Владимир Тунгусов «Кепка»

   

Кепка


Для того чтобы путь был короче, надо было по диагонали пересечь рынок. Не какой ни будь центральный, или новоявленный и крытый, а самый, что ни на есть захудалый конца девяностых годов. Рынок, на котором уже были китайские товары, а самих китайцев ещё не было. Путь был выбран, верно, шёл человек быстро, но ходьба его не согревала, потому что голова совершенно не участвовала в движении. На голове человека, росли редкие волосы, которые он к тому же коротко стриг. Нет волос, нет проблем с ними, любил говорить этот человек, когда ему предлагали средство для увеличения на головной растительности. 

     Голова мёрзла на ходу, добротная одежда согревала тело, но человек забыл о голове, как будто она не принадлежала телу, и они не были одним целым. Надо было, что-то делать, надо было что-то делать, говорил человек про себя, а сам быстро шёл мимо рядов с выставленными на продажу товарами. О чудо! На самом конце торгового ряда, стоял киргиз, а на его прилавке лежала кепка, остальные товары, он уже сложил в большой мешок. Торговля, которая и так шла плохо, заканчивалась. Дул ветер параллельно земли и засыпал товары мелкой снежной крупой. 

    Одна кепка этого не боялась, она была из блестящего и тонкого коже заменителя, походила больше на невысокую кастрюлю с козырьком. Без ручек, но с тонкой опушкой, синтетического  меха заменителя, по бокам и на затылке. Человек взял кепку в руки и безжалостно смял её, она на редкость оказалось мягкой и податливой. Стоило только освободить её, предав ей прежние формы, она старалась их сохранить на свою оставшуюся жизнь. Человеку в ней стало тепло сразу, как только он прикрыл ею свою безвозвратно лысеющую голову. Снимать её ему уже не хотелось, ни за что на свете.

   Оставалась только поторговаться с улыбающимся, но изрядно замёрзшим продавцом-киргизом. Человек не был скупым, просто он не собирался на рынок и тем более покупать кепку, да ещё такую дешёвую. Именно с этих слов он и начал торг: «А не засмеют ли меня дома с такой дешёвой покупкой»? После того как продавец озвучил цену, человек сказал: «Ещё и обругают, за растранжиривание денег, возможно у меня таких денег и нет», и полез в карман за мелочью. Замёрзший киргиз, соглашался на любую цену, но человек стремился не сильно обесценивать своё нужное приобретение.

   Интересно вела при всём этом кепка, когда о ней человек сказал как о дешёвом приобретении, она надавила своим швом на лоб покупателю. Когда же покупатель вытряс всё до последней копейки, чтобы рассчитаться за неё, она отвернула свой давящий шов внутрь и больше никогда не отпечатывала его на лбу. Так они подружились, каждый из них был рад этой дружбе. Человек не любил носить в руках головной убор в руках, в театрах и других присутственных местах, в которых не принимали в гардеробе головные уборы. Кепка гордилась, что она восседает на голове умного человека, который ни грамма не стеснялся  её тюркского происхождения и цены.

   Менялись времена, но хозяин и не думал менять свою кепку на другой головной убор. Хотя ему постоянно намекали об этом другие люди, кепка тоже крепилась из последних сил и в душе благодарила мастера, который так ловко её сшил. Можете не поверить, но кепка начинала понимать мысли, которые рождались в голове у её хозяина. Иногда, сожалела о том, что в помещении ей приходится расставаться с такой умной головой и ложиться на полку с шикарными меховыми кепками из натуральной норки и котика. Со временем она привыкла к своему, сжатому состоянию между дорогими головными уборами. Простая вся насквозь искусственная кепка стала воспринимать все натуральные меховые головные уборы, как явный признак резкого похолодания. В эти моменты она больше думала об умной голове, не простудится ли она, не заболеет ли, каким ни будь менингитом. Её мыслям мешал запах пота, который источали мохнатые соседи на полке.

   Она с ужасом думала о том, что скоро ей придётся лежать на полке в углу шифоньера, и нюхать нафталин естественных меховых изделий. Люди по своей необразованности думали, что нафталин отпугивает моль. На самом деле нафталин не отпугивал этих мотыльков и их прожорливых детей, кроме самих людей он ни кого не отпугивал. Моль, вернее её дети пожирали всё шерстяное и меховое без разбора, а на кепку, которую так любил только хозяин даже не садились её мотыльки и не заползали её дети. И кепка этим гордилась, она считала, что у неё иммунитет, приобретённый ещё её предками синтетическими тканями. Лёжа на полке в шифоньере, дурея, от запаха нафталина какие только мысли не придут на ум кепке, она подумывала даже о вступлении в общество охраны пушных зверей.

    Глядя на то, как с удовольствием, её меховые братья вдыхают ароматы нафталина, кепка стала задумываться, а не наркоманы ли они? Есть такая разновидность наркоманов, - «Нюхачи», которые дышат различными ароматами, начиная от клея,  кончая сильнейшими растворителями, вплоть до дихлорэтана. Как хорошо, что её хозяин, даже туалетной водой пользуется очень редко, но любит гулять на природе. Он одевал её даже летом на рыбалку и в поход за грибами, а переставал одевать только с первыми морозами, ниже – 5 градусов по шкале Цельсия. Кепка гордилась, что ей повидать многое пришлось в своей жизни, было о чём рассказать хоть меховым подружкам хоть  легким на подъём бейсболкам. 

   Однажды сорвавшись с верхней полки, кепка упала вниз и там познакомилась со старыми польскими туфлями, они оказались тоже любимыми у их общего хозяина. Хоть они и были братьями близнецами, и походили друг на друга, но что-то их отличало всё равно, перепутать их было невозможно. Даже имена у них были разные, одного звали, - Правый, а другого звали, - Левый. Эти братья близнецы никогда не видели себя в зеркале, иначе никогда бы не ссорились, они были просто зеркальным отражением друг друга, но это только по молодости. Дурные привычки  с годами изменили их облик, и теперь они друг друга обзывали не иначе как, - «Косолапка» и «Мистер Х». Кого, как, не трудно было определить по сношенным каблукам.

   А в общем, хорошие и верные друзья, как между собой, так и общему хозяину. Жаль было расставаться с ними, но пришлось при первом же дне «Открытых дверей» шифоньера. Поскольку эти туфли, были рассчитаны на такую же погоду, как и кепка, они обещали ещё обязательно увидеться. Так и происходило каждую весну и осень, только расстояние между ними было непреодолимо большим, но всё меняется. Со временем краска на кепке начала шелушиться, исправить это было не возможно, и жена хозяина приказала кепку выбросить.

    Кепке и самой было уже стыдно показываться на людях, но годы, проведённые на умной голове хозяина, не прошли даром. Кепка решила изменить свою жизнь в корне. Если не удаётся быть кепкой, то надо  превратиться, во что ни будь другое, она решилась на отчаянный поступок.  От неё, можно сказать, - произвольно, оторвалась опушка из синтетического меха, та самая, которая окружала бока кепки от одной стороны козырька, до другой не миную затылка.  Размеры этого кусочка искусственного меха, как раз подходили для чистки обуви, после нанесения на неё крема и лихих упражнений щётки. Щётка была хороша, но не могла придать блеска туфлям, а тут такая помощь.

 Вот и встретились старые знакомые, часть бывшей кепки и польские туфли, они стали ещё ближе, чем раньше. Она ласкала их обоих, но если по правде, то «Мистера Х», немного дольше и ласковее, только тогда, когда «Косолапка» не видел этого.



Мужской носок

 

 Тяжело жить мужчине без пары, ну, это как носку оставшемуся одному. Целому хорошему носку, без изъянов, не дырявому, с не прошарканной, до пределов  сквозной видимости пяткой. Даже вплетённая резинка в горловине, (пардон), на щиколотке, цела, она не увеличилась и не уменьшилась в размерах. Произошла беда, он остался без пары, а началось это в стиральной машине, для носков это как центрифуга для космонавтов, не каждый выдержит. Многие сошли с пробега, в прямом и переносном смысле одновременно. Некоторые не выдержали и растянулись, или сели, другие слиняли. Теперь получается, что «слинял» он, надо понимать в переносном смысле, виноватых искать не надо, это хозяйка, - жена человека-хозяина.

   Другие носки, отличавшиеся качеством и расцветкой, лежавшие вместе с ними, то есть до того как он потерял своего близнеца, рассказывали, что раньше человек-хозяин носки стирал сам. Делал это изобретательно. Прежде, чем умывать лицо и руки, перед сном, надевал свою пару носков на руки, и начинал намыливать их, не снимая носков. Таким образом, он отмывал свои грязные после работы руки и стирал носки за один приём. Потом аккуратно распрямляя руками, раскладывал их не трубе полотенцесушителя. Всё было нормально, носков было мало, и провернуть такую внимательную стирку, не составляло труда.

   Холостые годы человека-хозяина закончились, носков стало больше, за это дело взялась хозяйка, со своим стиральным порошком «Тайд», который пришёл к нам, вместе с телевизионной рекламой. Некоторые носки видели эту рекламу, когда человек-хозяин смотрел телевизор, вытянув ноги на диване. Старые носки, ещё помнившее запах туалетного мыла, на дух не переносили «Тайд». Сильно чихали и начинали разрушаться от напряжения или аллергии, точно сказать трудно. Если бы они могли то создать антирекламу, то все носки как один поддержали бы их.

  Как один, даже сознавать это было больно, хоть вешайся, на той верёвке, на которой он уже висел. Он начал сохнуть от потери близнеца быстрее, чем обычно, когда хозяйка небрежно стянула его с верёвки, на него смотреть было жалко. Ровно на средине пролегала вмятина, от бельевой верёвки, она больше походила на увечье, полученное в бою. Таким перегнутым и не расправленным, во всю свою длину, он показался невнимательной хозяйке, женским носком. Она даже не стала искать ему пару забросила в ящик с такими же недомерками, как он в перегнутом состоянии. 

    Сначала он не понял куда попал, все его мысли были направлены на решение одной проблемы, как отыскать брата близнеца? К тому же попасть в ящик так резко и погрузиться в темноту ещё резче, было не привычно, одинокому носку. Он скучал и переживал, ему было не до незнакомого окружения. Впереди его не ожидало ничего хорошего, скорее всего свалка, с возможностью стать собственностью человека-бомжа, только он не привередлив к различным расцветкам своих носков. Но так не хотелось познакомиться с человеком-бомжом и с его микозом тоже, но бомжей без микоза не бывает.

     Чтобы пессимизм не проел его до дыр, он решил познакомиться с окружением. Его удивлению не было конца, когда он понял что они тоже носки, но только женские. Это было совсем другое дело, они были маленькими и разноцветными, пушистыми и полупрозрачными. Некоторых из них вообще называли следиками, но они были не привлекательными, ему пояснили, что такова цель их жизни. Ну, это как скрывающиеся снайперы или шпионы-разведчики. Первый раз, за этот день он забыл о своём брате-близнеце. Мало того он был рад, что его нет рядом и всё это женское общество обращает внимание только на него. Ох! Мужчины, мужчины! Вы ничем не отличаетесь от носков, или наоборот они от вас.

    Кроме того что носок успел вытянуться и подтянуться прежде чем обратят на него внимание. Он был чёрным и строгим, а на боку была иностранная надпись белыми буквами и какой то, не понятный знак, но не иероглиф. Всё население ящика женских носков, хотело быть к нему ближе, но он установил очерёдность, и хозяйка пошла у него на поводу, постоянно пряча его глубже, но не до самого дна. Теперь его никто не швырял в машину, не натягивал сначала на одну ногу, а потом, чертыхаясь, переодевал на другую, он попал в малинник и не хотел его покидать этот рай.

