***

Есть же время и место – сейчас тебе докажу –

где над собой совершаешь усилие,

отсекаешь лишнее,

проводишь межу;

там, где всё как есть, ничего запасённого впрок;

где умеют люди главное вычитать между строк;

где и ты уже говоришь о главном, не торопясь,

и не боясь,

что слов травянистых вязь

высохнет и никто не захочет вить,

продолжать-прясти смысловую нить.

Есть же такое место – вот здесь, сейчас –

ещё вертится солнце, последний фонарь не погас;

есть и слушатель – он внимателен и не пьёт вина,

потому что речь всё ещё пряма, оттого нужна.

Ты же знаешь, бессмысленно говорить о тоске,

если время делить

есть с кем.

Если жизнь в пространстве ширится, создаёт

самое себя, разворачивается в нас –

потому, что мне ещё предстоит полёт,

потому, что ты ещё не погас!

***

Придумала развлеченье –

ходить и смотреть на снег,

учиться: его свеченью,

по воздуху брать разбег,

в конце пути удивляться,

куда меня занесло:

в тепло человечьих пальцев?

голубю под крыло?

***

А мой отец писал стихи,

на гейзеры Камчатки глядя.

Не сохранилось той тетради,

лишь фраза «Я писал стихи».

Он атеист был, но и он

природу чувствовал как чудо.

Пока слова валили в груду,

страна истаивала в сон,

он жил как все ине искал

других путей – назвать всё это.

Со мною говорит планета,

и мёртвым тот язык не стал,

но так же непереводим...

Отца я по весне видала,

где море ландышей шептало,

смыкаясь медленно над ним.

***

Книга лета не так велика –

сто страниц. Понемногу читаю.

В колонтитуле – Мана-река,

солнце ходит по верхнему краю.

А под солнцем – полотнища снов –

и счастливых, и странных, и страшных.

Отчего-то был день так медов!

Ночи – стружкою карандашной...

Эпилог накрывает дождём.

Чтенье кончено, в память – созвездье.

Все – чтецы – мы травой прорастём

на потрёпанном августом срезе.

***

Ветки держат полную луну –

клетка чёрная, витая, непростая –

кажется, неправду и войну

сдерживают,

не пускают.

Есть в коробке

прадеда письмо:

«Ранен был. Когда вернусь? Не знаю».

В памяти допишется само:

в 45-м не дожил до мая.

Ты дежуришь возле сыновей,

что в предзимье разом заболели.

Мать шипит: «Не графских, чай, кровей,

чтоб ещё сиделку у постелей!»

А судьба и впрямь не велика:

клетка комнаты, зима, пустая ругань...

Утро высветляет облака,

и луна – полупрозрачный студень.

Ты не кликай вьюгу-соловья,

не считай луну предвестьем смерти...

потому что живы сыновья

и тревога спит в пустом конверте.

***

Может, вся правда в том, что последний лист

ветку покинет не осенью, а весной.

Тогда привлекать к нему взгляд –

что судить

(да, мсье Антуан?) 1

о ноябрьском солнце.

Может, вся правда в том,

что последний лист,

жёлтый последний лист

людям необходим

именно осенью,

чтобы, коснувшись снега, легко забыть,

что это – трепетать на ветру;

чтобы, свечу зажигая, подумать о

солнце весеннем –

большом и высоком, и сильном,

которому не

холодно на ветру...

1.Если ты хочешь рассказать мне о беспомощном, бледном солнце, скажи: «октябрьское солнце».  Но солнце ноября, декабря ещё ближе к смерти, и ты начинаешь толковать мне о нём… (Антуан де Сент-Экзюпери, «Цитадель»).

***

«Этим утром и я подрезал мои розы…»

Антуан де Сент-Экзюпери

– Почитать? Конечно! Вон ту – бери! –

тихим взмахом я...

Кто залил обложку Экзюпери

чем-то сахарным?

Не идёт совсем строчкам, не идёт

злая патока.

И в сердцах: «Ну что же за идиот!

Это ж надо так!»

Только в книге –

розы вовсю цветут,

не стесняются;

и садовник знает: растения суть

не меняется.

Да, читатель вышел, ушёл, исчез –

ну-ка, вспомни-ка!

Я пишу письмо, там живая весть –

для садовника.

***

Бедняки, с пакетами «Фикс Прайса»

мы в маршрутках едем на работу

и сквозь зубы цедим: «Не толкайся!» –

«Не сдавайся! – слышу отчего-то. –

Не сдавайся глупости повальной,

гневу и засилью капитала,

даже если звон гасить кандальный

мама навык в нас не воспитала».

– Я и не сдаюсь. С чего вы взяли?

Я работу делаю большую:

как водитель давит на педали,

слово – добываю и шлифую.

Иногда мне кажется: чего там?!

Но когда за словом крепко дело,

как пакет, с которым на работу

все мы едем поутру несмело,

вот тогда я чувствую опору,

да и каждый ставит «галку»: годно!

Так страна слагается, в которой

совесть, в общем-то, и есть свобода.

В этой переполненной маршрутке

мы друг другу – не враги, не звери.

Не сдавайтесь, люди, будьте чутки!

«Осторожно! Закрываю двери!»

---

Комментарии читателей:

---

Комментарии читателей:

Комментарии читателей: