял. – Ответил он, а сам подумал: «Сегодня же сделаю вылазку в город и куплю пару бутылок. Или три. И проверю, что и как». Он уже давно собирался прогуляться по городу, вырваться на волю. Здесь он был заперт, в этой территории ограждённой железобетонным забором с декоративными решётками, а там за забором - была обычная, нормальная жизнь.

И он ушёл в "самоволку".

До него многие тоже ходили в город по магазинам и в кинотеатр, главное было в этих походах - не попасться на глаза «самому», так называли директора института, иначе тогда досрочная выписка была обеспечена и навсегда. А может, это просто так говорили. Ещё говорили, что у этого "самого" была очень хорошая зрительная память и пациентов он, мол, сразу видел, хотя "чужака" в этом небольшом городе можно было сразу определить и без обладания хорошей зрительной памятью. После первой «вылазки» были и другие. Он просто гулял по вечернему Обнинску, улицы которого напоминали ему о Норильске. Только там сейчас декабрьская пурга и мороз под сорок, а здесь крупные, лёгкие и пушистые снежинки приятно падали на лицо и щекотали нос. И мороз почти не ощущался, так себе, морозец.

Однажды небольшой компанией из пяти человек они зашли в городской ресторан. Среди посетителей оказались нескольких знакомых медсестер и врачей. Они тоже их узнали: женщины помахали им рукой, а мужчины подмигивали и снисходительно улыбались. Всё происходило как-то не так, вроде бы обычный ресторан, музыка, люди, но как-то всё чуждо, Владимиру показалось, что они здесь чужие, и все смотрят на них, зная это. Тогда они даже не стали дожидаться официанта, а просто встали и ушли, чувствуя себя лишними в этом заведении, ущемлёнными, может быть. И посетить это заведение повторного желания больше не возникало, по крайней мере, у него.

А вечером того первого дня Владимир, возвращаясь из «самоволки», нёс в сумке три бутылки жигулёвского, предвкушая удовольствие от вечернего ужина с кружкой пенистого пива. Пиво с орехами оказали своё положительное действие: лейкоциты держались в норме, а значит, выписка и отъезд домой не откладывался, тем более что и билеты на самолёт им были уже куплены на 19 января.

Больничные вечера становились интереснее, добавленный час сделал своё положительное дело: в каждом холле стало собираться по пятнадцать-двадцать человек, кто-то играл в карты, кто-то в шахматы, кто-то травил анекдоты, а кто-то рассказывал свои жизненные истории, которые слушались с большим интересом. Обстановка непринуждённости и раскованности сближала их и отодвигала в дальний уголок неприятные мысли о болезни, хотя бы на короткое время, что даже самые хмурые и молчаливые тоже начинали рассказывать о своём пережитом когда-то. г. Обнинск. Декабрь 1974

*Григо́рий Дави́дович Байсого́лов (1921—2003) — советский и российский врач-радиолог, доктор медицинских наук, профессор, крупный учёный в области профпатологии, гематологии и радиационной медицины, один из основателей Филиала Института биофизики Минздрава СССР в Челябинске-40, лауреат Ленинской премии.

Вера с Надеждой на Любовь

- Ну что, братцы, в шахматишки, домино или в картишки перебросимся? - В очередной раз предложил "неугомонный". - Скучно же валяться целыми днями, давайте хоть в "тыщу" сыграем!

- А может пивка накатим? Поднимем, так сказать, гемоглобинчик и лейкоцитики в крови, а то завтра на лучевой опять сожгут все запасы. Или по коньячку с кофеем! - Встрепенулся Коля-дальнобойщик из Курска.

- Тебе бы всё пивка да коньячка, - укорил его "профессор" - немолодой и малоразговорчивый врач-хирург со Ставрополья, совсем недавно перешедший в общении с соседями по палате на "ты", а то всё "Вы, да Вы". - Кефир пей да орехи грецкие ешь, вот и подымешь свои лейкоциты и гемоглобин. А шахматы, они мышление развивают, не дают мозгу застояться.

- А вы, мужики, чаёк заваривайте и пейте как я вот. И жажду утоляет и от другого чего помогает. - Вошел в разговор, поглаживая мощной ладонью по фарфоровому заварному чайнику, гаишник из Воронежа. Неделю назад он поступил к ним в палату и представился тогда сразу лейтенантом ГАИ, в Воронеже, мол, живу и работаю. Все долгожители палаты насторожились даже: как же, представитель закона в соседях будет, а особенно напрягся молчаливый "горец" - человек небольшого роста и неопределённого возраста, весь растатуированный как картинная галерея, пальцем ткнуть некуда. Коля тогда даже реплику бросил:

- Ну, повезло! В одной палате с инспектором будем, думал, хоть здесь от гаишников отдохну, ан нет, жизнь опять по-своему повернула.

Но потом всё улеглось и успокоилось - "лейтенант" оказался нормальным, компанейским малым.