  Больше всего ему нравилось лежать между двух тоненьких и пушистых носочков голубого цвета, про них говорили, что они из Ангоры или из Анкары. Ему было всё равно, он любил их больше всех других, даже если они и турчанки, ну и что, что они голубые они же не люди-мужчины. Если бы у него были деньги, он купил бы еще одну пару таких носков для брата-близнеца. Он вспомнил его, и скупая мужская слеза упала на нижний голубой носочек, извинившись перед сразу двумя пушистиками, он выскользнул из их объятий. 

В этот миг вспыхнул яркий свет, ящик полностью был извлечён из шифоньера. Это разъярённый человек-хозяин стоял в трусах и майки посредине комнаты, на его плече как погон висел носок, брат-близнец. Вокруг человека-хозяина прямо на полу уже валялось половина содержимого этого шифоньера. Только взяв в руки героя нашего рассказа, бритое лицо человека-хозяина, стало несколько добрее. «Ну, я же говорил, что найду его», - сказал он дрожащей хозяйке. Носок был рад встрече с братом-близнецом и человеком-хозяином сразу, который сначала обнюхал его как собака, а потом повесил как погон на другое плечо. Напевая военный марш, он был к месту на этом побоище, человек-хозяин подхватил свой чёрный костюм и пошёл переодеваться.

   Носок не болтался на плече человека-хозяина, он берёг силы для рассказа брату, о своём приключении и мечте, которая теперь была уже не осуществима.



Ёлочка


   Внук, -  Егор Андреевич, человек очень серьёзный, шутить зря не любит, однажды он заявил бабушке: «Все считают меня маленьким, а на самом деле, я уже взрослый». Однажды я убедился в правоте его слов, приходя к нам в гости, он любит залазить в мой старенький принтер и доставать от туда, чистые листы бумаги. Мне это даже нравится, бог с ними с этими листами, что ещё хорошего я могу ему дать. Наверное, его мама не позволяет дома, напрасно тратить чистую бумагу, а у меня, пожалуйста, но то, что ему не позволяли, накладывает серьёзное отношение к процессу рисования.

  Как то он долго и тщательно что-то рисовал, а я почему-то даже не спрашивал, что именно он рисует. Когда он представил свой рисунок мне, я поразился тщательности изображения. На листе А4 в его альбомном расположении с лева на право, через весь лист, тянулись две параллельные линии. Настолько прямые линии, и настолько параллельные, как только мог изобразить ребёнок пяти лет, стараясь из последних сил. Расстояние между этими двумя параллельными линиями было небольшим, миллиметра три. От каждой из них в сторону края бумажного листа отходили другие почти прямые, почти перпендикулярные линии, которые были тоже длинными, но не получались одинаковыми. Этих расползающихся в разные стороны линий, было очень много, они были почти параллельны между собой и почти перпендикулярны двум центральным.

   Всё это было нарисовано чёрной шариковой ручкой на белом листе бумаги, если бы все линии проводились бы по линейке, это был бы настоящий чертёж, больше похожий на какую-то схему. Выполнить задуманное ребёнку было очень не просто, но он справился с этой задачей, которую сам и поставил перед собой.

    К моему великому стыду, я, - инженер конструктор высшей категории не понял и не правильно оценил рисунок внука. Нет, то, что рисунок мне понравился я об этом сказал сразу, сказал правду, не кривя душой. Вся незадача вышла из-за того, что я неправильно держал в руках лист, я держал его как лист книги, ещё точнее, как самый маленький формат чертежа. То есть повернул альбомное расположение на 90 градусов. Глядя на изображённое внуком Егором, я начал хвалить его за такое тщательное изображение дерева без листьев и иголок, так тоже бывает, ёлочка без иголочек. Выражения лица Егора было неоднозначным, с одной стороны ему нравились похвалы, но он ожидал другого понимания изображённого. Особой обиды не было, он понимал, что действительно его рисунок, повёрнутый на бок, похож на ёлочку без иголочек, но он то, рисовал совсем другое. Егор просто молчал, потому что не хотел чувствовать обиженным и не понятым себя, а так же не хотел обидеть меня. Меня поразила мудрость этого человека, вы все думаете,  что он маленький, а он уже взрослый.

