***
Есть же время и место – сейчас тебе докажу –
где над собой совершаешь усилие,
отсекаешь лишнее,
проводишь межу;
там, где всё как есть, ничего запасённого впрок;
где умеют люди главное вычитать между строк;
где и ты уже говоришь о главном, не торопясь,
и не боясь,
что слов травянистых вязь
высохнет и никто не захочет вить,
продолжать-прясти смысловую нить.
Есть же такое место – вот здесь, сейчас –
ещё вертится солнце, последний фонарь не погас;
есть и слушатель – он внимателен и не пьёт вина,
потому что речь всё ещё пряма, оттого нужна.
Ты же знаешь, бессмысленно говорить о тоске,
если время делить
есть с кем.
Если жизнь в пространстве ширится, создаёт
самое себя, разворачивается в нас –
потому, что мне ещё предстоит полёт,
потому, что ты ещё не погас!
***
Придумала развлеченье –
ходить и смотреть на снег,
учиться: его свеченью,
по воздуху брать разбег,
в конце пути удивляться,
куда меня занесло:
в тепло человечьих пальцев?
голубю под крыло?
***
А мой отец писал стихи,
на гейзеры Камчатки глядя.
Не сохранилось той тетради,
лишь фраза «Я писал стихи».
Он атеист был, но и он
природу чувствовал как чудо.
Пока слова валили в груду,
страна истаивала в сон,
он жил как все ине искал
других путей – назвать всё это.
Со мною говорит планета,
и мёртвым тот язык не стал,
но так же непереводим...
Отца я по весне видала,
где море ландышей шептало,
смыкаясь медленно над ним.
***
Книга лета не так велика –
сто страниц. Понемногу читаю.
В колонтитуле – Мана-река,
солнце ходит по верхнему краю.
А под солнцем – полотнища снов –
и счастливых, и странных, и страшных.
Отчего-то был день так медов!
Ночи – стружкою карандашной...
Эпилог накрывает дождём.
Чтенье кончено, в память – созвездье.
Все – чтецы – мы травой прорастём
на потрёпанном августом срезе.
***
Ветки держат полную луну –
клетка чёрная, витая, непростая –
кажется, неправду и войну
сдерживают,
не пускают.
Есть в коробке
прадеда письмо:
«Ранен был. Когда вернусь? Не знаю».
В памяти допишется само:
в 45-м не дожил до мая.
Ты дежуришь возле сыновей,
что в предзимье разом заболели.
Мать шипит: «Не графских, чай, кровей,
чтоб ещё сиделку у постелей!»
А судьба и впрямь не велика:
клетка комнаты, зима, пустая ругань...
Утро высветляет облака,
и луна – полупрозрачный студень.
Ты не кликай вьюгу-соловья,
не считай луну предвестьем смерти...
потому что живы сыновья
и тревога спит в пустом конверте.
***
Может, вся правда в том, что последний лист
ветку покинет не осенью, а весной.
Тогда привлекать к нему взгляд –
что судить
(да, мсье Антуан?) 1
о ноябрьском солнце.
Может, вся правда в том,
что последний лист,
жёлтый последний лист
людям необходим
именно осенью,
чтобы, коснувшись снега, легко забыть,
что это – трепетать на ветру;
чтобы, свечу зажигая, подумать о
солнце весеннем –
большом и высоком, и сильном,
которому не
холодно на ветру...
1.Если ты хочешь рассказать мне о беспомощном, бледном солнце, скажи: «октябрьское солнце». Но солнце ноября, декабря ещё ближе к смерти, и ты начинаешь толковать мне о нём… (Антуан де Сент-Экзюпери, «Цитадель»).
***
«Этим утром и я подрезал мои розы…»
Антуан де Сент-Экзюпери
– Почитать? Конечно! Вон ту – бери! –
тихим взмахом я...
Кто залил обложку Экзюпери
чем-то сахарным?
Не идёт совсем строчкам, не идёт
злая патока.
И в сердцах: «Ну что же за идиот!
Это ж надо так!»
Только в книге –
розы вовсю цветут,
не стесняются;
и садовник знает: растения суть
не меняется.
Да, читатель вышел, ушёл, исчез –
ну-ка, вспомни-ка!
Я пишу письмо, там живая весть –
для садовника.
***
Бедняки, с пакетами «Фикс Прайса»
мы в маршрутках едем на работу
и сквозь зубы цедим: «Не толкайся!» –
«Не сдавайся! – слышу отчего-то. –
Не сдавайся глупости повальной,
гневу и засилью капитала,
даже если звон гасить кандальный
мама навык в нас не воспитала».
– Я и не сдаюсь. С чего вы взяли?
Я работу делаю большую:
как водитель давит на педали,
слово – добываю и шлифую.
Иногда мне кажется: чего там?!
Но когда за словом крепко дело,
как пакет, с которым на работу
все мы едем поутру несмело,
вот тогда я чувствую опору,
да и каждый ставит «галку»: годно!
Так страна слагается, в которой
совесть, в общем-то, и есть свобода.
В этой переполненной маршрутке
мы друг другу – не враги, не звери.
Не сдавайтесь, люди, будьте чутки!
«Осторожно! Закрываю двери!»
Комментарии читателей:
Комментарии читателей:
Комментарии читателей:
« Предыдущее произведениеСледующее произведение »