- Эх, "профессор", кефир-то он только кишку расслабляет. А чаёк - чифирок, и вправду, можно заварить. Ты как, "горец", не против? Или, все-таки, по пивку? - Не унимался Николай. – А ты вот когда хирургом был, поди, не пивко, а спирт накатывал, перед тем как людей резать начинал. А, "профессор"?

- Другого разговора у него и нет. - Проворчал "профессор" и, встав с кровати, вышел из палаты.

- Мужики, что Вы его все подтруниваете - "профессор- профессор", может ему это не нравится, он же нам в деды годится. Переживает он, что сюда попал. - Высказался молодой парень из Норильска.

- Нет, он, значит, переживает, а мы тут лежим себе и радуемся! Ну, ты Володька сказал. Тебе он может и в деды годится, а нам - в отцы. Он, может быть, и хороший мужик, хотя сомнения есть маленькие на счет этой темы, может и хирург нормальный, но сильно переживательный какой-то! А как он уколов-то боится - видели, аж весь напрягается, будто его шилом в одно место тыкать будут, ещё чуть и под потолок подпрыгнет, или в обморок упадёт. Надо же так - хирургом работает, скольких распластал, а уколов боится! Странно как-то! - Сказал Коля в наступившей тишине. - А вообще-то все мы здесь одинаковые, на равных, как на полевой дороге, все с одним и тем же лежим. Он-то хоть пожил, а у нас вот эта тема под бо-о-ольшим вопросом! Сколько ещё выделено кому, неизвестно! Лежим тут уже по месяцу, а кто и больше, как кролики подопытные, обрыдло всё: и шахматы и карты.

- Да ладно Вам, мужики, завели бодягу. Давайте про жизнь поговорим, про любовь и всё такое. – Прервал «лейтенант» Колю. – Вот, вы знаете, какой я чаёк пью постоянно из этого чайничка? – И с какой-то, видимой не вооруженным глазом, любовью погладил пузатый чайничек. Сказано это было спокойно и в тоже время интригующе, что все, не сговариваясь, заинтересованно уставились на чайник и, чуть ли, не одновременно, видимо от любопытства, распирающего их изнутри, спросили:

- Какой?..

Немного помолчав, «лейтенант» начал свой рассказ.

Вера с Надеждой на Любовь

«С женой мы прожили пять лет, год до, четыре после свадьбы. Жизнь вроде была размеренная: работа, дом, в выходные дача, иногда ходили в ресторан, иногда в кино. Сказать, что жили, душа в душу, значит соврать – всяко бывало, но, в общем, всё было нормально. Потом вдруг стал плохо себя чувствовать, уставать быстро, появилась вялость и апатия ко всему, и по - мужскому делу провал за провалом, потом попал в больницу, перетрясли всего, направили сюда – в ИМР, здесь облучили, пролечили как им, врачам, виднее, пролежал четыре месяца, проходя курс лечения. Первые два месяца жена приезжала проведать, раза два в месяц, потом в следующие два месяца – раз.   После выписки с каким-то нехорошим предчувствием приехал домой, а там голая квартира - одни стены, диван и полупустой шифоньер с моими вещами - ушла супруга, даже из города куда-то уехала, оставив записку, чтобы не искал и заявление - согласие о разводе. С работы уволили по состоянию здоровья, так как на ВТЭКе дали вторую группу инвалидности. Получается, что не нужным стал никому: ни на работе, ни жене. Да и зачем ей, красивой и молодой, я - больной, инвалид 2-й группы, да ещё импотент. Начал пить. Появились «друзья», которых раньше на порог не пустил бы.

Потом, где-то, через полгода, встретил женщину. Вытянула она меня из этого «омута» запойного прямо как в фильме «С лёгким паром»: «подобрала, отмыла, отогрела, приютила». Пить бросил.

Но силы мужской не было, а женщина хорошая попалась, и понимает меня и старается помочь, но тщетно. Ничего не выходит, хоть ты тресни. Предлагал ей уйти, а она ни в какую не соглашается: «Нет, не уйду! Люблю и всё тут, и разговор окончен, всё будет хорошо, только нужно успокоиться, подлечиться!». И так спокойно сказала это, что я поверил, что так и будет. Стал я тогда искать лекарства от импотенции, был  у разных врачей, у бабок. Потом кто-то сказал, что в области живёт дед, который лечит от всех болезней. Через своё УВД навёл справки о том лекаре, всё узнал и поехал. Оказывается, во время войны он был военврачом в прифронтовом госпитале, и в звании полковника, а после войны работал в районной больнице, а сейчас вот лечит травами. Деревня находилась в двухстах километрах от Воронежа, небольшая такая деревенька, дворов на пятьдесят, у самого леса и от трассы в километрах пяти. Пока шел полевой дорогой до неё, вдыхая аромат разнотравья под стрекотание кузнечиков, много передумал о своей жизни. Лет - то мне тогда было двадцать семь, молодой ещё, а уже болезней букет… Ну, да ладно. В общем, дотопал я до деревни, спросил в первом доме, где найти этого деда. Мне объяснили.

Пришёл. Стоит рубленый дом под железной крышей, двор, огороженный тыном, весь засеян разнообразными цветами, много цветов. Когда я зашёл в дом, сразу попал в просторную, невысокую и светлую комнату в три окна, с белёной русской печкой и деревянным столом на резных массивных ножках, стоящем посреди комнаты, в левом углу, под потолком, в резной рамке с позолотой располагалась и обращала на себя внимание икона. За столом я увидел седого крепкого деда с окладистой бородой, одетого в холщёвую рубаху, широкоплечего и крупного как дуб, перебирающего травы. - Здравствуй! - Сказал он мне, как будто мы с ним давно знакомы.

- Здравствуйте! - Ответил я, а сам стою как школьник перед учителем. И чувствую, что как мурашки забегали по спине. Представляете, работая в ГАИ, приходилось в разные ситуации попадать и с разными нарушителями сталкиваться, но такого не припомню, не было, ни разу. А этот дед продолжал мне говорить, не отрываясь от своей работы: - Знаю, знаю, зачем пришёл, вижу. Выйди-ка во двор, - он показал в окно, - вон там растут цветы, ноготки называются, нарви кулёк, вот возьми газетный листок и сверни, потом как закончишь - зайдёшь, дальше скажу. Я, как по приказу, вышел во двор, нарвал газетный кулёк жёлто-оранжевых цветков, и вернулся в дом. - Садись и слушай. Я бы мог, конечно, тебя и от той болезни вылечить, но тебя  уже прооперировали, и чувствую пока всё нормально, а вот от второй твоей хвори по мужскому делу эти ноготки помогут, да и сосуды кровеносные укрепят и очистят, только готовить настой и принимать нужно так, как я тебе скажу, понял. Иначе всё зазря будет. Курс выполнишь в три этапа. Так вот, возьмёшь две щепотки цветков, зальёшь кипятком и настоишь в заварном чайничке стакана на два, и будешь пить в два присеста в течение 15 дней: прополощешь минут пять во рту и проглотишь. Весь отвар из чайничка так за шесть часов ты и выпьешь, эдак минут через тридцать это надо будет делать, потом 15 дней отдыхаешь, потом опять так же ещё два раза по 15 дней пьёшь, 15 - отдыхаешь. Еще раз – два в день зубок чеснока с кусочком сальца, размером так с кусочка два сахара, принимай, допустим, утром на голодный желудок и вечерком перед сном. Спиртного и табаку ни-ни! И главное, когда почувствуешь мужика в себе, потерпи, не кобелись, а закончи курс лечения как надо, а то потом никто тебе не поможет. Понял меня?   Его голос был какой-то глухой и негромкий, но ясно слышим. Откуда он про всё узнал, про мои болячки - не знаю. Просто так всё сказал, а потом добавил: - Ну, иди с Богом! Я встал, поблагодарил его и спросил, сколько я ему должен за совет, помощь в этом моём лечении и за цветки. Он посмотрел на меня пристально и сказал:

- Не в деньгах счастье, парень! Здоровье и Душа дороже! Вот, когда тебе станет хорошо, и ты обретёшь душевное спокойствие и здоровье, сам решишь. Так что ступай с Богом!

Сейчас, видите, всегда чайничек со мной, заканчиваю уже второй курс календулопития, и чувствую себя как молодой жеребчик, тьфу-тьфу! Так и хочется порадовать свою новую жёнушку за долготерпение и за заботу. Но лучше потерплю ещё немного, а то – вдруг, не дай Бог, всё испорчу! Понимаете, начинаешь верить в разное.

Вот такая штука, братцы! Думал сначала, что всё потерял и Любовь, и Веру в эту самую Любовь после побега первой жены, но вот ведь нашлась Настоящая Женщина, вдохнула в меня Надежду, укрепила Веру и зажгла Любовь! " - Вот так, Коля-Николай, а ты пивко, водочка!

В палате повисла тишина. Каждый, наверное, обдумывал услышанное и мыслил о своём и про себя, а смог бы лично он, вот так, запросто, взять и рассказать в мужской компании, случись такое с ним, не дай бог, об импотенции, как об этом рассказал «лейтенант»?

- Да!.. Ну, лейтенант, ты и наговорил тут страстей. Да ты и не переживай, что ушла она, значит не любила, … она одним словом, ты уж извини!

- Да, что там, переживал сильно, по началу. Ну, а теперь, всё позади!

- Ну, и ладненько, ну и хорошо. А я Вам, мужики тоже, свою одну историю расскажу. Всяких историй было, но эту как щас вижу, вот здесь, как ступица в колесе сидит. – Постучав себя ладонью по груди, начал Коля-дальнобойщик.