   Вот вам взрослым, сейчас хочется узнать, а что же на самом деле нарисовал ребёнок? А разве это важно? Даже ребёнок понял, что это не так важно, даже для него мудрое решение гораздо важнее истинного значения какой-то там вещи или рисунка. Про рисунок можно забыть, а вещь можно сломать или потерять, но мудрость останется, и не одна. Она породит мудрые, обдуманные поступки, от которых всем будет только хорошо, иначе и быть не должно.



Людоед


     Так уж повелось, что на самые ответственные мероприятия, связанные с посещением моими детьми: школ, больниц, магазинов и праздников поручалось мне. Это наносило некоторый материальный урон семье, мне приходилось отпрашиваться с работы, но с другой стороны, не так уж часто дети видели меня в деле, я имею в виду в общении с другими людьми. В таких случаях мои дети могли сами определить своё отношение к моим поступкам, не могу сказать, что я специально старался выглядеть лучше. Специально напрягаться я никогда не любил, да у меня, наверное не получилось бы, по одной простой причине, мне нравиться быть простым естественным человеком. Не думаю, что моим детям приходилось гордиться таким отцом, но что есть, то есть, хотя бы я не был двуличным.

   У моей дочери, уже школьницы, надо было удалить зуб, который мешал расти другому зубу. Насколько я разбираюсь в зубах, молочный мешал расти зубу с постоянной пропиской. В нашем городе, была городская стоматологическая поликлиника в самом центре, это очень удобно, можно было без труда доехать с любой окраины. Поликлиника располагалась в старинном двухэтажном здании оригинальной архитектуры и внутренней планировкой.

      Планировка, позволяла толково расположить все помещения  любого больничного учреждения, особенно, детского. Большие тяжёлые входные двери, ребёнку было не открыть и не закрыть самостоятельно, при желании покинуть дом мучителей, с уколами, щипцами и зубо-сверлильными аппаратами. Справа от входа находилась регистратура слева гардероб и далее по кругу кабинеты, посредине огромный зал. Такой же зал был наверху, к нему вела небольшая, но широкая лестница, с поворотом на 180 градусов.

     При поворачивании  на второй пролёт этой лестницы, все обращали внимание, на картину, - хорошую копию полотна Константина Рериха. Копию написанную, маслом и скорей всего очень давно, от этого мне казалось, что это подлинник. Может быть, мне просто хотелось, что бы это был именно подлинник. Мне не сильно нравились картины Рериха, они казались, какими то мрачными, но хорошо освещенное дневным светом полотно смотрелось иначе. Когда мы поднимались с дочкой по этой лестнице, я сказал что это картина знаменитого русского художника уехавшего в Индию рисовать горные пейзажи. У меня зрела мечта, отдать дочку в детскую художественную школу, она росла тихой мечтательной девочкой с большущими серыми глазами и неплохо рисовала.

   Мы поднялись по лестнице и уселись так, что нам можно было рассматривать картину под большим углом. Наше любование не продлилось долго. В кабинете сильно закричал ребёнок, а все ожидающие дети рванулись по лестнице вниз. За ними отправились их родители. Поймать удалось всех, кого на лестнице, кого у дверей. Вышла, встревоженная врач с просьбой забрать своего кусающегося ребёнка. Остальные дети заняли предстартовое положение. Особенно боялась девочка старше моей дочки года на два, она почти дрожала. Я боялся, что эти вибрации распространятся на других и могут дойти до нас. Моя дочка не будет вибрировать, и кричать она просто не откроет рот в нужное для врача время. Кто-то должен был разрядить обстановку, я попробовал, у меня получилось.

   Сказать по-честному, я не люблю загадки, они мало чему учат, больше ставят, человека в трудное положение. Странно, но на этот раз загадки меня выручили. Трудно сказать почему? Возможно, эта боязливая девочка скорей всего относилась к загадкам иначе, чем я. Она принимала само активное  участие в отгадывании моих загадок и вопросов, а так же вовлекала в этот процесс всех остальных не исключая и родителей. Родители быстро поняли, что это отвлекающий манёвр и помогали, как могли. Работа клуба весёлых и находчивых пациентов, детской стоматологии шла полным ходом. Мне чтобы не осрамиться пришлось включить в программу задачи из ТРИЗа, но это не могло надолго отстоять мне свой авторитет, аудитория была слишком молода. Помощь пришла, откуда я её совсем не ожидал. Самая боязливая девочка, предложила загадать загадку сама, разумеется, мне как самому сообразительному из детей и взрослых. Вот эта загадка, -

  Жил-был папа,- Людоед, вместе с мамой, - Людоедкой и был у них сын, - Людоедик. Однажды сын Людоедик, так проголодался, что съел, папу и маму. Кем же он теперь стал, этот людоедский мальчик? Вопрос конечно интересный, я тянул с ответом, делая простые предположения: настоящий людоед, людоедоед. Боязливая девочка совсем забыла про зубную боль, страх и очередь. В этот раз мне помог врач, который вызвал её на приём в кабинет. Прежде чем уйти на приём, она подошла ко мне и просила меня не уходить, не дождавшись ответа на её загадку. Я обещал подождать её и попросил её не кричать в кабинете, чтобы  не распугать других желающих услышать ответ. Ударили по рукам, и она гордо скрылась за дверью  кабинета стоматологического хирурга.

   Видно зубик у этой, теперь уже бесстрашной девочки был действительно сложный, вышла она не скоро. Изо рта у неё торчала огромная марлевая салфетка вся в крови, но сама она улыбалась. Она подошла ко мне и не вынимая, красной как флаг салфетки,  прошамкала всего лишь одно слово. Не знаю как остальная публика, но я её понял, она сказала ответ, и это было слово, - сирота. Я повторил это слово для всех, ведь им ещё не раз придётся сидеть в очереди к стоматологу и заговаривать зубы другим людям, по другим случаям. Пусть знают это возможно, но не так-то просто, как это кажется. На площадке между пролётом лестниц, девочку загадавшую загадку, прямо под картиной поджидал её отец, она спускалась гордо, не обращая внимания на окровавленную салфетку.

     Это нам взрослым всё время хочется выглядеть прилично, аккуратно одетым, причёсанным, с хорошими манерами. Я столько много видел, прилично одетых людей, которые кроме этого ничего из себя, не представляли. Многие боятся что их будут спрашивать, почему у тебя течёт кровь, или кто тебе поставил синяк, вместо того чтобы обработать рану, или посоветовать как быстрей избавится от синяка. Простое любопытство вместо заботы и помощи. Хорошо ещё если это любопытство не послужит рождению сплетен и издевательствам, что обычно и бывает. Прохожу я однажды между станков и вижу своего друга Василия в чёрных очках, а на улице пасмурная погода. Говорю ему: «Василий тебя сейчас вопросами замучают, сними очки, а если начальник тебя спросит, кто тебя так, скажи что я». «А тебе зачем?», - поинтересовался друг. «Пусть боится», - отшутился я, начальник у нас был, крупный, молодой мужик, отслуживший в десанте. Об голову такого начальника можно было разбивать всё что угодно, не уменьшая его умственных способностей.

    Даже у меня не получалось заговорить ему зубы, он просто не врубался в смысл сказанных мною слов, а многих из них он просто не знал. Я тоже не люблю терминологию, она сковывает мышление, вызывает его инерцию. Всё мои предполагаемые ответы на загадку девочки крутились вокруг слова, - людоед, а его, так сказать, семейное положение, оставалось где-то в стороне. Да и в этом ли дело, загадка-то дело десятое.




Комментарии читателей:



Комментарии читателей:

Добавление комментария

Ваше имя:


Текст комментария:





Внимание!
Текст комментария будет добавлен
только после проверки модератором.