Старая дева

«После армии я устроился работать в автоколонну шофёром. Проработал всего 2-3 месяца и нас, человек двадцать, отправили в командировку, в дальний колхоз, на уборку урожая. Механик колхоза после встречи и знакомства определил нас на жительство: вначале несколько шоферов расселилось в колхозном клубе, а затем оставшиеся водились по домам, где он уговаривал колхозников принять на две-три недели постояльцев. Особого желания в подселении шоферов семейные колхозники не проявляли, поэтому расселяли по домам, где жили старики, обещая в оказании им помощи. Мне достался небольшой, затрапезного вида, дом, в котором проживала одинокая женщина неопределённого возраста, может 40, может 50 лет, на вид. Она  долго сопротивлялась на счёт моего проживания, но потом, под нажимом и после долгих уговоров механика, согласилась. Поздно вечерами я возвращался из рейсов, ужинал тем, что было на столе - хлеб и молоко, ложился спать, утром рано вставал и опять в рейсы.

Через несколько дней я узнал, что моей "хозяйке" всего 34 года, работает она дояркой, и к тому же не вдова, как я думал, а так называемая "старая дева". Больше всего удивило то, что она мне показалась старухой, а мне тогда было 22 года.   А тут ещё наша "шоферня" узнав такой казус, стали меня "поедом съедать": - Ты чё, да чё! Ты, мол, парень не будь лохом. Жми на педаль! Не тушуйся! Женщины любят ласку и напор, как в машине смазку любит мотор. Наслушавшись их наставлений, однажды я решил рискнуть. Купил в сельпо бутылку водки, колбасы и конфет, и попросил хозяйку вечерком истопить баню, мол, день рождения у меня, праздник вроде бы. Вечером, после баньки, сели за накрытый стол, выпили. Говорили долго и много, спать уложились поздно, а может уже рано, сейчас вспомнить трудно.

Помнится, в темноте, я пришёл в её комнату… ...Утром, сильно обняв меня и поцеловав, она сказала:

- Какая же я была дура, столько лет прожила, и не знала - как это хорошо! Вечерами она угощала меня пирожками с картошкой и солониной, то наваристой куриной лапшой. Потом мы нежились в постели, и я до сих пор помню её упругое тело и ласковы руки, а через неделю-полторы, закончив свою работу, наша автоколонна уехала в город.

Года три, а может четыре прошло с того времени и вот как-то пришлось проезжать мне мимо той самой деревни и, подчиняясь воспоминаниям, я решил заехать к ней.

Дом стоял там же, но был обихожен, а в палисаднике играл мальчуган, лет трёх. Когда я подъехал, из дома вышла моя бывшая хозяйка.

Легкой походкой она подошла к воротам и, увидев меня, как-то просто, как - будто мы не виделись всего дня два, сказала: - Здравствуй! Вот, вышла замуж. Муж хороший. Родили Ванюшку. А как ты?     - Я… Я тоже нормально… Больше я в той деревне не был." 

- Да, Коля-Николай! Как же ты так, а вдруг – твой мальчонка-то!

- Да, думал, я! Но живут себе, нормально, да и она ничего не сказала. Муж, мол, хороший. Да и женатый я уже на тот момент был. Ладно, разбередили душу…

Фокусы «горца»

Пивко с орешками давали свои результаты и дальше всё пошло нормально: сеансы лучевой терапии не отменяли. Настроение от этого поднялось: ещё бы - если так пойдёт и дальше, то к намеченному сроку курс лечения закончится, а значит скоро домой и билеты на самолёт не придётся сдавать. Конечно, к Новому 1975 году домой он не попадёт, но уж к отцову дню рождения обязательно.

За последний месяц уходящего года новых пациентов, кроме одного, не поступало.

Этот вновь поступивший был небольшого роста, худощав и малоразговорчив, его острые глаза были в постоянном движении, а ещё на руках и груди синели татуировки.

- Ну вот, теперь в нашем коллективе полный комплект, начиная со студента, милиционера, врача, артиста и заканчивая «зеком» - выказался кто-то.

- Ты только при нём про «зека» не скажи, а то по-другому выпишут.

- А чё я такого сказал? Здесь мы все одинаковые.

- Это да. Вот и воспринимать надо всех как на равных.

И после этого мини-диалога слово «зека» было забыто накрепко. Кто-то разузнал, а скорее всего по обличию определил, что он родом с кавказских гор и вот в обиходе его так и стали звать - «горец». Через некоторое время «горец» тоже присоединился к вечернему общению: пару-тройку дней он, молча, стоял в сторонке и смотрел, как играют в карты, шахматы или другие настольные игры. Потом, видимо, оценив силы игравших, сел сыграть в шахматы с общепризнанным, в отделении, шахматистом-математиком и обыграл того раз, потом другой, третий. Говорили, что «математиком» шахматного чемпиона прозвали по причине того, что он постоянно ходил с общей тетрадью, в которую записывал какие-то формулы и цифры, и вроде бы был научным сотрудником какого-то института. Расспрашивать, кто есть кто, где и кем работает - в отделении было не принято, кто захочет сам расскажет. Просто это было, как правило, как само собой разумеющее, и все, поступающие в клинику, как бы интуитивно знали об этом.

После шахматных побед «горца» сразу зауважали.

- А в карты вы тоже так лихо играете?

- В карты? Можно и в картинки перекинуться. - Говорил он с явным кавказским акцентом. - В какие игры?

- Мы в основном в «подкидного» или в «тыщу», иногда в «Акулину» или пасьянсы раскладываем. Фокусы показываем, кто какие умеет.

- Фокусы – это хорошо. Я вот знаю несколько серьёзных фокусов. Однажды даже за один фокус корову выиграл.

- Да, ну? Прямо таки и корову?

- Точно! Обычную такую корову. Пёструю, с чёрными пятнами.

- И куда вы её девали потом?

- У сестры семья большая. Ей отдал.

- А что за фокус-то такой, что корову можно выиграть? Покажите! – Володя любил фокусы и карточные тоже: знал около десятка – некоторым научил дед, служивший в органах НКВД до войны и в войну, некоторые были найдены в журналах. Здесь он почувствовал, что этот «горец» знает какие-то новые и серьёзные фокусы. - Только ни коров, ни другой живности у нас нет. Так просто покажите! На интерес!

- Можно, конечно, и на интерес. – Он взял колоду потрёпанных карт, и они начали двигаться и перемещаться в его руках как живые. Пальцы быстро перебирали их небольшими стопками, подрезали, образовывали веер и снова подрезали. Смотреть за этими действиями было интересно, в холле стояла тишина и, казалось, что слышно только шуршание карт. «Горец» смотрел на собравшихся возле стола, видимо, он выбирал себе напарника или ассистента для показа фокуса, а руки самостоятельно тасовали и тасовали карты. Интрига и заинтересованность возрастала: все ожидали увидеть то, за что была выиграна корова!

Образовавшуюся тишину неожиданно разрезал спокойных, глуховатый голос «горца»:

- Сейчас я буду сбрасывать карты на стол по одной, когда захотите, скажите – «хватит».

Владимиру показалось, что карты плавно, как листья с дерева, опускаются на стол и ложатся ровненько карта к карте.

- Хватит! – Произнёс кто-то пересохшим голосом.

Фокусник собрал карты в колоду, сделал ещё несколько перетасовок. Замер.

- Кто желает запомнить карту? Нужен один, можно двое.

- А если трое или пятеро?

«Горец» резко поднял глаза в сторону говорившего и тихо произнёс:

- Можно и все тридцать шесть. Но условия фокуса ставит фокусник!

Двое желающих нашлись сразу, а Владимир решил не участвовать, а внимательно наблюдать за действиями «горца» со стороны в надежде увидеть разгадку.

Две карты были вытащены из середины колоды и отданы для запоминания, голова фокусника была повёрнута в сторону, и он не мог видеть картинки карт. Колода опять вернулись на стол, разделённая на четыре стопки.

- Запомнили. Вложите ваши карты в любую из стопок. Кто-нибудь перемешайте вю колоду и положите карты на стол веером рубашкой вверх.

Владимир успел взять карты первым, собрал в колоду, постучал ребром колоды по столу, тщательно перетасовал и разложил веером.

- Теперь, – обратился «горец» к «ассистентам», - встаньте один справа от стола, другой слева. Рядом стоящие возьмите их за руку на пульсе, а каждый – также за руку своего соседа. Последних, тех, кто рядом со мной, я за пульс буду держать. Взялись, хорошо. Слышит ли каждый пульс своего соседа?

- Да, слышим.

- Хорошо. Теперь вы думайте про свои карты, а я буду пробовать их угадать. А ты, молодой, – обратился он к Владимиру, - будешь доставать по одной карте из колоды и класть их вверх картинкой на стол. Начали.

Все стояли молча. Со стороны было интересно смотреть на взрослых дядей и тётей разных возрастов, стоящих как по команде – смирно. Было похоже на гипноз. «Интереснень-ко, как он всех убаюкал!»

- Когда я буду называть масти или ранг карты, правильно или не правильно, вы вида не показывайте, а просто думайте про свою карту. Так, Ваша карта черная, а Ваша – красная. Вытаскивай две карты, ложи первую справа, вторую – слева, переверни.

Владимир уже было взял одну карту, но потом подумал: «Нет, я-то точно не поддамся этому гипнозу! Вот эту карту и не буду брать!», - и вытащил другую, с краю, потом из серёдки – вторую: одна была красная, вторая – чёрная!

- Точно, только наоборот: ваша – красная, а ваша – чёрная! Доставай следующие две.

Володя достал бубновую даму и крестовую десятку.

- Верно, - продолжал «горец», - масть у вашей карты – красная и она меньше дамы, а ваша карта – чёрная и меньше десятки! Давай следующие две. Так, так – красная, и это валет, а у вас - чёрная семёрка. Давай ещё две, теперь должна масть выпасть. Точно - Валет, Валет червей и семь крестей.

- Ни фига себе! А как это так?

Все с удивлением смотрели на «горца», а он наклонился к картам и достал ещё две: одна была - Валет червей, а вторая - семь крестей.

- Вот! Как-то так!

«Ого!» и «Ох!» прошуршало между зрителями. Это была своеобразная «шоковая терапия»: несколько минут недоверчивого наблюдения за исполнением фокуса и такая его концовка! Владимир, смотревший во все глаза за манипуляциями фокусника, тоже стоял ничего не понимающий. Фокус был просто шикарный! «Но как он это всё сделал? Как можно так угадать? Всё равно здесь есть какой-то трюк. Какой? Где я просмотрел, да и не только я, все проглядели. Да, классный фокус!»

«Горец» сел на диван, тасуя карты одной рукой:

- Может, кто в покер будет?

«Горец» показал им ещё несколько интересных фокусов, и Владимир всё свободное время разгадывал их секреты. Каждый раз, найдя разгадку, он подходил к «горцу» и показывал ему его фокус:

- Смотрите, это вы делали вот так!

- Может и так, а может - нет! – снисходительно отвечал он.

Три фокуса Володей были разгаданы, «горцу» это начинало не нравиться, и он старался избегать встречи с ним. Над первым фокусом они какое-то время «мараковали» с соседом по палате - лейтенантом-гаишником, но он так и оставался «крепким орешком» и с его разгадкой ничего не получалось - отгадка была где-то рядом, но и только. Вскоре соседу это тоже надоело, и Владимир остался с разгадкой фокуса на «ты».

Благодаря таким вечерним «посиделкам», пациенты отделения перезнакомились и подружились, образовались определённые группы «по возрастам и интересам», и даже первое время сообща начали готовиться к встрече Нового года, который быстро приближался. Вечерами к обычным делам и разговорам добавились обсуждения и составления праздничных меню, и кто-то даже предложил устроить небольшой самодеятельный концерт.

- Ага, давайте ещё стихи и песни придумаем, споём и спляшем или в КВН сыграем.

- А что? Идея хорошая.

- Да никто нам не разрешит здесь пляски устраивать.

- А что, обязательно разрешения спрашивать? Будем спрашивать – точно никто не разрешит.

- До одиннадцати-то распорядок изменили.

- Ну, это совсем другое дело.

- Мне вот тут слова прикатили про нас «горемык»:

«Мы мотозники, мотозники-больные,

ИМР – второй родимый дом.

Мы мотозники, мотозники-стальные,

Нам ничто на свете нипочём!

Твёрже шаг! Мотоз – враг!»

– Дальше пока не складывается что-то. Можно вместе додумать!

- Точно, и назовём его - марш мотозников и ансамбль песни и пляски ИМРовцев тут создадим…

- Нет, ничего не выйдет! Контингент у нас здесь не тот для праздника.

Затея с коллективной встречи Нового года не получила продолжения, одно дело вечерние посиделки, другое дело – праздник!

       Три палаты мужиков всё же скинулись по червонцу, а Владимир изъявил желание съездить в Москву «на закуп».

Рано утром, через запасной выход, он вышел в утренний, ещё спавший город, и через два часа был в Москве.

Шум Москвы, её предпраздничная суета и толкотня людей - нравились ему больше тишины и больничной размеренности. В этом нескончаемо движущемся потоке людей он чувствовал себя свободным - его никто не знал, никто даже не обращал на него внимания.

Первым делом он доехал на метро в самый центр, походил по Красной площади, зашёл в музей В.И.Ленина, посетил с экскурсией Кремль, собор Василия Блаженного, и только потом, немного устав, отправился за продуктами для праздничного стола.

Приятные впечатления о Москве портила снежная и слякотная погода.

К вечеру, купив всё, что планировалось купить к праздничному столу, он вернулся в Обнинск уставший, но теперь точно знающий, что может и должен жить прежней жизнью, не задумываясь о болезни. Завтра Новый Год! Для людей, вынужденных встречать его в клинике, вдали от родных и близких, он был праздником надежды на лучшее. Сумки и пакеты, принесённые им, были распределены по холодильникам, а водка, вино и шампанское надёжно спрятано.

Предпраздничный десант прошёл гладко.

Гематологическое отделение затихло в ожидании Новогоднего вечера.

Следующий день, 31-го декабря, тянулся долго…

После Нового года начался отсчёт дней «до дембеля», а они тянулись медленно, очень медленно. Было такое ощущение, что время замедлило своё движение, что оно просто буксует на месте, и стрелки часов двигаются не вперёд, как положено, а прыжками - то вперёд на три часа, то назад на два.

…Проводы в отделении были недолгие, но тёплые, все "калеки по несчастью" желали ему здоровья и счастья, и эти пожелания шли на самом деле от всего сердца и души. Идя к выходу  по территории клиники, он всем своим телом чувствовал взгляды провожающих. Они, возможно, так же как и он думали: «А придётся ли им когда-нибудь встретиться, и что будет с Ним и с Ними дальше».

Никто не знал, и знать не мог о том, возможно, только Бог.

Он удалялся от больницы всё дальше и дальше, было желание обернуться и посмотреть назад, но что-то внутри говорило ему: «Не смотри назад, не надо. Смотри только вперёд, вперёд и вперёд….»

Январь 1975

Много разных жизненных историй рассказывалось вечерами в ИМР г. Обнинска в ноябре-декабре 1974 года.

Людей этих давно уже нет, а вот истории, рассказанные ими, сохранились.

Всё началось с музыки

   Всё началось с музыки.

   Вернее сказать, что всё началось со следующего дня после Вовкиного приезда.

   Вечером, после душа и вкусного плотного ужина, он с удовольствием лёг в прохладу накрахмаленной белоснежной постели и быстро заснул. Многочасовая поездка в трясущемся и подпрыгивающем на кочках и ухабах полевых дорог 'бобике' его умотала, но разве мог он сознаться в этом перед тетей и младшей сестрёнкой, да ещё и дядю подвести. Нет, конечно!

  

   Утром его разбудил вкусный запах блинов, просачивавшийся через неплотно закрытую дверь. Через неё же он услышал голоса, видимо, тети и сестрёнки Тани:

   - Мам, чё он так долго спит? Уже скоро обедать будем, а он всё спит.

   - Да отец его вчера накатал на машине, так что пускай отдохнёт, он же на каникулах.

   - Я тоже на каникулах, но я уже давно встала. Там уже девочки вышли на улицу, а я его хотела с ними познакомить и поиграть вместе.

   - Так ты иди пока и поиграй, а он потом выйдет. Я его ещё блинами буду кормить.

   - Пойду, гляну, может уже проснулся.

   Дверь в комнату чуть приоткрылась и в проёме появилась Танина голова:

   - Ой, проснулся! А чего лежишь и не встаёшь? Я тебя уже полдня жду, засоня!

   - Привет!

   - Привет, привет! Вставай, давай, там мамка блины тебе печёт и варенье с молоком уже на столе. И мёд налит. Я уже поела и тебя только жду, чтобы на улицу идти. А он тут спит себе и спит! Ты что к нам спать приехал? Так и каникулы все проспишь!

   - Встаю уже, встаю. Сколько время-то?

   - Да уже обед скоро, а он тут дрыхнет!

   Сестрёнка была младше его на два года, но говорила с ним 'по-хозяйски' важно, быстро и много:

   - Там на улице девочки уже все собрались. Я хочу тебя с ними познакомить, а потом будем все вместе играть. У нас на улице девочек много, а мальчишек почти нет. Давай быстренько вставай, умывайся, ешь свои блины и выходи на улицу, а мы в палисаднике будем играть, там прохладней под деревьями.

   Играть с девчонками в игры ему не хотелось.

   - Да подожди ты, Танюша. Дай мне немного осмотреться.

   - Чего тут осматриваться, кушай и выходи!

   Вовка осмотрел комнату. У одной стены стоял книжный шкаф, у другой, на тумбочке, расположенной между двух окон красовалась радиола "Латвия", а возле неё лежала стопка грампластинок.

   - Да и в ваши девчачьи бирюльки что-то мне не сильно-то играть охота. Вон, сколько у вас книг интересных. Так что я лучше почитаю, да пластинки покручу. А ты иди, играй. Я за тобой из окна посмотрю.

   - И нечего за мной смотреть, - обиделась сестрёнка. - Подумаешь какой! Мы и без тебя поиграем. Сиди тут один, как медведь северный. - Сказала она и вышла из комнаты. 'Ну вот, обиделась, наверное. Ладно, позавтракаю, а там уж после разберёмся, что к чему!'

   Во дворе глухо стукнула калитка и вскоре, через открытое окно, до него донёсся звонкий голос Тани: 'Брат не хочет с нами играть! Он книжки будет читать и музыку крутить! Неинтересно ему, говорит, с нами! Вот! А, ну его, пусть в доме сидит, как бука!'

   После завтрака, для начала, он решил послушать музыку и, выбрав пластинку с песней "Джамайка" в исполнении итальянского мальчика Робертино Лоретти, включил на полную громкость радиолу, открыв оба окна, чтобы звонкий и красивый голос слышали на всей улице. Эта популярная песня ему очень нравилась и, казалось, что она звучала внутри него. В школе он пел в хоре, а дома, когда был один, несколько раз пробовал спеть эту песню, но голоса не хватило...

   Заведя пластинку в очередной раз, он подошёл к окну.

   В палисаднике группа из нескольких девчонок, от восьми до двенадцати лет, играли в "больницу". Его внимание привлекла худенькая темноволосая девочка с короткой стрижкой, симпатичным личиком, в светлом платье в горошек и сумочкой с красным крестом, перекинутой через плечо. Внутри него что-то произошло - детское сердце волнительно застучало, показалось, что он её уже где-то видел, но не помнил где, знал когда-то, но забыл имя. Сам не зная почему, он позвал сестрёнку, не сводя глаз с этой девочки в образе санитарки:

   - Тань, зайди на минуту!

   Через некоторое время она уже вбежала в комнату:

   - Чё, поиграть с нами надумал? А я тебя сразу звала. А ты - почитать, почитать!

   - Скажи, а как зовут вон ту девчонку? С санитарной сумкой. Познакомь меня с ней.

   - Её Ниной зовут. А, что? Понравилась, да?

   - Скажешь тоже?

   - Понравилась - понравилась! Я же вижу! Пошли, я тебя со всеми познакомлю и с Ниной тоже. Я же тебя сразу звала, а ты всё отпирался. Пойдём-пойдём, я тебя познакомлю! Нина - подружка моя, она, знаешь какая хорошая! Мы с ней давно уже дружим. Её мама на молочном заводе работает, а там, знаешь, такое вкусное - превкусное мороженое делают! В таких бумажных стаканчиках! Мы с девчонками каждый день туда бегаем, мороженого поесть. Вкуснотища-а! А папа у неё - столяр, он нам стол чинил, когда ножка сломалась и стулья тоже. - Быстро и без умолка говорила Таня, вцепившись в его руку, и тянула за собой, как будто он упирался. - Идём, она знаешь какая! А я про тебя уже всем рассказала. Что ты на Севере живёшь, там, где белые медведи ходят! А ты их не боишься? Нет!? А я бы очень боялась! И ещё я девочкам сказала, что ты смелый и учишься хорошо! Я ведь правду сказала, да?

   - Ну, ты и трещотка, Танюшка!

   Он уже и сам, без её уговоров, хотел поскорее выйти в палисадник и познакомиться с той девочкой.

   На улице Таня быстро представила его своим подружкам.

   'Хорошо хоть меня сейчас пацаны норильские не видят, а то сразу бы 'девчачьим пастухом' прозвали'.

   Девчонки смело знакомились с ним, и лишь Нина назвалась последней.

   Потом, включившись в их игру, он помогал им собирать листья для "компрессов" и заживления 'ран'. И даже сам недолго был 'раненным'. Нина перевязывала его руку бинтом, а он смотрел на неё и думал: "Надо же, какая она хорошая и пальчики у неё... лёгкие, даже перевязки не ощущаю!" Выбрав момент, когда другие девчонки не могли его слышать, он прошептал ей: "Давай с тобой будем дружить!"

   Произнёс шёпотом, а ему показалось, что он прокричал эти слова так громко, что вся улица услышала. А девочка Нина взглянула на него, в её глазах блеснули искорки, и тоже ответила ему шёпотом: "Давай!"

   Он хотел погостить у дяди дня два, а задержался на целую неделю.

   Девочка Нина вскружила ему голову и, не смотря на то, что им обоим было всего по десять лет, его детское сердце волнительно билось при каждой встрече с ней.

   Вскоре к ним подсоединились ещё трое пацанов и днями они всей дружной компанией ходили купаться на озеро, потом играли в переулке в игры: 'из круга вышибала', 'монах в красных штанах', 'штандер' или 'казаки-разбойники', а ближе к вечеру шли в кинотеатр на детские сеансы.

   Вовка каждый раз старался держаться рядом с Ниной, чтобы коснуться её руки и уже не стеснялся показывать то, что она ему нравится...

   Он бы, конечно, готов был остаться в гостях у дяди и на всё лето, но через неделю приехал старший брат и забрал Вовку в деревню:

   - Загостился ты что-то долго, а там покосы скоро начнутся.

   - Так и ты бы, Слава, погостил тоже немного. - Вступилась за Вовку тётя.

   - Да, там, родственники приехали и ещё деду с бабой помогать надо. В другой раз как-нибудь!

   - А кто приехал?

   - Да, тётка с Норильска, с Танькой и Вовкой. Они на море отдыхали, а теперь вот в деревне будут.

   - Ух, ты! И Вовка приехал? Здорово! А вода сошла?

   - Сошла, но по колено ещё местами. Пацаны горские и подгорские каждый день рыбачат, и мы с Петькой да Серёгой бредешком чебака и щучку ловим. Так что собирай свои манатки и на автобус!

   Вовкин отъезд не остался незамеченным: сестрёнка обежала всех и его новые друзья почти в полном составе пришли на автовокзал. Прощание было не долгим.

   Вовка стоял в автобусе, уткнувшись в заднее стекло, смотрел на друзей и махал им рукой. Больше всего, конечно, это было для девочки в светлом платье в горошек, которой он успел сказать, что ещё обязательно приедет. 

   P.S.

   ...Они родились в один год, год Огненного Петуха, в одном и тот же месяце июне с разницей в две недели.

   И познакомились они, в июне, когда им только что исполнилось по десять лет.

   В июне же 2017 года было пятьдесят лет, как они познакомились.

   В июне 2017 года было сорок лет как они женаты.

   В июне 2017 года им исполнилось по шестьдесят лет.

   У них двое детей и четверо внуков. Так и несут они через годы Веру друг в друга, Надежду и Любовь! А всё началось с музыки, вернее с песни "Джамайка" в исполнении итальянского мальчика Робертино Лоретти.

---

Комментарии читателей:

Комментарии читателей: