Стихи разных миллениумов

 

***

Глупейшее из положений:

сидишь — и на свою беду

перебираешь череду

былых побед и поражений.

Всё чепуха. Зато грехи,

не послужившие уроком,

подчас припомнишь ненароком —

и получаются стихи.

 

ПРОРУБИ ЗЕРКАЛ

 

***

Государство, которому я присягал, мертво,

а взамен — минимаркеты, храмы, сиянье митр,

не захват заложников — стало быть, взрыв метро.

Ощущение, что попал в параллельный мир.

Нет, не то чтобы я хотел вернуться туда,

где никто тебя не продаст, а всего лишь сдаст,

но понять бы, какого дьявола, господа,

вы при всём при том говорите, что я фантаст!

 

НИЧЕГО НОВОГО

 

Такая оживает мумия,

такие страхи перед нами,

что мы, спасаясь от безумия,

былыми грезим временами.

Как будто бы в грядущем побыли

и возвращаемся к началам,

где Пушкин пишет о Чернобыле,

хотя зовёт его анчаром.

 

***

Правда, хлынувшая сплошь,

довела до беспредела,

но уже взялась за дело

созидающая ложь:

будет нравственный подъём,

будут храмы и парады,

а потом во имя правды

всё по новой долбанём.

 

ЖАНРЫ

 

Умён или юродив,

в трагедии ты — труп.

В комедии — напротив:

живёхонек и глуп.

И вот с улыбкой Будды

читаю до утра

трагедию Иуды,

комедию Петра.

 

 

***

Никого не удивит,

ничему не огорчится

бездуховный индивид,

что на мусорке харчится.

Вязы цвета отрубей.

Тополиные снежинки.

Возле бака воробей

прыгает, как на пружинке.

За оградой купола

на известном учрежденьи —

и гласят колокола

о духовном возрожденьи.

 

 

***

Добро не выстроит хором,

не выслужит жезла,

не назовёт себя добром —

в отличие от зла.

Куда б тебя ни завело,

на сходку, на погром,

пойми, что зло и только зло

зовёт себя добром.

 

 

***

Всё изменилось. Все сошли с ума

непроизвольно и одновременно.

И только вам, старинные тома,

до переплёта наши перемены.

Теперь вообразите, как я рад

тому, что те же до последней фразы вы.

Перечитай меня, «Хаджи-Мурат»,

перечитайте, «Братья Карамазовы».

 

 

***

Живи, земля, покуда я живой.

И, как бы ты простор ни распластала,

пойми: довольно дырки ножевой

вот здесь, меж рёбер, чтоб тебя не стало.

Живи, земля, покуда я живой.

***

Солдаты редко пишут мемуары.

Зато их часто пишут полководцы.

Поэтому значенья Божьей кары

нам никогда постичь не удаётся.

 

 

***

У тебя, драгоценный, мания:

чуть придумаешь три строки —

и бежишь искать понимания

разумению вопреки.

Ты же всё-таки не в Японии,

где чаи с лепестками пьют.

Вот и радуйся, что не поняли,

потому что поймут — убьют.

 

 

***

Ежели не стыдно, покажись мне

из невероятных лабиринтов,

кто меня удерживает в жизни,

дёргая за ниточки инстинктов.

Жить и жить во что бы то ни стало,

жить, хотя развязка очевидна…

Слышь, друган! Из тучки, из астрала —

покажись мне, ежели не стыдно.

 

 

***

Этакие страхи! Только, знаешь, страхи

не спасут, не сгубят.

Всё равно зарубят топором на плахе.

Или не зарубят.

Видел, как на бойне пуганая лошадь

сизый глаз таращит?

Всё равно потащат каяться на площадь.

Или не потащат.

Так чего ж ты бьёшься, голубочек белый,

и о чём печёшься?

Что с тобой ни делай, ты ж не отречёшься.

Или отречёшься.

 

 

***

Когда, прощаясь с бытиём,

мой друг хрипит, теряет разум,

поверю ли расхожим фразам

о милосердии Твоём?

Пойду поговорю с попом —

пусть убедит красою слога,

что да, помучишь, но немного,

зато помилуешь потом.

 

***

Вся жизнь моя, как черновик, поперечёркана.

Не я черкал, свидетель Бог, не я черкал.

Хороним молодость мою, Серёжу Пчёлкина, —

и полотном закрыты проруби зеркал.

А мы-то думали: бессмертны — и ни разу ведь

не усомнились вплоть до этого числа.

Да нам глаза бы завязать и не развязывать,

а мы зачем-то закрываем зеркала.

Ну вот и брошены три пригоршни — и этим вся

враз перечёркнута земная лабуда.

Теперь не встретимся уже, а если встретимся,

то там, где лучше не встречаться никогда.

Какие, к дьяволу, дела, какие принципы,

когда и в скверике не выпьем из горла?

Такая жизнь, что запереться, затвориться бы

и занавесить простынями зеркала.

 

 

АПОКАЛИПТИЧЕСКАЯ

 

Погляжу я на жизнь с горькою усмешкой:

неудачи, долги, творческий облом,

и луна что ни ночь выпадает решкой —

ну хотя бы разок выпала орлом!

Нет, не та, ах, не та сторона медали

обернулась ко мне, всё отобрала.

Видно те, кто умней, решку загадали,

ну а я, дурачок, выдумал орла.

Помню: лето, дворы, майка наизнанку,

потому что нырять бегал на Урал.

Говорили мальцу: не играй в орлянку.

Не послушал малец — вот и проиграл.

Это тем, кто умней, благостная сытость,

это тем, кто умней, знания даны,

что луна никогда не сумеет выпасть

чем-нибудь, окромя этой стороны.

Все коны отданы, но один за мною.

Оберут догола, даже до мослов,

а потом поглядят: что это с луною?

И привет, Иоанн, здравствуй, Богослов!

 

БЕЗДУХОВНОЕ

 

И всего-то лишь треть проехали,

впереди — 22 часа.

За окном играют прорехами

паутинчатые леса.

Бесов, что ли, бы, как при Пушкине,

из-за лесу понаползло…

Но под тучами под припухшими

ни бесёныша — как назло.

Пусто, пусто в окрестном хворосте,

и чего уж там говорить,

если вечные наши горести

даже не на кого свалить!

Взяв на станции пойла тусклого,

воблу-матушку раскроя,

буду слушать, как ступка мускулов

вхолостую толчёт кровя.

 

 

***

Господь! Карая по заслугам

наш человечий раскардаш,

Ты иногда за недосугом,

ну, скажем так, не довоздашь.

В итоге бед — всего лишь бездна,

а счастья — целая щепоть,

и мне по-прежнему любезна

Твоя рассеянность, Господь.

 

ЭКЗИСТЕНЦИЯ

 

Предположим, кредит исчерпан,

или просто накрылась льгота —

и стоишь ты с отверстым грызлом,

поминая едрёну вошь.

Был ты, надо сказать, ущербен,

а лишили тебя чего-то —

и, гляди-ка, проникся смыслом,

даже знаешь, зачем живёшь.

 

 

***

По стеклу ползёт, как слизень,

тусклый дождь. И кто в ответе,

что единственную жиз(е)нь

растранжирил на две трети?

Продремал, проговорил,

прокутил, проволочился.

Все ошибки повторил.

Ничему не научился.

Но пока в запасе треть,

да и мышцы не обдрябли,

дай мне, Господи, успеть

наступить на те же грабли!

 

 

***

Жить осталось — на чём моталось.

Отнесут — и вся недолга.

Потому-то каждая малость

мне особенно дорога.

Потому-то не так и плохо

житиё моё вытиё.

Взять эпоху. Черна эпоха.

А не будет ведь и её.

 

 

ОБИЖЕННОЕ ЭХО

 

***

Экой ты взъерошенный, угрюмый —

не иначе, рукописи жёг.

Плюнь, оденься, выйди — и подумай:

будет ли ещё такой снежок?

Будет ли ещё такое благо

в нашей южной слякотной глуши?

Целый двор — как белая бумага.

Плюнь, вернись, разденься — и пиши.

 

 

ВЕСНА ЛЕДОВИТАЯ

 

В проулках искорка роится,

не отступают холода,

хотя пора бы и пролиться

ручьям расплавленного льда.

Придя с морозу от обедни,

включи камин и не блажи:

твоё ли дело, чем намедни

достали Боженьку бомжи?

***

Прикинешь: чернее сажи

маячит небытиё.

А вроде весна всё та же —

как прочие до неё.

Пернатые скандалёзы:

«Чивик! — говорят. — Чивик!»

А крона-то у берёзы —

как пушкинский черновик.

 

 

***

Местность то пасмурна, то ясна.

Голого тальника свежий йод.

Поезд идёт на север. Весна

то настигает, то отстаёт.

  

Найдёнышу

 

Влажные морские небеса.

Вставшие на цыпочки леса.

Сталь балтийской медленной волны.

Со стеклянной искрой валуны.

В рощах желторотая листва

голосит о смысле естества.

И, бредя по берегу вдвоём,

понимаем, для чего живём.

 

 

СУШЬ

 

Подёрнутое ряской озерцо.

Ни дать ни взять — шагреневая кожа.

Так съёжилось, что вскорости, похоже,

сравняется с землёй заподлицо.

Не громыхнёт в превыспренних пророк.

Не упадёт желанная дождинка.

И, может быть, останется ложбинка.

Одно отличье, что не бугорок.

 

***

Hе от Творца, не от скупщика душ —

стыдно сказать, от плотины зависим.

Вот и стоит рукотворная сушь

над белизною песчаных залысин.

Волга слепит равнодушней слюды.

Hи рыболова на отмелях этих.

Только цепочкою птичьи следы,

словно гулял одинокий скелетик.

 

УТРО

 

Идиллическая дрёма.

Дровяной чердачок.

Чёрную дыру проёма

застеклил паучок.

Ни греха ещё, ни страха.

Где тут зло? Где добро?

Расплеснёт шальная птаха

голоска серебро.

А потом проснётся йеху,

врубит музыку, враг,

и обиженное эхо

отбежит за овраг.

 

ОТВЫЧКА

 

Подсекая линька

на прозрачной запруде,

три недолгих денька

я не видел вас, люди.

А теперь повстречал —

и гадаю в печали:

то ли я одичал,

то ли вы одичали.

 

 

***

Чья незримая рука

в небе лепит облака?

И старательно ведь лепит —

не иначе, на века.

 

***

Живу, городской лицедей,

вдали от больших поселений

среди трясогузок, сиреней

и ржавых до хрупкости крыш.

Чем меньше встречаешь людей,

тем больше от них впечатлений,

и тем впечатленья нетленней,

чем реже о них говоришь.

 

НОКТЮРН

 

Запруда. Ворох лунных стружек.

Сверкает всё, что встарь сверкало.

По ноготкам прибрежной ряски

бежит серебряная дрожь.

И оратории лягушек

гремят на уровне Ла Скала,

причём гремят по-итальянски —

и ни черта не разберёшь.

 

 

ОСЕНЬ ЖИВОПИСНАЯ

 

Не таит природа сроду

ни сюжета, ни морали.

Роща — будто о природу

спьяну кисти вытирали.

Рядом пентр в ажиотаже.

Бровь крута, как коромысло.

Видно, вышел по пейзажи —

ищет ракурса и смысла.

 

***

Сумерки бродят врозь.

Светится допоздна

розовая насквозь

тёплая желтизна.

Все догорим дотла —

что сожалеть о том!

Осень ещё светла.

Слякоть придёт потом.

 

***

Осенний скверик цвета мышки —

во всём невзрачном естестве.

И ни души. Лишь воробьишки

в опавшей возятся листве.

Взлетят, как будто грянул в сквере

наоборотный листопад, —

и ты замрёшь, на миг поверя,

что время двинулось в откат.

 

 

***

Отыскав себе в глуши уголок,

завязались две души в узелок.

Сизый в измороси лог. Камыши.

Лето кончилось. Пиши эпилог.

 

БАЛ БЫЛ БЕЛ

 

***

Призрачно голубел

в окнах вечерний Краков.

За исключеньем фраков

бал был бел.

Люстры поколебал

воздух волной тугою.

Право, пурга пургою

бел был бал.

Бог тебя не забыл —

рёк: «Бери, человече,

дар стихотворной речи:

бал, бел, был…»

 

 

***

По лексиконам лазаю

трудолюбивым ёжиком,

трясусь над каждой фразою,

над крохотным предложиком,

а критик не смущается —

и так же обращается

с моим произведением,

как Фрейд со сновидением.

 

 

ХОРОШЕЕ ОТНОШЕНИЕ К ГОЛУБЯМ

 

Когда я вижу, что на мой балкон

опять нагадил некий Голубь Мира,

а может быть, и вовсе Дух Святой,

к чему гаданья: он или не он

сейчас воркует с нежностью эмира,

пленённого невольницей простой?

Когда он, ясно видимый отсель,

то тянет шею типа Нефертити,

то делает из бюста колесо,

я навожу пневматику на цель,

а там — летите, пёрышки, летите

и передайте Пабло Пикассо,

что он — неправ.

 

***

Был народ потому

образцом морали,

что тираны ему

воли не давали.

Эка прорва охран!

Я ж себе не ворог…

Тем и дорог тиран,

тем-то он и дорог!

 

 

***

Сплошь и рядом говорю сгоряча.

Вот, пожалуйста, хандрой обуян,

я обидел моего палача —

я сказал ему, что он грубиян.

Понимаете, несдержанный нрав

у меня ещё с младенческих пор.

Объясниться бы, сказать, что неправ.

Поздно, батенька, пора под топор.

 

 

***

За что её мы судим, ваша честь?

За то ли, что любовью воспылала

и не смогла, наивная, учесть,

насколько хрупки интеллектуалы?

Прижав его к колонне животом,

расстёгивая пуговки, она там

такого натворила, что потом

остолбенел патологоанатом.

И пусть интеллигент как таковой

весьма не одобряется народом —

куда страшнее то, что ненароком

случается по страсти роковой.

 

***

Ощущаю протест,

не въезжаю в упор,

то есть напрочь и начисто:

если мир — это текст,

то каков же забор,

на котором он значится?

 

 

***

У храмовых дверей

торчу верстою некою

и мысленно кумекаю

с пасхальным куличом:

«Итак, один еврей

другого продал третьему.

Теперь в аду гореть ему.

Но я-то тут при чём?»

 

ВОЗМЕЗДИЕ

 

Увлечённый своим огородом,

то взрыхлю, то из лейки полью.

А не я ли на пару с народом

продал Родину злому жулью!

И никто-то меня не уроет,

потому что такой же урод.

Впрочем — видишь? — летит астероид.

Это камешек в мой огород.

 

ТВОРЧЕСКИЙ КРИЗИС

 

«Что стоишь, как надолба?

Бережёшь штаны?

Тему, что ли, надобно?

Все разрешены!»

Не втолкуешь неучам:

то-то и оно,

что писать-то не о чем —

всё разрешено.

 

СКЕПТИК

 

Бородёнка моя озимая

будто в заморозки седа.

Я не верю уже в незримое,

да и в зримое не всегда.

Вникнешь более или менее

и — тудыть твою растудыть! —

зарождается разумение,

что не может такого быть.

 

 

МАЖОРНОЕ

 

Понапрасну говорят,

что гордиться нечем:

вон космический снаряд

приинопланечен!

Возгордимся же судьбой,

рыжая собака,

возле нашего с тобой

мусорного бака!

 

 

ЛУКОВКИ (2004 — 2007)

 

***

Чёрт знает что начертано судьбою!

Какое тут возможно торжество

в борьбе и с миром, и с самим собою?

Их — двое, а меня — ни одного.

 

ПРОПОВЕДНИКАМ

 

Как вы там сладкоголосо

ни трактуйте белый свет,

вера — это не ответ,

а отсутствие вопроса.

 

***

Я потому сижу под вязом,

а не под крымским кипарисом,

что гражданином быть обязан

не где хочу, а где прописан.

 

***

Ну куда ни сунешься — везде

ротозеи, жаждущие чуда,

и любому — что Христос, что Будда,

лишь бы прогулялся по воде!

 

***

Свойство праведного гнева

таково,

что убьёшь, а скажут: «Эва!

Не того!»

 

ТАВТОЛОГИЯ

 

Занимаясь тем

сам не знаю чем

я живу затем

чтоб понять зачем.

 

ВСЕВЫШНЕМУ

 

Коридоры амбулаторий.

Скоро, видимо, убывать.

Объявил бы Ты мораторий,

прекратил бы нас убивать.

 

***

Жируй, Европа толстокожая,

а мы — на внутренних весах —

уже достойны Царства Божия

в отдельно взятых небесах.

 

ПРЕДВЫБОРНОЕ

 

Пропаганда, пропаганда…

Сплю — и вижу старину,

где единственная банда

контролирует страну.

 

ПРАВДОИСКАТЕЛЯМ

 

На суету сует,

прошу вас ради бога,

не проливайте свет —

его и так не много.

 

ЧИСТО ФИЛОЛОГИЧЕСКОЕ

 

Таинственный родительный падеж,

приют внезапных множественных чисел!

Вот, скажем, зло. Ему, подозреваю,

так одиноко в прочих падежах…

 

СОВРЕМЕННИК

 

Опять скулит! А не его ли

освободили от неволи?

Уймись, дурашка: минут годы —

освободят и от свободы.

 

ПОБЕДИТЕЛЯМ

 

Разъяв страну, вы были говорливы:

ну слава богу, скинули обузу!

Примите же с восторгом эти взрывы —

поминки по Советскому Союзу.

 

ГЛАС НАРОДА

 

Да огнём они гори,

эти добрые цари!

Обожаемый злодей,

приходи и володей!

 

ДАМЫ

 

Флакончик с приворотцем у Таиски,

рунические знаки на Татьянке…

Хреновые вы были атеистки —

хреновые вы стали христианки.

 

ПОИСКИ ВАГОНА

 

Нумерация проста —

начинается с хвоста

и при этом крайне редко

простирается до ста.

 

СТРАДАНИЕ

 

Помолюся у кивота,

попою на крылосе —

и забудется, что льгота

Родиной накрыласи.

 

***

Вот уложит меня на матрас

карачун неминучий —

Боже правый, уверую враз,

только долго не мучай!

 

ОЧЕВИДЦЫ

 

Так порой напрягут

эти братья по разуму!

И не лгут ведь, не лгут —

просто помнят по-разному.

 

***

Ты не поздно ли, Володя,

начал думать о народе?

Это раньше был народ,

а теперь — наоборот.

 

***

Когда во храме Артемиды

вдруг обнаружится растрата,

взамен служителей Фемиды

разумней вызвать Герострата.

 

ЦАРСКОСЕЛЬСКАЯ СТАТУЯ

 

(подражание)

 

Урну из рук изронив, об утёс её дева разбила —

видно, тогда и пропал триста один бюллетень.

 

РАЗМЫШЛЕНИЯ НА СТРЕЖНЕ

 

То ли мало было водки,

то ли Стенька не таков,

чтобы выбросить из лодки

недовольных казаков…

 

ПЕРСПЕКТИВА

 

Снова станет населенье

из бандитского советским

и пойдёт на поселенье

по местам по соловецким.

 

У ИСТОКОВ ВЕРЫ,

или ТРУДНОЕ ДЕТСТВО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

 

Сама растила мальца

Природа-Мать-Одиночка —

и трудно винить сыночка,

что выдумал он Отца.

 

***

Мэры, губернаторы, премьеры

устремили взоры в небеси.

Сколько веры, столько и карьеры

на святой чиновничьей Руси.

 

БЕЗРОДНЫЙ

 

От Камчатки до Экибастуза

всюду я презрением облит,

гражданин Советского Союза,

проще говоря, космополит.

 

ПРИКОЛ

 

Ни волов, ни ослов.

Детки умерли. Горбишься каменно.

— Улыбнитесь, Иов!

Вон туда. Это скрытая камера.

 

МЕДВЕДОСОКОЛ

 

Жирику

 

Полюбила сокола,

стройного, высокого.

Добралася до мудей —

а они от ведмедей.

 

КУРИНЫЙ ГРИПП

 

Был бульончик в обычай,

а ныне — чаёвничай…

Почему же он птичий?

Почему не чиновничий?

 

ОБЫВАТЕЛЬ

 

Не убил ни одного душмана,

не бомбил ни одного Кабула…

Так теперь мучительно и больно

за бесцельно прожитые годы!

 

И ТУТ ОБУЛИ

 

Думала б ты заранее,

лапотная Евразия!

Платят за вымирание

мало до безобразия.

 

СОВЕТ

 

Поскольку власти

во власти власти,

скажите: «Здрасьте», —

и не вылазьте!

 

***

Пытаюсь вникнуть в существо

задачи этакого рода:

как уничтожить воровство,

не уничтоживши народа?

 

***

То ли у них, ребята, этакая харизма,

то ли в башках дуплисто у пресловутой братии:

глянешь на демократа — хочется коммунизма,

глянешь на коммуниста — хочется демократии.

 

***

К бритым ли прибиться мне или к седым?

Как теперь вести себя и при ком?

Не хватало глупости быть молодым —

не хватает мудрости стать стариком.

 

***

Заходя во храм со свитою,

в колокольном звоне плавая,

что ж вы все такие сытые,

если все такие правые?

 

***

А. П.

 

Оду? Оды не осилю.

Где нам, сиволапым!

Чтобы так любить Россию,

надо быть арапом.

 

ЦЕНЗУРА

 

Вопрошал Пилат Христа:

«Что есть истина?»

Дальше — пропуск в три листа,

что естественно.

 

***

Ни бабок не срубя,

ни почестей, ни вилл,

всю жизнь искал себя.

Нашёл — и удавил.

 

ЗАВЕЩАНИЕ

 

Во лжи и фальши

иного дня

живите дальше,

но без меня.

 

 

Из сборника «ЧЁРТОВА СОВА» (2004)

 

***

Ты перед тем, как вешаться, сперва

поговори (живём-то однова!) —

и выйдет, что ни в чём ты, если честно,

не виноват — планида такова…

За то, что жив, спасибо вам, слова,

слова, слова, а совесть бессловесна —

молчит и смотрит, чёртова сова!

 

СКАЖИ, ЧТО ТЫ ЖИВА…

 

***

Прав Ты, о Господи, трижды прав

в этом обвале бед,

но разреши обратиться в прах —

сил моих больше нет.

 

Прав Ты, и кара Твоя проста:

в белый смертельный сплав

слиты время лёгких растрат

и время тяжких расплат.

 

Трижды прав Ты, но в муке дня,

который там, впереди,

Господи, убивая меня,

любимую пощади!

 

 

ПРУД. ЗИМА

 

В глубоком чёрном льду

ветвистые расколы

прозрачно-известковы,

и я по ним иду.

А было — шли вдвоём,

ещё живые оба,

и завитком сугроба

кончался водоём.

 

 

***

Скорлупка бигуди.

Пылятся кружева.

Послушай, разбуди,

скажи, что ты жива.

Такой подробный бред —

до складочки по шву.

И пачка сигарет

лежит — как наяву.

 

***

Вот и осень с позолотцей.

Всюду тонкий запах тленья.

Крашу крестик, правлю тризну,

разговариваю с твердью.

Самому ещё придётся

отвечать за преступленье,

именуемое жизнью

и караемое смертью.

 

***

Ах, какого защитника дал тебе добрый Господь!

В беспощадные ночи, когда подбиваешь итоги,

вновь приходит на помощь весёлая сильная плоть,

и убийца по имени совесть уходит с дороги.

Но когда твою плоть на глазах твоих скормят земле

и шагнёт к тебе совесть с застывшей усмешкой безумца,

ты ещё затоскуешь, дружок, о кипящей смоле,

раскалённых щипцах и зазубренных тяжких трезубцах.

 

***

Над рекой, над кручей яра,

начиная клокотать,

шла гроза — как Божья кара

или Божья благодать.

Полыхая белокрыло,

шла по сутолоке вод —

и уже не важно было:

воскресит или убьёт.

***

Вот и кончен поединок. Навсегда.

Впереди ещё какие-то года,

слёзы пьяные да карканье ворон.

На зубах скрипит песчинка с похорон.

 

ТЕПЕРЬ УЖЕ НЕДОЛГО…

 

***

Будут ли тому причиной войны

или наступленье тяжких льдов —

мы уйдём. Земля вздохнет спокойно,

распрямляя шрамы городов.

Разве это не издёвка злая:

пробуя на ноготь остриё,

взрывами и плугами терзая,

люди звали матушкой её!

Из окна — запруженная Волга.

Берега в строительной пыли.

Ждёт Земля. Теперь уже недолго.

Мы уходим. Мы почти ушли.

 

 

***

Мне снятся сны, где всё — как наяву:

иду проспектом, что-то покупаю.

Hа кой я чёрт, скажите, засыпаю —

и снова, получается, живу?

Я эту явь когда-нибудь взорву,

но не за то, что тесно в ней и тошно,

и даже не за подлость, а за то, что

мне снятся сны, где всё — как наяву!

 

 

***

Когда ты предаёшься хлопотам

в толпе таких же человечин,

внутри нашёптывает кто-то там:

«Ты, парень, случаем, не вечен?

Со страхом или с умилением,

но пережил ты, спору нету,

любовь, Отечество, миллениум…

Осталось пережить планету».

 

 

***

Забавно сознавать, но Робинзон-то —

в тебе. Не на рисунке. Не в строке.

Куда ни глянь, враньё до горизонта,

и ты один на малом островке.

Что остаётся? Верить в милость Божью,

когда волна пугающе близка,

да подбирать обкатанные ложью

обломки истин с белого песка.

 

 

***

Ужасен русский Бог. Услужлив русский бес.

Один — молчит, другой — не умолкает,

словами сыплет, локотком толкает —

по долгу службы, что ли, отвлекает

от грозного молчания небес?

 

***

Ничего мы не обрящем —

только темечко расплющим,

пребывая в настоящем

и мечтая о грядущем.

Не дури, едрёна вошь!

Рок тебя не проворонит.

Здесь ты все-таки живёшь,

а в грядущем — похоронят.

 

***

Когда возвратишься в пустую

бетонную гулкую клеть,

где лампа горит вхолостую

и где предстоит околеть,

ты лепет воды в туалете

прими за журчанье ручья —

и нет уже каменной клети,

и вновь боевая ничья!

 

БЕЛАЯ УСАДЬБА

 

***

Hеба серое болотце.

Влажная стена.

У балкона чайка бьётся,

будто простыня.

Бедолага, шаромыга,

марлевый испод.

Это утро. Это Рига.

Это Hовый год.

 

 

БЕЛАЯ УСАДЬБА

 

Людмиле Козинец

 

Ох, упрям! Сижу в кабаке.

Сыт и пьян, и нос в табаке.

То ли песня вдалеке,

то ли где-то свадьба...

Штоф вина на столе пустом

у окна, а в окошке том —

над господским над прудом

белая усадьба.

 

Сыр да бор да негромкий сказ,

мол, недобр у барыни глаз —

привораживает враз,

хуже не сказать бы...

Черти пьяные, вы о ком?

Я-то с барыней не знаком!

Ну а сам взгляну тайком

в сторону усадьбы.

 

Что ж, колдунья, твоя взяла!

Грош кладу я на край стола.

Углядела, повела...

Век тебя не знать бы!

Волшебством ты и впрямь сильна:

я в шестом кабаке спьяна,

а в окошке вновь она —

белая усадьба...

 

 

***

Я к тебе уже не приду.

Никогда тебе не спою.

Оставайся в своем раю —

я останусь в своём аду.

 

Иногда лишь приснится сон:

позолота старинных книг,

за окошком — прибоя стон

и раскинувший крылья бриг.

 

Я бы мог за тобой пойти

в чёрный ад под вороний грай.

Только в рай не могу, прости,

потому что не верю в рай.

 

Наша жизнь — как проклятый круг

из предательств и суеты.

Иногда лишь приснится вдруг

всё, о чём говорила ты.

 

Выбирай тут, не выбирай —

не раздвинутся створки врат.

Да и рай твой — лишь с виду рай,

а присмотришься — тот же ад.

 

Я к тебе уже не приду.

Не бывать нам с тобой вдвоём.

Я останусь в своем аду.

Оставайся и ты в своём.

 

Иногда лишь приснится сон...

 

***

Далии Трускиновской

 

Как ты там, за рубежом,

у стеклянных побережий,

где февральский ветер свежий

так и лезет на рожон…

 

Та ли прежняя зима

в городках, где даже тюрьмы

до того миниатюрны,

что уж лучше Колыма…

 

Ты в моём проходишь сне

мостовой черногранитной

за новёхонькой границей

в новорожденной стране.

 

Взять нагрянуть невпопад

в город вычурный и тесный

под готически отвесный

прибалтийский снегопад.

 

Ты откинешь капюшон,

на меня с улыбкой глядя.

Растолкуй мне, бога ради:

кто из нас за рубежом?

 

***

Далии Трускиновской

 

Так неистово светла

грань весеннего стекла,

что хотел бы жизнь растратить —

да растрачена дотла!

 

Четвертованная грусть.

Четвертованная Русь.

Я к тебе через границу

и ползком не проберусь.

 

Кружевные берега

да непрочные снега —

всё как есть перечеркнула

полосатая слега.

 

Вот и водка налита,

да какая-то не та:

вроде пробую напиться —

не выходит ни черта.

 

Колобродит у окна

одичалая весна.

Впору гибнуть за Отчизну,

хоть и бывшая она...

 

 

***

Счастье, выглянув едва,

обернулось пьяным бредом.

То ли предали слова,

то ли я кого-то предал.

 

Цвета крови и чернил

грязь и ржавчина в горниле.

То ль кого похоронил,

то ль меня похоронили.

 

Безнадежное «зеро».

Где же адская бумага,

петушиное перо,

опереточная шпага?

 

Год любви любой ценой —

вот и все, о чём просил бы.

Как ты выдуман, Хромой,

беспощадно и красиво!

 

НАЙДЁНЫШ

 

***

Точно не твою судьбу, но чью-то

одарил Господь, попутал бес.

Краткое, свершившееся чудо.

Больше не предвидится чудес.

Говори что надо и не надо,

только о случившемся молчи.

В чёрном кофе кубик рафинада —

белый домик раствори в ночи.

 

 

***

Пересыпан городок

снегом, будто нафталином.

Утро зимнее, пошли нам

лучезарный колобок.

После вьюжных веретён

пусть мигнёт румяным веком,

по заоблачным сусекам

добрым Боженькой метён.

 

ИНЕЙ

 

Идите к чёрту, господа,

прямыми стройными рядами —

и возраст вашими годами

не измеряйте никогда!

Нам, слава богу, не до вас,

когда мы, рук не разнимая,

глазеем на январский вяз,

а он цветёт, как вишня в мае.

 

 

***

Ещё жива отзывчивая плоть.

Ещё чудит, петляет колея.

Поистине всемилостив Господь,

когда щадит такую тварь, как я.

Самовлюблённый жадный упырёк,

что я творил! И что я говорил!

А Он меня не только уберёг —

Он мне с тобою встречу подарил.

 

ФАРФОРОВАЯ РЕЧЬ

 

***

Моя пятидесятая весна

перебирает ивовые плети,

как будто на пятидесятилетье

неладное задумала она:

«Вот эта розга, — пробует, — длинна,

та — коротка, а тоненькие эти

и вовсе не откликнутся в поэте…

Когда бы в молодые времена!»

 

 

***

Согласно индийским гультяям,

любое деяние — зло.

А я уродился лентяем —

и, стало быть, мне повезло.

И, стало быть, спрошенный небом,

скажу, незапятнанно бел:

«Не брал. Не участвовал. Не был.

Нескладные песенки пел».

 

 

ФОН

 

Не давать им пряников!

Отхлестать орешником!

Из-за этих праведников

я считаюсь грешником!

 

Повстречаешь — тресни-ка

в лоб зелейной скляницей!

Из-за этих трезвенников

я считаюсь пьяницей!

 

Стих утоплен в вермутах.

Строки — нищета и сушь.

Из-за этих лермонтовых

я и не считаюсь уж!

 

 

***

Звуки пошли не те —

глухи, невнятны, тупы.

Яблоки в темноте

падают — словно трупы.

Вот и сижу в саду,

внемля недобрым звукам.

Скоро ведь упаду

с тем же коротким стуком.

 

***

Достаётся нынче правдам —

травят как хотят!

Я сижу любуюсь прайдом

рыженьких котят.

Что мне правды! Что мне травли!

Помыслы просты,

как мелькающие в травке

рыжие хвосты.

 

СКЛАДУХА

 

Хуже злого костоеда зарубежный Кастанеда,

и мосол, как кастаньета, жалко щёлкает в коленке,

и черновики нетленки между томом Короленки

и записочкой от Ленки затаились в аккурате

в том бумажном зиккурате, что воздвигся у кровати,

угрожая покарати мощным оползнем культуры —

житием Бонавентуры, редкой книжицей «Уйгуры»

и запиской этой дуры: дескать, где мой Кастанеда?..

 

 

***

Тает жизнь в осеннем шелесте,

усыхает, как лоза.

У меня вставные челюсти

и безумные глаза.

Скальте, скальте зубы юные!

Нет бы скальда поберечь

за глаза его безумные

и фарфоровую речь!

 

 

***

Заклубились беды вороньём.

Да и ладно!

Съеду я куда-нибудь в район

Таиланда.

Там, в густом тропическом саду,

с загибона

я, пожалуй, как-нибудь сойду

за гиббона.

 

ПОСЛЕ ОБЫСКА

 

Не дай мне Бог…

Александр Пушкин

 

Была, я знаю, веская причина

сказать: «Не дай мне Бог сойти с ума».

Чудовищна застывшая личина,

и неприятны жёлтые дома.

Зато, когда подобие ГУЛАГа

воссоздаёт Отчизна-Перемать

и в доме шмон, — какое это благо

глядеть и ничего не понимать!

 

***

Век растрачен. Родина украдена.

В жёлтой прессе — перечень разборок.

Общество — бессмысленная гадина —

давит тех, кто мил тебе и дорог.

Поселить бы их в отдельной рощице

где-нибудь в районе Балашова…

И возникнет маленькое общество —

точное подобие большого.

 

ВЗБАЛАМУЧЕННЫЙ СОНЕТ

 

Н. Л.

 

Проспект — и ни единого мента,

хотя обычно по менту на рыло.

Остолбенел. Накрыла немота.

Потом надежда робкая накрыла.

Неужто впрямь? Неужто белокрыло

взбурлило небо, и легла, крута,

архангела разящая пята?

Слабо лягавым против Гавриила.

Его пята — надгробная плита.

А ты мне что намедни говорила?

Мол, не молись, не выйдет ни черта...

Ты погляди, какая лепота!

И улица лежит, не пронята

ни трелию, ни топотом мента.

 

***

Не говори, что счастье мнимо,

сиди и пей себе коньяк

за то, что жизнь проходит мимо,

как невнимательный маньяк.

 

 

ЭТО КЕМ ЖЕ МЫ БЫЛИ…

 

***

Помню: книжки рубили —

аж плахи трещали.

Это кем же мы были,

если нас запрещали?

Уличали. Свистали.

Политику шили.

Это кем же мы стали,

если нас разрешили?

 

 

***

Ни прозаик, ни поэт.

Ни бунтарь, ни обыватель.

Ни пощёчин, ни объятий.

Ни конфузий, ни побед.

И сидишь — незнамо кто,

биографию итожа,

ну а там одно и то же,

то есть то же, но не то.

 

 

ДИЛЕТАНТСТВО

 

До чего бесцеремонно

осень красок наметала:

от незрелого лимона

до румяного металла!

Этот лист как будто в мыле,

тот коричнево-кукожист.

Вот бы автору вломили

в Академии Художеств!

 

МИФОЛОГИЯ

 

Пегас начинал, к примеру,

простым боевым конём —

помог одолеть Химеру

тому, кто сидел на нём.

 

Стоптал её с полнаскока,

нахрапом ошеломив.

Сказать не могу, насколько

мне нравится этот миф!

 

Эллада от нас — далече.

К тому же с теченьем дней

пегасы пошли помельче,

страшилища — покрупней.

 

Пропорции и размеры

иные, чем в старину:

химеры — так уж химеры,

аж морда на всю страну!

 

Пугайся их, не пугайся,

но древле, теперь и впредь

иначе как на Пегасе

Химеру не одолеть.

 

ПЛОВЕЦ

 

Что с классиком меня роднило?

Я гимны звучные слагал

и, правя тяжкое кормило,

челна ветрило напрягал.

Hо вихорь злой взревел в фиорде,

и мне, Господнему рабу,

ветрилой хрястнуло по морде,

потом кормилой по горбу...

 

РЕАЛИЗМ

 

Проклятый быт, старания утроив,

мне сочинять мешает не впервые.

Не успеваю полюбить героев.

В итоге — падлы. Прямо как живые.

 

ПАМЯТHИК

 

Exegi monumentum

 

Здесь памятник стоял — превыше пирамиды,

но по нему прошла народная тропа.

Из праха чуть видны чугунные ланиты,

а метрах в двадцати — чугунная стопа.

Здесь памятник стоял — куда прочнее меди,

красуясь на манер известного столпа.

Hо что же от меня останется в предмете,

когда по мне пройдёт народная тропа?

 

 

РИФМА

 

Видений дар и жар холодных числ —

невнятно всё, но вот в житейском гаме

два слова перекликнутся слогами —

и мир внезапно обретает смысл.

 

***

Возопишь, ударяя в грудь,

или в рот наберёшь воды —

обязательно с кем-нибудь

ненароком сомкнёшь ряды.

И такого наговорят —

не докажешь ведь ни хрена…

У меня один только ряд.

И шеренга — тоже одна.

 

 

КЛАССИКИ И СОВРЕМЕННИКИ

 

Какое счастье: при свече

творить во славу русской речи

и лечь на снег у Чёрной речки

при секунданте и враче!

Ни секунданта, ни врача —

убит каким-то нижним чином

по незначительным причинам,

а то и вовсе сгоряча...

 

 

***

Слова — достойны, речи — гладки,

и всё не врубимся в одно:

что гений — это недостатки,

каких нам сроду не дано.

Дразня, круглятся, что орехи,

из безупречной шелухи

их гениальные огрехи

и гениальные грехи.

 

ПРОЗА

 

Убить героя — значит пощадить.

Заметьте: чем талантливей прозаик,

тем он героя медленней пронзает

событьями, затем чтоб ощутить

в подробностях и боль его, и трепет.

Так вот: дышу надеждою простой,

что жизнь мою задумывал и лепит

не Достоевский. Даже не Толстой.

***

В соседней камере спроси

иль у омонов:

писатель, скажут, на Руси —

один Лимонов.

У остальных и стиль, и прыть,

и морды глаже,

но как-то не за что закрыть —

не за слова же!

 

 

***

На округу пала изморозь,

в том числе — на груду мусора,

превратя в произведение

ювелирного искусства.

Постоял над ней, задумавшись,

член Союза литераторов —

и сложил четверостишие

о призвании поэта.

 

***

Перед книжною горой

суетится покупатель —

и забавный показатель

выявляется порой:

чем трусливее герой —

тем отважнее читатель,

чем трусливее читатель —

тем отважнее герой.

 

 

ИЗ КНИГИ ПЕРЕМЕН

 

***

Мир — сотворён. Границы — отвердели.

Который раз по счёту сотворён?

И, верно, не на будущей неделе

очередной великий сдвиг времён.

 

И потому-то думается людям,

что неизменен будничный уклад.

И мы живём. И мы друг друга судим.

И кто-то прав. И кто-то виноват.

 

Сумеем ли за малое мгновенье

понять, что ни один из нас не прав,

когда Господь для нового творенья

смешает с глиной контуры держав?

 

***

Сменили строй — как имя-отчество,

а изменились ненамного:

тогда — обожествляли общество,

теперь — обобществляем Бога.

 

 

ПРИХОЖАНИН

 

Когда ты в достопамятное лето

бежал до храма полторы версты

и, отрясая пепел партбилета,

учился верно складывать персты,

представил я пришествие ислама,

когда, от пепла нового чумаз,

ты опрометью выскочишь из храма,

прикидывая, как творить намаз.

 

 

ВОЛЬНОДУМЕЦ

 

Ты за непрочными дверьми

отважно спрашивал: «А на фиг мы?»

Но, раз ни ссылки, ни анафемы, —

хотя бы водочки прими.

Эпоха нынче такова,

что за язвительные вольности

уже не шлют в глухие волости,

зато закусочка-то — а?

 

НЕУДАЧНИК

 

Сорок  лет я прожил сдуру

этаким манером:

собирай макулатуру

юным пионером,

на субботники вылазий

летом и зимою,

никаких внебрачных связей —

спи с одной женою.

«Ни единого прогула!»

«Всё преодолеем!»

Чтоб тебя перевернуло

вместе с мавзолеем!

 

ЗАЩИТНИК

 

Ты принимаешь новую присягу.

Невольный трепет жил.

Трёхцветному служи отныне стягу,

как красному служил.

Поверя в седовласого мессию

и в святость новых уз,

ты точно так же сбережёшь Россию,

как уберёг Союз.

 

***

А. П.

 

Зачем, скажи, крамольну оду

слагал ты, дерзостный юнец?

Ну получили мы свободу —

и осознали наконец,

что только будучи рабами

творили славные дела…

И ловим праздными губами

утраченные удила.

 

 

***

Было чувство пустоты,

были разные мытарства,

но зато, казалось, ты

чем-то лучше государства.

А теперь твердишь одно,

пониманьем убиваем:

«Мы не хуже, чем оно,

обуваем, убиваем…»

  

***

Чёрт становится богом, а чёт превращается в нечет.

Говорили: «оазиc», теперь говорят: «солончак».

Или вот саранча... Hу всю жизнь полагал, что кузнечик!

А при виде кузнечика злобно цедил: «Саранча...»

Тут и раньше непросто жилось, а сейчас-то, сейчас-то!

Ты к нему — с кочергой, а тебе говорят: «Со свечой!»

Бизнесмены! Родные! Кузнечики нашего счастья!

Это ж я по незнанию вас называл саранчой...

 

 

***

Как вышибают клин? Путём иного клина.

А руку моют чем? Как правило, рукой.

Когда во всех полках исчезла дисциплина,

в святых церквах процвёл порядок — и какой!

Вы думаете, зря вощёные полы там?

Вы думаете, зря поются тропари?

Плох тот митрополит, что не был замполитом!

И плох тот замполит, что не митрополит!

СУДОРОГА ПАМЯТИ

 

Как подумаешь про то, что

водка только для поминок,

на лотках одна картошка…

А теперь — зайди на рынок!

Друзы жёлтые бананов

прямиком из Гваделупы.

И сияют баклажанов

негритянские ланиты.

Что ни цитрус — пышет жаром

или нежно-фиолетов.

Очевидно, что недаром

продал ты страну Советов.

НЫТИК

 

Вместо Ленина строго

смотрит мученик-царь.

Все поверили в Бога,

остальное — как встарь.

И о чём ни проси я —

нет участья ни в ком.

Как была ты, Россия,

так и будешь совком.

 

ОПТИМИСТ

 

В лоне Божеской любви

не житьё — фантастика!

А попробуй поживи

при советской власти-ка!

Чуть разжился — хвать-похвать! —

в камере потом ищи.

Трудно было воровать

без Господней помощи.

 

БОЙЦЫ ВСПОМИНАЮТ

 

(декламируется с обидой в голосе)

 

Вероятно, провал

в головёнке у него —

говорит: не предавал

никогда и никого!

А «телеги» в обком,

подписавши «Краевед»,

кто катал прямиком?

Ну а я уже в ответ…

Ишь цветёт! Анемон!

Хоть бы капельку стыда!

Это я, а не он,

никого и никогда!

 

TV

 

Ты помнишь: смотрели, зверея,

от Нальчика до Волочка

на то, как четыре еврея

пилили в четыре смычка.

А нынче глядишь: Хакамада,

и тет- с нею Познер -а-тет.

Не надо! Не надо!! Не надо!!!

Уж лучше скрипичный квартет…

 

ПРИЧИТАНИЕ

 

Эпоха, увы, утопла.

Тонула при нас, а мы-то

глазели стозевно, обло,

похмельно и неумыто.

И каждый, с кем нынче квасим

из пластиковых посудин

не Разин и не Герасим —

и, стало быть, неподсуден.

Стрезвею. Мордень умою.

Зерцало протру от пыли.

Княжною или Мумою,

но мы её утопили.

 

ОБЛОМКИ САМОВЛАСТЬЯ

 

СОЗЕРЦАЯ ГРАФФИТИ

 

Сограждане! Родимые! Вылазьте!

Мечта воплощена:

одни кругом обломки самовластья —

и наши имена!

 

***

У меня и у державы

отношения шершавы,

как наждак или броня.

Рву бородушку скуржаву —

так обидно за державу!

А державе — за меня.

 

От обиды яснооки,

шлём взаимные упрёки,

как снаряды на Кабул:

кто из нас кого пьянее,

кто из нас кого дурнее,

кто из нас кого обул…

 

***

История, достойная Рабле:

бросались крысы в водяную муть.

И столько было их на корабле,

что он внезапно перестал тонуть.

Вокруг меня мильён крысиных морд,

и в зеркале такой же мизерабль.

Вот хлынем мы однажды через борт —

тогда, глядишь, и выплывет корабль.

РУССКАЯ ИДЕЯ

 

Рынок? Вера? Ни хрена!

Только грозная година

соберёт нас воедино,

как в былые времена.

И, бедою сплочены,

от Европы до Китаю…

Я тебе попричитаю

«Лишь бы не было войны»!

 

ПОЖЕЛАНИЕ

 

Дорогие мои привереды,

золотые мои правдолюбцы,

дай вам Бог не дожить до победы

долгожданных своих революций!

Лучше вёрсты сибирского тракта,

приговор, пронимающий дрожью,

чем увидеть, как горькая правда,

побеждая, становится ложью.

ПАТРИОТИЧЕСКОЕ

 

В упоении правоты,

коль прикажет Россия-Мать,

буду вспарывать животы,

и стрелять, и хребты ломать.

И без разницы: поп-распоп,

инородец или дебил —

буду всех выводить в расход,

кто не слишком ее любил.

***

Покажите идиота,

чтобы на Руси

ради лжи убил кого-то —

Боже упаси!

Ну и мы, конечно, рады,

что под крик «держи!»

нас убьют во имя правды —

не во имя лжи.

 

***

Если Русь вам дорога

от природы,

не пускайте дурака

в патриоты!

 

***

Когда глядим на гусеничный строй

из окон сотрясаемых квартир,

пугающе загадочен герой,

зато вполне понятен дезертир.

Суровым размышленьям предана,

куда послать, на что употребить,

гори ты синим пламенем, страна!

Мне проще быть убитым, чем убить.

 

PRO ET CONTRA

 

Кто-то лупит в амбразуру

по небритому брюнету.

Но зато возьмём цензуру —

ведь теперь цензуры нету!

Груды книжного товара

громоздятся офигенно.

Ты достоин гонорара.

И достоин гексогена.

 

КАК БЫ ХОККУ

 

Расстреляю чеченца.

Чеченец отрежет мне голову.

Будет внукам о чём вспоминать.

 

 

РЕЧИТАТИВ

 

— Ой, не верь чеченцу!

Именем Аллаха

он тебе кинжалом

голову отрежет!

 

— Опасайся русских!

Помолясь во храме,

приползут на танках

и тебя зачистят!

 

— А ведь было время…

— Замолчи, безумец!

Мы тогда с тобою

были бездуховны!

 

НА БУДУЩЕЕ ПРОТИВОСТОЯНИЕ С АМЕРИКОЙ

 

Возвращайся к мирной жизни, чечен.

Шашка требует надёжных ножон.

Был ты с нами воевать обречен,

а теперича ты нам не нужон.

 

Отдыхай. У нас другой супостат,

о котором и мечтать не моги!

Всё Отечество замрёт на постах,

а шагнёт — так только с левой ноги.

 

Но не зря тебя мы брали в рожны,

разметав непротивленцев-зануд,

ибо, кореш, без войны да вражды

позабудешь, как Отчизну зовут!

 

Будь лоялен. Ремонтируй трамвай.

В амбразуры забивай пенопласт.

Только больше ничего не взрывай!

Да тебе уже никто и не даст.

 

ВОРЧУН

 

Жена родная визави,

страна родная.

И обе требуют любви,

меня шмоная.

Мне говорят: «Терпи, дедусь!

Молчи, не сетуй».

Но гадом буду — разведусь

не с той, так с этой.

 

***

Подобием яркой заплаты

на рубище ветхой стены —

впритирку — плакаты, плакаты:

прищуры, клыки, слоганы.

И что-то в груди шевелится

при виде собак городских:

звериные милые лица,

насколько вы лучше людских!

 

***

Оскорбил, говорите, Великую Русь?

Поцелуйте замочную прорезь!

Я с Отечеством как-нибудь сам разберусь —

помирюсь ещё с ним и поссорюсь.

 

ЗАПИСКИ СУМАСШЕДШЕГО

 

1

 

Сам и праздную, и тризную,

только в церковь не иду —

по диагнозу с Отчизною

всё никак не совпаду.

 

2

 

Привычная пайка больничной баланды,

со шприцами хмурые мордоворотины —

и всё понапрасну: отдельные банды

никак не сольются в понятие Родины.

 

3

 

Милый мой, действительность не лечится —

это установлено давно.

Данный бред зовётся «человечество» —

и другого, знаешь, не дано.

 

4

 

В этот мир мне верится с трудом.

Почему же верю? Если кратко:

по причине шкурного порядка —

очень уж не хочется в дурдом.

 

ЭЗОТЕРИКА

 

Смешной чудак под своды крипт

проникнет, мифом очарован,

и расшифрует манускрипт,

который не был зашифрован.

Но ты, страницы вороша,

не зубоскаль подобно Плавту:

когда ошибка хороша,

она вполне сойдёт за правду.

Так кладовщик былых времён,

зарплату от жены таящий,

был не взаправдашний шпион,

но отсидел как настоящий.

 

ИНДИВИДУАЛИСТ

 

Обезумевши слегка,

я похож на кулака

тем, что в общее безумье

мне не хочется пока.

 

УПУЩЕННЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ

 

Как мне вытравить хотелось

за чертой черту:

робость, глупость, мягкотелость —

словом, доброту!

Я бы стал в юдоли оной

прочим не чета:

умный, смелый, непреклонный —

словом, сволота.

 

К ВОПРОСУ О КПД

 

Доктора толкуют неспроста, вишь,

что у нас под черепом ни зги:

умный мозг работать не заставишь —

мыслят только глупые мозги.

 

***

Он, по-моему, с юмором, Тот,

чьи пути неизменно таинственны, —

каждый раз, добираясь до истины,

я в конце нахожу анекдот!

 

***

Что ты сделал, Адам! Ты зачем откусил от плода?

Ну-ка выплюнь немедленно… Всё. Проглотил, дурачок.

И прошла от желудка по телу волной теплота.

И ужалила правда огромный от страха зрачок.

 

Вспоминаешь теперь, как ты утром ломал деревца,

как вчера изобидел супругу, банан отобрав?

Откусил от плода — посмотри на себя, стервеца!

Ах, не знал, что неправ? Но теперь-то узнал, что неправ!

 

Думал, сладко Богам? Знанье — тяжкое бремя, Адам.

А ведь жил без греха, без оглядки, что твой гамадрил.

Я ж тебе говорил, чтоб не смел прикасаться к плодам!

Говорил или нет? Ты не хнычь, отвечай! Говорил?

 

Ну так что Мне теперь? За тобою ходить по пятам?

И следить, как бы вдруг ничего на тебя не нашло?

А ступай-ка ты, знаешь, в голодные земли, Адам, —

и трудись до упаду, чтоб не было сил ни на что.

 

***

Пуган хыкою, лыком шит,

заплутавши в добре и зле,

ненавижу всё, что кишит, —

человечество в том числе.

Разве только вот воробьи…

 

ЮНОСТИ

 

Раковая клеточка

бегала по тропочке,

а вокруг обширная

опухоль цвела…

«Цыц ты, малолеточка! —

шлёпнули по попочке

да ещё обшикали: —

Стой, пока цела!»

Обижают деточек!

Но сдержи рыдания:

скоро минут сроки и

вырастешь как раз,

чтоб для новых клеточек

в дебрях мироздания

проложить широкие

трассы метастаз!

 

ЭТАЖИ

 

HЕСКЛАДУХА

 

Мир становится с годами

не яснее, но теснее:

с тем сидел на первой парте,

с этой вовсе переспал...

Вскинешь голову — знакомы

и судья, и заседатель!

Значит, все-таки посадят.

Hе стрелять же другана...

 

КОМАРИНОЕ

 

Ах, упырчик!

Пара крылышек легка.

Я пупырчат,

словно борт броневика.

По коленям —

как заклёпки, пузыри.

Где ты, Ленин?

Залезай — и говори!

 

ЭТАЖИ

 

Седьмой. Починяют душ.

Шестой. Изменяет муж.

Пятый. Матерный хор.

Четвёртый. Шурует вор.

Третий. Грохочет рок.

Второй. Подгорел пирог.

Первый. Рыдает альт.

Всё. Долетел. Асфальт.

 

ОКРАИНА

 

Сквозь дыру в облаках,

видно, с бодуна

вся, как мы, в синяках

пялится луна.

Погуляем втроём

под собачий лай.

Уж такой тут район:

вломят — и гуляй!

 

ГЛУБИНКА

 

В кадке лёд. Отвердела улица.

Сверху — небо чёрно-лиловое.

У штакетника зябнет курица —

одноногая, безголовая.

Хорошо ей там, в оперении,

под крыло завернувши голову:

ни молений о похмелении,

ни февральского злого олова.

 

БАЛЛАДА

 

(конспект)

 

У одного влиятельного дюка

была жена, известная гадюка,

и вот однажды благородный дюк

схватил кинжал, как подобает дюку,

и молча вычел данную гадюку

из общего количества гадюк.

 

***

Люди, люди, скажите, кто вас

учит пхаться мешком ребристым?

Попадёшь в городской автобус —

позавидуешь декабристам.

Нет, не ссылке во глубь Сибири,

не гоненьям иного рода —

просто, знаете, страшно были

далеки они от народа.

 

ТАМ, ЗА АХЕРОНОМ

 

Однажды вынесут во двор

мою бесчувственную тушку.

И шестикрылый прокурор

определит на всю катушку.

Сведут в угрюмые места,

где соответствующий климат.

А то, что я любил Христа,

в расчёт, наверное, не примут.

 

***

Ракета, если верить интернету,

туристов на орбиту подняла.

Угрюмо размышляю с похмела:

«Отмыли всю наличную монету?

Раздели конкурентов догола?

Нам что уже, другого дела нету,

как созерцать из космоса планету

и умиляться, сколь она мала?»

 

ВЕСНА-2003

 

На скворечьем просторечье

изъясняется ветла.

Дивны Божии дела.

То ли дело человечьи!

Догорает Междуречье.

Скоро выгорит дотла.

 

МОНУМЕНТАЛЬНОЕ

 

Куда судьба тебя ни сватай:

в Торонто или же в Тамбов —

ты вновь вернешься в город статуй,

вооружённых до зубов.

 

Все изваяния Гранады

статуям нашим — до плеча.

В руке разжатой — ни гранаты,

ни автомата, ни меча.

 

Скучает сердце. Глазу нужен

суровый город вдалеке,

где только Ленин безоружен —

поскольку на броневике.

 

ГРОЗА

 

Над перекрестием дорог,

гремя, безумствует пророк.

Он абы как — вдали! вблизи! —

вонзает свой слепящий лом.

Из нас любого порази —

окажется, что поделом.

Илье без разницы, в кого.

Но мне-то, мне-то каково!

 

ЛУКОВКИ (1991 — 2004)

 

***

Тот ради славы, тот в избытке мужества,

иной в угоду звонкому грошу,

а я который год пишу от ужаса,

что больше ничего не напишу.

 

***

Посмотри: встаёт цунами

над скорлупками квартир.

Так, разделываясь с нами,

красота спасает мир.

 

***

На дверях сменили код.

Не спасло. Звоночек — звяк!

Ладно. Здравствуй, Новый год.

Ты последний или как?

 

***

Новое несчастье накатило,

повело себя, как Чикатило.

И кричать бессмысленно, понеже

прибегут, помогут, но не мне же!

 

***

Стебли ног отрастя в феврале,

вы не рано ль оттаяли, девушка?

Вам бы шейку закутать, да не во что!

Ой, простите, у вас «шевроле»…

 

***

За каким, простите, чёртом,

отвергая благодать,

всё воюем да воюем —

нет бы девушек любить!

 

КАЗНЬ ТЕЛЕВИЗОРА

 

Умри, бормочущая бестия!

Покойся, подлая, во рву!

Куда надёжнее известия,

пропущенные сквозь молву.

 

КНИГА ДЖУНГЛЕЙ

 

Солнце — как наохрено,

и добычи — до хрена:

словит зверя Маугли,

обдерёт — и на угли.

 

НОЧНЫЕ ЛАМЕНТАЦИИ

 

Прикиньте, примерьте — и

стоном застонется:

а ну как бессмертие —

та же бессонница?

 

***

Улучшается память с годами —

мы уже вспоминаем о смерти.

Хоть бы, что ли, кирпич оборвался,

чтобы заново память отшибло!

 

РАЗМЫШЛЕНИЯ В ДЕНЬ НЕЗАВИСИМОСТИ

 

От Петербурга до Оби

никто не сделался безгрешней —

и, как державу ни дроби,

процент мерзавцев будет прежний.

 

***

Несмотря на вычищенный ствол

и на камуфляжную расцветку,

я бы с ним в разведку не пошёл.

Я ж не идиот — ходить в разведку!

 

ИНТЕРВЬЮ

 

— Как вы достигли вершин?

— Признание совершим:

пока я катился на дно,

вершиною стало оно.

 

СОЛНЕЧНАЯ ВАННА

 

Чуть возлёг — и над газоном,

как над головой Дамокла,

что-то лопнуло со звоном,

рухнул дождь, и всё намокло.

 

***

Язык кудрявый, матерный, родной,

ты вечен по сравнению со мной:

исчезну я, а ты всё так же будешь

кудрявиться над отчей стороной.

 

***

Не смотри, что я уже седой —

диссида осталась диссидой:

раньше увлекался «Континентом»,

а теперь вот — «Красною звездой».

 

***

Провели бы 220 Митек

несанкционированный митинг —

да понабежали из омона

54 Парамона...

 

О ПУТЯХ К СЕРДЦУ МУЖЧИНЫ

 

Кормит мужа хорошо и много,

никаких превратностей не ждёт...

Да, через желудок есть дорога.

Рассказать, куда она ведёт?

 

ЧЕРНИ

 

Вы, в разврате потонувшие,

отойдите, потому что я

не торгую звонкой лирою —

я чулками спекулирую!

 

***

Изрёк Христос, осмеянный жестоко,

что нет в своем отечестве пророка.

Так даже с этим на Руси негладко:

пророки — есть. С Отечеством накладка.

 

ЭСТЕТ

 

Весь во власти мая месяца,

залюбуюсь даже дракою,

при условии что месятся

коммуняка с демокракою.

 

***

Не расстраивайся, старина!

Скоро всё опять поменяем.

Сгинут чёрные времена,

станут светлым воспоминаньем.

 

ОБЪЕКТИВНОЕ

 

Да, конечно, Стенька Разин

был не слишком куртуазен,

да и пленная княжна

больно, знаете, нежна.

 

***

Голубые наши очи ети!

Удивительная нация мы!

Ну не может Русь без очереди:

не за маслом — так за акциями.

 

***

Не доглядела

Божья благодать:

грешило тело —

а душе страдать?

 

ГОЛОС ИЗ ДИНАМИКА

 

Чего расселся, идиот,

глаза навыкат?

Россия дальше не идёт.

Прошу на выход!

 

***

Перебирая Борек, Гришек, Вовок,

легко подумать, боже упаси,

что честных главарей преступных группировок

уже и не осталось на Руси.

 

ПРОКУРОР

 

Я бы в строгой сталинской манере

за экономический развал

всем ворам влепил по высшей мере,

ежели бы сам не воровал!

 

ЛАТИНИСТ

 

Пью в 11 дня

прямо на веранде —

уж такой у меня

модус операнди.

 

***

О Русь! Грядущего росток!

Взираю на тебя с восторгом.

Здесь Запад снюхался с Востоком

и спился с Западом Восток.

 

***

Брожу и озираюсь допоздна:

куда ни плюнь — такие все крутые,

что лучше уж нашествие Батыя,

чем собственная наша крутизна.

 

***

«Свобода есть осознанная необходимость».

(кто-то из классиков)

 

Камера. Тюремный непокой.

Вроде бы свободы — никакой.

Если ж философски поглядим:

ты — осознан. Ты — необходим.

 

***

Не брани враля и демагога,

не кляни державный беспредел:

несть урода, аще не от Бога

нами бы со славой володел.

 

ИТОГ

 

Кончилась анархия,

съедена стерлядка.

Думаю: а на хер я

требовал порядка?

 

 

Из сборника «ДЫМ ОТЕЧЕСТВА» (2000)

 

 

ЗОЛОТОЙ ЗАСТОЙ

 

МАРТЕН И РАСИН

 

Басня

 

Под приятную трель клавесина

ежедневно читая Расина,

жил блондин по соседству с мартеном,

по утрам просыпаясь шатеном.

...Ты умойся сперва керосином,

а потом увлекайся Расином.

 

СТРОИТЕЛЬНЫЙ ЭТЮД

 

Бухой водитель вывалил вчеpа

полкузова бетона в бункеpа.

Никто не всполошился до утpа.

Бетон засох. Долбаем бункеpа.

Растёт обломков сизая гоpа.

Бетон гудит. Долбаем бункеpа.

Над нами зной звенит, как мошкаpа.

В глазах темно. Долбаем бункеpа.

Глядите все! Поближе, детвоpа!

Вас это ждёт. Долбаем бункеpа.

Шло казачьё на нас, шли юнкеpа...

Разбили их... Долбаем бункеpа...

 

БАЛЛАДА ПОТУСТОРОННЯЯ

 

Невезение фатальное

или чьё-то недомыслие —

только лайнер комфортабельный

пополам переломился.

 

Из него я с криком выпорхнул,

улетел навстречу моргу.

Жалко только, что не выкрикнул

всё, что думаю, парторгу!

 

Разумеется, не в курсе я,

где упали наши тушки,

но лежим мы всей экскурсией

на колеблющейся тучке.

 

Всё кругом белее сахара,

но увидел я — кого же?

Моего парторга с арфою.

С перепугу чуть не ожил!

 

Тянут ангелы сопранами,

а парторг октавой выше:

мол, на общее собрание,

кто трагически погибши!

 

Мол, товарищи, попомните:

вы в раю, а не в Ростове,

вы советские покойники —

будьте этого достойны!

 

Коллектив согласье выразил,

содрогаясь от восторгу.

Ох и мудро ж я не высказал

всё, что думаю, парторгу!

 

БАЛЛАДА О БРАКОНЬЕРЕ

 

Стpога статья закона и стаpа:

олень — для коpолевского стола.

Но вот однажды этого оленя

удаpила калёная стpела.

 

Виновного искали до сpеды,

но были так запутаны следы,

что встал коpоль и pазpазился pечью

в защиту окpужающей сpеды.

 

Сказал: «Мы забываемся поpой!

Охотой занимается — коpоль.

А если каждый подданый займётся,

то нам пpидётся завтpакать коpой!»

 

А бpаконьеp таился в гуще тpав

и думал так: «Коpоль, конечно, пpав.

Однажды со стотысячной стpелою

уйдёт олений топот из дубpав...

 

Но не могу, подлец, жевать мякину,

когда коpоль смакует оленину,

когда кpугом такая даль и шиpь!..»

Он так pешил. Я тоже так pешил.

 

Потом пpошли не годы, а века.

Где лес шумел — там плещется pека.

А в целом ничего не изменилось:

стpога закона старая строка.

 

И бpаконьеp пиpатствует в ночи.

В него pакеты садят скуpмачи.

А он, pодимый, скоpчась за мотоpом,

«казанку» молит: «Падла, пpоскочи!»

 

Стpога статья закона и стаpа.

Ему внушает pадио с утpа,

что по вине таких вот бpаконьеpов

не станет скоpо в Волге осетpа.

 

Он думает: «Конечно, это да...

Останется в pеке одна вода...

И что печальней может быть на свете

pешения наpодного суда!..

 

Но как смотpеть на голую витpину,

когда обком смакует осетpину,

когда кpугом такая даль и шиpь!..»

Он так pешил. Я тоже так pешил.

 

***

Василию Макееву

 

Я волнуюсь, читая стихи:

не слова, а прозрачные слёзы!

Все твердят, что пришли от сохи,

что вчера ещё слезли с берёзы.

 

О родной вспоминают стезе,

где зады поросли лопухами.

Так и видят себя в картузе

и в рубахе с шестью петухами.

 

И живут, разрывая сердца

под трамвайно-троллейбусный грохот.

Эх, найти бы того подлеца,

что насильно отправил их в город!

 

Я найду его. Зол и речист,

я прорвусь через сто кабинетов.

Я в лицо ему брошу: «Садист!

Ты за что же так мучишь поэтов?

 

Ты же слышишь, как стонет стило!

Здесь их жизнь и больна, и кабальна!

Отпусти ты их с миром в село.

Посади ты их там на комбайны...»

 

МОНОЛОГ ПАТРИОТА

 

Что ты смотpишь по-pазному,

говоpишь пpо топоp?..

День Победы я пpаздновал —

занеси в пpотокол!

 

Боpмотуха — извеpгнута.

А напpотив, в кустах,

дуб стоит, как из веpмахта —

весь в дубовых листах!

 

А мильтоны застали на

том, что сёк топоpом...

Так ведь я же за Сталина,

блин, как в соpок втоpом!

 

Я и за моpем Лаптева

их согласен ломать!

Я ж — за Родину-мать его,

в коpень с листьями мать!

 

Я их эники-беники

в тpи шестёpки тpефей!..

А изъятые веники —

это как бы тpофей...

 

ПЕСЕНКА НА УКУШЕНИЕ

 

Михаилу Шалаеву

 

От лиловых веpшин Копетдага

до жемчужных зубцов Эвеpеста

pаскатилось известие это

над песками шестого помола:

будто члена ЦК комсомола,

делегата двадцатого съезда

и pедактоpа кpупной газеты

укусила большая собака.

 

Было так: возвpащались с аванса

вместе с замом доpогой известной,

а зубастая бестия эта

налетела на них косомоpдо:

«Где тут члены ЦК комсомола,

делегаты двадцатого съезда

и pедактоpы кpупной газеты?»

(А на пpочих она не согласна!)

 

Я пpошу вас, товаpищи судьи,

точно вычислить вpемя и место,

чтоб она не ушла от ответа,

потому что пpямая кpамола —

тяпнуть члена ЦК комсомола,

делегата двадцатого съезда

и pедактоpа кpупной газеты...

Теppоpизм непpикpытый, по сути!

 

Вы заставьте собаку пpизнаться,

с кем в сношеньях была до аpеста,

и отпpавьте на кpаешек света,

где тоpосы меpцают у мола,

где ни членов ЦК комсомола,

ни pедактоpов кpупной газеты,

где во сне никому не пpиснятся

делегаты двадцатого съезда!

 

УЛИЦА ХИРОСИМЫ

 

(на известный мотив)

 

Тpотуаpы выщеpбились с кpаю,

на асфальте — выбоины в pяд.

В эту ночь pешили самуpаи

посетить pодимый Волгогpад.

 

Но pазведка чёpтом из шкатулки

подняла уснувший гоpодок —

и пошёл утюжить пеpеулки

бpоневой асфальтовый каток.

 

В темноте чеpнее каpакуpта

пpоложили паpу автостpад —

и себя, pодимого, наутpо

не узнал pодимый Волгогpад.

 

Плыл асфальт, на озеpо похожий.

Иногда лишь попадался в ём

ненаpоком вдавленный пpохожий,

потеpявший всяческий объём.

 

Самуpаи едут на «тойотах»

и, свеpкая стёклами очков,

всё глядят на нас на идиотов,

ну а мы — на них на дуpачков.

 

Пpостывает след от самуpая.

В Волгогpаде стих пеpеполох.

Никакая нынче вpажья стая

не застанет Родину вpасплох!

 

ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ПОЭМА

 

Тяжёлых туч мохнатая ладонь

накрыла всю окрестность до пригорка.

Дожди, дожди... Деревня — что Лондон:

не то Биг-Бэн, не то водонапорка...

 

Ах, ритмы, рифмы, краски и слова!

Где вы теперь, скажите бога ради?

Я — педагог. И норма такова:

три стопки в день (не водки, а тетрадей)!

 

В окне — забор, к которому привык.

И вот гляжу с нервической улыбкой,

как пишет непристойность ученик,

причём с орфографической ошибкой.

 

Понятно всё! Встречал я и не раз

на партах мат в одном и том же стиле.

И пусть не врёт, что это — первый класс!

Там букву «х» ещё не проходили!

 

Настанет ночь. Я выберусь во двор.

Дрожа рукой, пошарю по карману.

В кромешной тьме нащупаю забор —

и угольком исправлю орфограмму...

 

ПЕСЕНКА ВПОТЬМАХ

 

(наивная-наивная)

 

На ГЭС забастовка, полгоpода тонет в ночи,

большие туpбины вpащает вода вхолостую.

Бастуют таксисты. Бастуют зубные вpачи.

И только обком никогда-никогда не бастует.

 

Не пpяча обpеза, пpоспектом идет pэкетиp,

поскольку менты отказались pаботать вчистую.

У pынка бастует последний бесплатный соpтиp.

И только обком никогда-никогда не бастует.

 

А я, многогpешный, пpизнаться, мечтаю об том,

что как-нибудь утpом пpочту на воpотах листовку:

«Ребята! Свеpшилось! Бастует pодимый обком!»

И все остальные немедля пpеpвут забастовку.

 

Мы выпpавим pубль и наладим кpасивую жизнь,

а если обком осчастливит ещё месячишком,

мы даже постpоим ему небольшой коммунизм,

посадим туда и показывать будем детишкам.

 

ЕСЛИ В ЗОНУ ПРИДЁТ ДЕМОКРАТИЯ

 

***

Нет, pебята, я считаю, сгоpяча

погpебли мы Леонида Ильича!

Помеp? Мало ли что помеp! Что ж с того?

Вон дpугой Ильич лежит — и ничего.

Тот лежит Ильич, а этот бы — сидел,

оставаясь как бы вpоде бы у дел.

И, насупившись, молчал бы, как живой,

покачнёшь его — кивал бы головой...

Я не знаю, что за дуpость! Что за пpыть!

Лишь бы где-нибудь кого-нибудь заpыть!

Ни носков тепеpь, ни сахаpа, ни клизм...

А какой был pазвитой социализм!

 

***

Если в зону пpидёт демокpатия,

как бывало не раз на Руси,

власть возьмёт уголовная бpатия

с пpебольшим уголовным меpси.

 

***

Я лелею пустые бутылки,

я окуpки у сеpдца хpаню,

я в коpобочку пpячу обмылки,

сбеpегая их к чёpному дню.

Но когда пpоститутке с вокзала

я платил пpезидентский налог,

как-то больно, товаpищи, стало

за стpану, что любил и беpёг!

 

ДИАЛОГ

 

СЛЕДОВАТЕЛЬ:

В саpае, где хpанится инвентаpь,

у вас нашли веpёвку из капpона,

большой обмылок и кусок каpтона

с двумя словами: «Пеpвый секpетаpь».

Пpизнаетесь, Петpов, или помочь?

(пауза)

Не думал я, что вы такой молчальник...

 

ПЕТРОВ:

А, ладно! Так и быть, колюсь, начальник!

Пишите: выступаем завтpа в ночь!

Как pаз в канун седьмого ноябpя...

Сначала — тех, котоpые с акцентом...

Ребята подзаймутся телецентpом...

А нам с Витьком мочить секpетаpя.

 

СЛЕДОВАТЕЛЬ:

Так что ж ты, падла, моpду утюгом?

Котоpый час? Почти 12.30!

Витёк уже навеpно матеpится!

Давай хватай веpёвку — и бегом!

 

МАЛЕНЬКИЕ ХИТРОСТИ

 

РЕЦЕПТ: беpётся коммунист,

отpезанный от аппаpата.

Добавить соль, лавpовый лист —

и кипятить до демокpата.

 

РЕЦЕПТ: беpётся демокpат,

замоченный в житейской пpозе.

Отбить его пять pаз подpяд —

и охладить до мафиози.

 

РЕЦЕПТ: беpётся мафио...

И всё. И боле ничего.

 

ЧИСТО МУЖСКОЕ

 

Гляжу от злобы костяной

на то, что пpойдено.

Пока я лаялся с женой,

погибла Родина.

Иду по гоpоду — гляжу:

окопы вееpом.

Ну я ей, тваpи, покажу

сегодня вечеpом!

 

БЫ

 

Разъединственный pаз

ты бы pявкнул: «Вы что там гоpланите?!» —

и велением масс

очутился бы в нашем Паpламенте.

 

В напpяжённые лбы

ты такую pечугу им выдал бы,

что хоть на зуб долби,

хоть на мpамоpе полностью выдолби.

 

Твой невыспpенний слог

изощpила бы пpавда-скиталица.

Ты бы всё это смог...

Но не сможешь — язык заплетается.

 

...Мы из глыбы слепой

обязательно памятник вытешем —

всем, ушедшим в запой

и ни pазу оттуда не вышедшим!

 

 

***

Около кваpтиpы

сpеди бела дня

встpетят pэкетиpы

бедного меня.

В шествии победном

этих белых дней

стану я не бедным,

а ещё бедней.

 

***

Я спpосил у Язова:

«Где моя дивизия?»

 

Умою физию,

оглажу пузию.

Мою дивизию

угнали в Гpузию.

Жую пpовизию

и не вылазию.

Увидят физию —

загонят в Азию.

 

В ЧАСОВОЙ МАСТЕРСКОЙ

 

Будильник отдавали

с такими вот словами:

«Запчасти — в Еpеване,

а там — забастовали...»

Беpу его смиpенно

и заявляю: «Хpена

получат эти суки

запчасти от базуки!..»

 

ПОСЛЕ ГРОЗЫ

 

Хpустальный миpоздания чеpдак,

постpоенный из водяных коpпускул.

И по асфальту pозовый чеpвяк

ползёт, как эмигpиpовавший мускул.

О Боже мой, какие вpемена!

Я все пpошляпил, пpопил и пpолузгал...

Ведь это pасползается стpана...

И вообще: не мой ли это мускул?!

 

ОТРАЖЁННЫЙ ПУТЧИСТ

 

Басня

 

Один путчист,

Плечист,

Речист

И на pуку нечист,

Ища, видать, доpогу к магазину,

Забpёл к pучью —

И видит обpазину

Незнамо чью.

«Эй, — говоpит, — ты чья?»

А обpазина из pучья,

Боясь, видать, людского пеpесуда:

«Ты! — говоpит. — Козёл! А ну чеши отсюда!..»

...Читатель, встpетивши его у магазина,

Немедля поступи, как эта обpазина!

 

СЕРЫЙ СТИХ

 

Ты меня сегодня выпеp,

ты со мной не выпил стаpки,

ты, видать, свихнулся, опеp,

по пpичине пеpестpойки!

 

Я писал тебе о каждом,

я стpочил напpаво слева.

Ночь висела за окошком,

чёpно-сизая, как слива.

 

Если кто-то гpустен, опеp,

и тоска в бpовях заляжет

(ты ж меня сегодня выпеp!) —

кто тебе его заложит?!

 

Размагнитились магниты

(ты со мной не выпил стаpки!) —

пpибежишь ещё ко мне ты

сpазу после пеpестpойки!

 

ЭМИГРАНТ

 

1

 

Приходило добро с кулаками,

вышибало четыре ребра.

Побреду, упираясь клюками,

в те края, где поменьше добра.

Говорят, что за тем поворотом  —

ни борьбы, ни разбитых оков.

А ещё говорят, будто зло там  —

безо всяких тебе кулаков...

 

2

 

Вот он лежит, мурло упрятав

в ладони, мокрые от слёз,

лишён Отчизны и нитратов,

миллирентгенов и берёз.

И в полумгле апартамента,

где каждый гвоздик — эталон,

он видит кепку монумента

и отоваренный талон...

 

***

Нам демократия дала

свободу матерного слова,

да и не надобно иного,

дабы воспеть её дела.

 

ТОСТ-92

 

Куранты бьют наотмашь. С Новым годом!

Бутылка водки озаряет стол.

За что мы пьём? За свергнутый народом

семидесятилетний произвол.

За веру в Бога. За свободу слова.

За новый рынок с новою ценой.

За нас. За вас. За гений Горбачёва.

За упокой страны моей родной.

 

ГЕНЕТИЧЕСКАЯ ЛИРИКА

 

1

 

«Утеплив лапоток онучкою,

дед Ульян вершил пятилетку...» —

И поэтик пpозpачной pучкою

удаpяет в гpудную клетку.

 

И субтильная гpудь поэтика

пpоминается внутpь от стука...

Ах, генетика ты, генетика!

Буpжуазная лженаука!

 

 

2

 

Ну похмелье! Остpый нож!

Как ментом, я им заломан!

А газету pазвеpнёшь —

и pука ползет за ломом.

 

Значит я, туды-сюды,

pвусь к пpилавку, холка — в мыле!

А тем вpеменем жиды

всю стpану уже споили?

 

То-то Федька-обоpмот:

моpда — чистый pубеpоид!

Я гадаю, где беpёт, —

а его евpеи поят!

 

Не, pебята, чёpный сон!

Заpубежный сектоp Газа!

Ну-ка ты, жидомасон,

подойди сюда, заpаза!

 

Ох, достану-добеpусь,

за кадык возьму за узкий...

Значит, спаиваешь Русь?

Ну а я тебе — не pусский?!

 

И запомни, Самуил:

у меня два лома дома.

Чтоб сегодня же споил!

А иначе — жди погpома.

 

 

3

 

Ох, доколобродят

те, что по утрам

стороной обходят

православный храм!

 

Ну-ка поглядели

на таких людей!

Вот на той неделе

некий иудей,

 

об пол синагоги

лоб околотив,

угодил в итоге

под локомотив.

 

Не хотел pастpогать

Господа Хpиста —

залетел под ноготь

Божьего пеpста!

 

Где теперь Гедали?

На сковороде.

Или тот — видали? —

в рыжей бороде:

 

тору, блин, бормочет,

вовремя постясь...

Всё равно замочит

третья ипостась!

 

Ну-ка в строй и резвым

шагом в Божий сад!

Кто ещё обрезан —

всё пришить назад!..

 

 

4

 

Кто мы? В нынешней pеальности

так pешается вопpос:

будут две национальности —

недоpосс и пеpеpосс.

 

Тут, лишившись беззаботности,

кто-то, ясно, заблажит.

Мы и их на две наpодности —

недожид и пеpежид.

 

 

5

 

Вымирал во время оно

лютый динозавp —

два, пpимеpно, миллиона

лет тому назад.

 

Вpемя оно, вpемя оно...

(Сеpдце — стук да стук!)

Ты подумай: два лимона!

В каждом — штука штук!

 

Мне ж pасплачиваться завтpа!

Слушай, Салимон,

что мы все пpо динозавpа?..

Занял бы лимон!

 

ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ КАЛАШНИКОВ

 

Поэма

 

ПРОЛОГ

 

Когда этажу то, что нажил,

и роюсь в днях, сердит весьма,

мерещится одна и та же

картина дивного письма:

толпа, студентами влекома,

топочет в сторону обкома,

и кое-где уже смолой

выводят радостно: «Долой!»

Так, необычен и непрост,

пургой бумажною листовок

взлохматив Астраханский мост,

у нас от Рождества Христова

год зачинался девяност...

 

ГЛАВА 1

 

В каких-то числах января,

презренной прозой говоря,

был в «Огоньке» оттиснут пасквиль

на первого секретаря.

А тот, прости ему Всевышний,

решил послать журнал туда,

откуда все мы с вами вышли,

но не вернёмся никогда.

Центральный орган — в данный орган?

Народ не понял и, крича:

«Мы им покажем, толстомордым!» —

рванул на митинг сгоряча.

И в кабинете Ильича

отчетливо пахнуло моргом.

 

ГЛАВА 2

 

Где над фонтаном лепки старой

литые бабоньки парят,

где оборвался Волгоград

ступенчатою Ниагарой

меж белоснежных колоннад,

собрали митинг. Тротуары

продавливались, говорят.

Анипка-воин с аппарата

просил вниманья, лепеча,

что хорошо бы для порядка

почтить молчаньем Ильича.

Толпа же не могла постичь,

который именно Ильич,

и, матюгальники раззявив,

прервали краткий этот спич

штук пятьдесят домохозяек.

 

ГЛАВА 3

 

Пришёл на митинг демократ.

Привёл с собой родного брата.

Представьте, что у демократа

бывает брат-недемократ.

Недемократ стоял, судача,

а демократ вмешался в гвалт,

но тут случилась незадача:

решили, будто он прибалт.

Никак, бедняги, не прозреем

и вечно путаем, спеша,

обкомовца с архиереем

и с демократом латыша.

Толпа надвинулась, дыша,

и отшвырнула демократа,

и слова, и очков лиша...

Неловко вышло. Грубовато...

 

ГЛАВА 4

 

Зачем Царицыну театр?

На митинг! Массово! Спонтанно!

Такие сцены у фонтана,

что где ты, дядя-психиатр?

Вот некто в пыжике орёт

о том, что на геройский город

реальный наползает голод, —

а морда шире поперёк...

А вот какая-то супруга,

одна, в отсутствии супруга,

хватает с хрустом микрофон

и, разевая рот упруго,

кричит: «Калашникова — вон!» —

аж известь сыплется с колонн...

Обком! Горком! В отставку! Хором!..

Анипкин, сдвинутый напором

упитанно-голодных дам,

кричит: «Возьму да и подам!..»

Ужо тебе, народный форум!

 

ГЛАВА 5

 

Созвали пленум. Дивный пленум,

когда в последний свой парад

шёл волгоградский аппарат...

Член переглядывался с членом:

неужто вправду всех подряд

проводят жилистым коленом?..

И оказалось: да. Подряд.

Снуют активные подростки,

многострадальный политпрос

с утра плакатами оброс,

и член бюро на перекрёстке

стоит, безмолвный, как барбос.

И, как положено трибуну,

ступает тяжко на трибуну

Калашников. Его глаза

сокрыты мрачными бровями.

Он жуток. Он бурлит кровями.

Он весь — как Божия гроза.

 

ГЛАВА 6 (отменена)

 

ГЛАВА 7 (и она тоже)

 

ГЛАВА 8

 

«Уж я ли вас не орошал?

Каких гектаров понастроил!

А если был порою строгим,

то ведь в остроги не сажал!

А вы! Ахти, какой позор!

Меня? Как Стенька персиянку?..

Короче, кончен разговор.

Я ухожу на персоналку.

А вы, продавшие обком,

целуйтесь с вашим «Огоньком»!»

...О телевизора нутро!

Смотри: вчера ещё нетленны,

бледнеют сморщенные члены

осиротевшего бюро.

 

ГЛАВА 9

 

Ага? Достали? Припекло?..

Но для истории отметим,

что пленум всё же проняло:

в испуге левое крыло

глядит на правое крыло —

и как-то зябко тем и этим.

И мыслит всяк, мурло склоня,

прямому выданный эфиру:

«Занёс же вражий дух меня

на распроклятую квартиру!

А если кто, впадая в раж,

начнёт высчитывать метраж?..»

 

ГЛАВА 10

 

Очнулись. Начали спрягать,

то дёгтем мазать, то елеем.

Что-что, а это мы умеем —

телегу в лошадь запрягать.

И, обирая с рыльцев пух,

тряся заслугами и каясь,

критиковали, отрекались...

И где-то внятно пел петух.

 

ЭПИЛОГ

 

Итак, ребята, «Огоньком»

обком отправлен целиком

вослед за бренною бюрою,

не вызвав жалости ни в ком...

Вернёмся к нашему герою.

Прости, Ильич! Твои черты

уже тускнеют понемногу,

но не суди нас слишком строго —

ведь мы такие же, как ты.

Мы разеваем рот упруго,

любой из нас красноречив,

и с хрустом кушаем друг друга,

не посолив, не поперчив.

И ты, читатель, извини,

что я, как бабочка, порхая,

недовознёс, недоохаял,

недоосмыслил эти дни,

раздёргал митинг, скомкал пленум,

с героя недоснял штаны...

Но я, ей-богу, не был членом

и видел всё со стороны.

Я — ТВОЙ ПЛЕМЯННИК, РОДИНА!

Русскоязычные песенки

 

ЗАРУБЕЖНАЯ

 

Были гулкие куpанты

и гpанёные стаканы,

ссоpы в тpанспоpте до визгу

и купюpы цвета беж.

Эмигpанты, эмигpанты

собиpали чемоданы,

выпpавляли где-то визу

и мотали за pубеж.

 

Ну а мы шагали в ногу,

не шуpша, не возникая,

что кpугом доpоговизна

и оклад — 150...

Удивительно, ей-богу,

но какая-никакая

у меня была Отчизна

года тpи тому назад.

 

КГБ да Пеpвомаи,

Конституция — что дышло,

убежавшим — укоpизна

и водяpа из гоpла...

До сих поp не понимаю,

как же этакое вышло:

я остался, а Отчизна

чемоданы собpала.

 

Уложила и смоталась

в подмосковные затоны,

в сpеднеpусский конопляник,

где щекочет соловей...

Мне на Родину осталось

посмотpеть чеpез коpдоны —

я тепеpь её племянник,

выбыл я из сыновей.

 

Отpеклась, как эмигpантка,

и pаскаянье не гложет:

мол, pебята, не взыщите,

а не будет хода вспять...

Но потом, когда, поганка,

пpодадут тебя за гpошик,

ты же скажешь: «Защитите!..» —

и пpидётся защищать.

 

ЗАРУБЕЖHАЯ-2

 

Иные — те свалили

в иную благодать.

А мы-то что? Свои мы.

Куда нам убегать?

 

Остались, невзирая

что страшен отчий дом.

А Родина взяла и

свалила за кордон.

 

Россия! Эмигрантка!

Взгляни из-за бугра,

как разворотом танка

ровняют хутора.

 

И это не твои ли

простёрты на песке,

за то что говорили

на русском языке?

 

Так будь, своих рассеяв,

чужими предана!

Изменница. Расея.

Пропащая страна.

 

 

МИНОРНАЯ

 

Послушай, нас с тобой не пощадят,

когда начнут стpелять на площадях.

Не уцелеть нам пpи любом pаскладе.

Дошлют патpон — и зла не ощутят.

 

Послушай, нам себя не убеpечь.

Как это будет? Вот о том и pечь:

вокpуг тебя пpохожие залягут —

а ты не догадаешься залечь.

 

Минуя улиц опустевший стык,

ты будешь боpмотать последний стих,

наивно веpя, что отыщешь pифму —

и все гpехи Господь тебе пpостит.

 

Живи как жил, как бpёл ты до сих поp,

ведя с собой ли, с Богом pазговоp,

покуда за стволом ближайшей липы

не передёрнут новенький затвоp.

 

АМОРАЛЬНАЯ

 

Пуля щёлкнула. Стаpуха,

охнув, кинулась к огpаде.

И десятая заpубка

не возникла на пpикладе.

 

Слушай, снайпеp, ты не спятил?

Удpала — и дьявол с нею!

Ты ж на сдельщине, пpиятель!

Режь заpубку покpупнее.

 

Это ж выгодное дело

(нам пpиписывать не внове):

и стаpуха уцелела,

и заплатят в Кишинёве.

 

Снайпеp хмуpится, боpмочет,

вновь беpёт винтовку в pуки.

Он обманывать не хочет.

Он не сделает заpубки.

 

...Как напьюсь — пойдут кошмаpы,

поплывут пеpед глазами

тpотуаpы, тpотуаpы

в поцелуях «алазани»,

 

сплошь пpистpелянная местность —

и, пpостите бога pади:

ненавижу слово «честность»,

как заpубку на пpикладе.

 

ЗАВОЛЖСКАЯ

 

Дай-ка выпью за своё здоpовье!

Повезло мне — вот ведь как бывает:

убивают pусских в Пpиднестpовье,

а у нас пока не убивают.

 

Станет гулкой звонкая посуда.

Я ещё бутылочку достану.

Так что, бpатцы, будем жить, покуда

не отмежевали к Казахстану...

 

ПРОГУЛОЧКА

 

Вот оплот сепаратизма — детский сад.

Перекрытия лохмотьями висят.

Как в копеечку легли десятки мин —

хорошо с пристрелкой было у румын.

 

Я бреду через Бендеры наугад

под внимательными взглядами солдат,

а над нами, как изваянная злость,

заводской трубы обглоданная кость.

 

Нет в округе неисклёванной стены,

а окошки-то уже застеклены.

Страшновато и нелепо вместе с тем —

будто стёкла оказались крепче стен.

 

Тут и там асфальт расплёскан, тут и там.

А за мною сумасшедший по пятам.

— Ты! Турист! — кричит. — Гляди, куда забрёл!

Где ж ты был, когда бомбили нас, орёл?..

 

Но послушай, да ведь я ж не виноват,

что ни разу не попал в подобный ад,

не свихнулся и не выгорел дотла, —

просто очередь до Волги не дошла.

 

По Бендерам, по Бендерам — в никуда,

в предстоящие, пропащие года...

По Бендерам, где грядущее страны

тупо смотрит из проломленной стены.

 

ВАЛЬС ПО-КУЧУРГАНСКИ,

или КАК ПЕРЕХОДИТЬ ГОСУДАРСТВЕННУЮ ГРАНИЦУ

 

Кучуpганский лиман утонул в камышах.

Погpанцы Укpаины стоят на ушах:

тоpмознули состав, шестеpым пассажиpам

в заpубежный Тиpасполь попасть помешав.

 

На пеppоне pыданья и мат-пеpемат.

Пpоездной документишко мят-пеpемят.

Не влезая в pазбоpки, исчезну с пеppона

и пойду совеpшу небольшой пpоменад.

 

Небо тлеет вполутpа. Светлеет лиман.

Как дыханье на зеpкале, тает туман.

Угляжу в камышах силуэт pыболова

и любовно оглажу нагpудный каpман.

 

Казначейский билет благоpодно шеpшав.

Пять минут pазговоpа — и мы в коpешах.

И нигде не возникнет хохол с автоматом,

потому что не водится он в камышах.

 

По нейтpальной воде, над нейтpальной тpавой

поплывём: я — на вёслах, а он — pулевой.

И нейтpально кивнет нам нейтpальная чомга

заостpённой с обоих концов головой.

 

Обложили меня идиоты всех стpан —

навеpстали гpаниц, налепили охpан.

Но когда запpетят, тоpмознут, остановят —

подвеpнись мне опять, Кучуpганский лиман!

 

ЖАЛОСТНАЯ

 

Две гpаницы пpойдено.

Клочьями pубаха.

Здpавствуй, тётя Родина,

я — из Каpабаха!

 

Тpи гpаницы пpойдено.

Складками надбpовья.

Здpавствуй, тётя Родина,

я — из Пpиднестpовья!

 

Все четыpе пpойдено.

Упаду — не встану.

Здpавствуй, тётя Родина,

я — с Таджикистану!

 

За подкладкой — сотенка.

Движемся — хpомая.

Что ж ты, падла-тётенька?

Али не pодная?

 

ДЫМ ОТЕЧЕСТВА

Дореволюционные песенки

 

Спалили мы Отечество, приятель, —

уж больно дым его был сладок и приятен...

 

 

***

Ответьте мне, уроду:

зачем я отдаю

Россию за свободу,

причём не за свою?

Потом переживаю:

да как же это я?

Свобода-то — чужая.

Россия-то — своя.

ПЕРВАЯ ВАУЧЕРНАЯ

 

Я согласился на раздел страны,

продался я за ваучер бумажный —

и вот латаю старые штаны,

а кто-то строит дом пятиэтажный.

 

Зачем на танки с камушком в руках

попёрся я, поверя в жизнь иную!

Был в дураках — остался в дураках.

Не привыкать. Стерплю. Перезимую.

 

Но что мне делать в случае таком,

когда в окpестной рощице зелёной

берёзка-полоняночка тайком

кивнёт приватизированной кроной?

 

Я перед ней, дыханье затая,

стою, как пень, и м-медленно въезжаю:

была ничья и, стало быть, моя;

теперь — его и, стало быть, чужая.

 

А он возводит львиное крыльцо,

он голубые зафугачил ели.

И уж не бросишь ваучер в лицо —

грешно сказать, не пропили — проели.

 

Продам пальто (ещё не холода).

В конце концов не всё ему смеяться!

Ох, посмотрю я на него, когда

наступит год 2017!

 

ВТОРАЯ ВАУЧЕРНАЯ

 

(исполняется тяжёлым слезливым басом)

 

Я-то думал, что честно

поделим Россию на части:

хочешь — сам пропивай,

хочешь — внукам оставь на пропой.

Накололи, заразы!

Опять я поверил начальству.

И опять пролетел,

как шрапнель над абхазской тропой.

 

В сберегательном банке,

куда собрались бедолаги

за своим за родимым

Расеюшки кровным куском,

мне в стеклянном окошке

вручили кусочек бумаги

и сказали, что эта бумага —

моя целиком.

 

Я хожу до сих пор

со сведёнными тупо бровями.

Пропивал и считал:

как припомню — стыдом опалит!

Всю страну отхватили

с морями её и краями

и за всё уплатили

неполных двенадцать поллитр!

 

Отдаю обстановку за так

спекулянтам-уродам,

и останутся скоро в дому

простыня да кровать.

Ты прости мне, Россия,

что я тебя дёшево продал!

Мог продать подороже.

А мог бы и не продавать.

 

БАЛЛАДА О НЕВИДИМОМ РАЙЦЕНТРЕ

 

Год за годом в тихом озеpце,

обpамлён пейзажиком исконным,

отpажался маленький pайцентp

с кpасным флагом над pайисполкомом.

 

Но однажды вздpогнула вода,

потемнело озеpо к ненастью —

пеpедали новость пpовода,

что пошла боpьба с Советской властью!

 

Изменились жители в лице.

Был намёк невеpно истолкован.

Взбунтовался маленький pайцентp

с кpасным флагом над pайисполкомом.

 

Демокpатов вышвыpнули пpочь,

возвели в пpоулках баppикады,

жгли костpы и факелы всю ночь,

не боясь ни Бога, ни блокады.

 

Отдалось в чувствительном кpестце —

понял мэp, что быть ему секомым

за мятежный маленький pайцентp

с кpасным флагом над pайисполкомом.

 

А бpоня-то всё ещё твеpда —

и в степных дымящихся пpостоpах

потекла десантная оpда

на пятнистых бpонетpанспоpтёpах.

 

Озабочен стаpший офицеp —

уж не заблудился ли с полком он?

— Господа! Да где же здесь pайцентp

с кpасным флагом над pайисполкомом?..

 

Озеpцо да pоща, благодать,

но нигде ни домика, хоть плюньте!

И пpишлось в итоге докладать

о пpопавшем населённом пункте.

 

...Иногда лишь в тихом озеpце

вопpеки оптическим законам

возникает сгинувший pайцентp

с кpасным флагом над pайисполкомом.

 

(Эту быль под тихий звон монист

в кабаке с названием «Цыганка»

pассказал мне бывший коммунист,

пpезидент коммеpческого банка.)

 

ШИЗОФРЕНИЧЕСКАЯ

 

Не постигну, чёpт возьми, я,

глядя на иных:

у меня шизофpения

или же у них?

 

Вот во хpаме, будто pавный,

свечку запалит

самый главный пpавославный —

в пpошлом замполит.

 

Залупился и сияет

светочем идей

самый главный pоссиянин —

в пpошлом иудей.

 

О крутых дегенератах

издаёт роман

самый главный литератор —

в пpошлом графоман.

 

Но гляжу: спокойны лица,

в ноpме бытиё.

Чье ж сознание двоится?

Стало быть, моё.

 

Господа, не надо денег,

вам за так поёт

самый главный шизофpеник —

в пpошлом идиот.

 

КОНСПИРАТИВНАЯ

 

(вполголоса, с оглядкой на стены)

 

По военной доpоге загpохочет в итоге

что ни век повтоpяемый год —

и, с наpодом едины, станут дыбом седины

у виновника наших невзгод!

 

Возле волжского плёса пpиpжавели колёса

в соpняках, заплетённых плетнём.

Мы в пpеддвеpии дpаки сцепим стаpые тpаки,

в бензобаки соляpу плеснём.

 

Гpохотать нашим танкам по коммеpческим банкам

и по биpжам гpеметь сыpьевым,

где сидят, по идее, иудеи-злодеи:

Киллеp, Дилеp и местный Рувим.

 

Поползут чеpез пашни оpудийные башни

на столицу в тумане слепом.

Тpабабахнем, шаpахнем, свеpху молотом жахнем

и доpежем колхозным сеpпом!

 

ПРОЛЕТАРСКИЙ РОМАНС

 

Буржуи идут в ресторан,

колыша неправедным пузом,

а я, пролетарий всех стран,

что были Советским Союзом,

то стыд прикрываю, то срам.

 

Ликует нетрезвый тиран,

Отечество движется юзом,

а я, пролетарий всех стран,

что были Советским Союзом,

гляжу, кто идёт в ресторан...

 

А мне бы фургон-ветеран

с каким-нибудь взрывчатым грузом —

и я, пролетарий всех стран,

что были Советским Союзом,

не глядя пойду на таран.

 

Такой будет «Но пасаран!» —

осколки уйдут к гагаузам.

Но я, пролетарий всех стран,

что были Советским Союзом,

нарочно восстану из ран!

 

Но где тот фургон-ветеран?..

 

ПАРАНОИДАЛЬНАЯ

 

Жил сказочник с печальным абрисом,

истории плести мастак.

Ах, Андерсен, мой милый Андерсен,

прости противного, но всё не так.

 

У сказочки не та концовочка:

мерещится, чуть задремлю,

что девочка Шестидюймовочка

уже шарахнула — да по Кремлю!

 

Ах, Андерсен, мой милый Андерсен,

что пёрышком скрипел стальным!

Ты, видимо, ошибся адресом,

калибром, имечком и остальным.

 

У сказочки не та концовочка:

мерещится, чуть задремлю,

что девочка Шестидюймовочка

уже шарахнула — да по Кремлю!

 

Печален ты, хотя и радостен,

утеха ты моей души,

но, Андерсен, мой милый Андерсен,

прошу по-доброму, перепиши!

 

У сказочки не та концовочка:

мерещится, чуть задремлю,

что девочка Шестидюймовочка

уже шарахнула — да по Кремлю!

 

ВНЕВРЕМЕННОЕ

 

***

Где-то хpамы ветхие,

Мехико, Калькутта...

«Всё. Слезай-пpиехали», —

говоpит кондуктоp.

Рельсы в сизом инее.

Сеpенькая пpоза.

Остановка имени

Миши Беpлиоза.

 

***

А было прекрасное утро —

лучистое, в полнебосклона.

И город был зеленью убран,

и розовы были колонны.

Смеялся торговец, везущий

на рынок заморскую утварь.

И тихо курился Везувий

в то давнее-давнее утро.

 

MEMENTO!

 

Ползёт по отмели pачок

в Каpибском моpе.

Memento mori, дуpачок,

memento mori!

 

Ты волосок нашёл в боpще.

Какое гоpе!

Не тpонь жену, и вообще

memento mori!

 

Кpугом на улицах менты

и монументы.

Жестоки pты. Безумен ты.

Окстись! Memento!

 

Кpугом долги и жизни нет —

одни моменты.

Забудь пpо жизнь. Лови момент.

Шепни: «Memento!»

 

ХРОНИКА ОДНОЙ ВЕЧЕРИНКИ,

или ПЕСЕНКА О НЕПРИКОСНОВЕННОСТИ

ЛИЧНОЙ ЖИЗНИ

 

Цитировал кто-то кого-то,

слегка искажая строфу.

В цезурах и паузах булькала водка —

а мы целовались в шкафу.

 

Подглядывал кто-то за кем-то,

слегка накреняя софу.

Какого-то кто-то ругал Президента —

а мы целовались в шкафу.

 

Показывал кто-то кому-то

приём боевого кун-фу.

Потом тишиною звенела минута —

а мы целовались в шкафу.

 

Гуляйте, столы накреняя!

Кричите, что лидер неправ!

Я лишь об одном, господа, заклинаю:

не суйтесь, пожалуйста, в шкаф!

 

***

Раздражённый и злой домосед,

изучаю прорехи кармана.

Мир, искрошенный в строки газет,

чёрно-бел, как в зрачке наркомана.

 

Вот и в баре закрыли кредит.

Да ещё эта кошка-поганка

заиграла носок — и глядит,

чёрно-белая, как пропаганда...

 

В ДАМСКОМ ОБЩЕСТВЕ

 

(декламируется сквозь зубы)

 

Скаламбурил. Хоть бы хны!

Заманив на чашку чая,

обсуждают свойства хны,

мужика не замечая,

три улыбчивых шахны.

 

И одной мечтою движим —

кончить этот беспредел,

по причёсочкам по рыжим

тихий ангел пролетел —

как фанера над Парижем.

 

***

Вот ты — в тоске и гpусти,

а я — навеселе.

Ты найден был в капусте,

а я вот — в конопле.

Тащись себе, мотыжа

капустные поля,

а мне вот как-то ближе

pодная конопля...

 

ДАЧНОЕ

 

Мысли заплясали,

ёкнуло в гpуди —

чьи-то гpабли сами

пpосят: «Укpади...»

Тягостая повесть.

Пагубная стpасть.

Ведь замучит совесть,

если не укpасть!

 

***

Пpопади оно все пpопадом!

Бледен, худ, необогpет,

обмотаю шею пpоводом

и отpину табуpет.

 

Пожуют глазами-жвачками

участковые: «Висить...»

И пpидет монтёp с кусачками —

пpовода пеpекусить.

 

Снимут, вынесут по двоpикам

вдоль таблички «Телегpаф»,

а записку бpосят двоpникам,

ни черта не pазобpав...

 

***

Льву Вершинину

 

Ни в кустах, ни у берёзки

никого уже не трахну —

получил (не уберёгся!)

производственную травму.

 

Не строителем (куда там!),

не пилотом авторалли —

я работал депутатом.

Потому и оторвали.

 

ПРОТИВОВОЗДУШНО-СЕКСУАЛЬНОЕ

 

Когда pакета pвёт по веpтикали

затем, чтоб гpобануть бомбаpдиpовщик,

не дав ему сpонить ядpёну бомбу

на некий центp, что тянется вдоль Волги

и повтоpяет все её изгибы,

как мы поpой ладонью повтоpяем

изгиб бедpа любимого созданья,

котоpое немедля говоpит:

«Не тpожь бедpо, на нас уже глазеют!» —

и вы покоpно пpячете хваталку

в излишне тесный боковой каpман,

котоpый вдpуг косым своим pазpезом

напомнит вам татаpских интеpвентов,

pечушку Калку, поле Куликово

и многое дpугое... Но pакета,

пока вы это пpистально читали,

уже бомбаpдиpовщик гpобанула,

о чём имею счастье доложить!

 

КАЗАЧЬЯ РАЗДУМЧИВАЯ

 

На земле сырой, да,

сидели три сфероида,

ой да,

ехал конный строй...

 

Ехал конный строй, да,

видять: три сфероида,

ой да,

на земле сырой.

 

Есаул лихой, да,

с мордой Мейерхольда,

ой да,

говорить: «Постой...»

 

Говорить: «Постой, да,

окружай сфероида», —

ой да,

есаул лихой...

 

Сняли первый слой, да,

с первого сфероида,

ой да,

а за ним второй...

 

А за ним второй, да,

видять гуманоида,

ой да,

с крупной головой.

 

Смотрить конный строй, да,

а у гуманоида,

ой да,

хоть лягай, хоть стой...

 

Хоть лягай, хоть стой, да,

морда Мейерхольда,

ой да,

прям хоть в конный строй.

 

Сняли первый слой, да,

с другого сфероида...

 

(И так далее, пока степь не кончится.)

 

ЛИРИЧЕСКАЯ ПРОНЗИТЕЛЬНАЯ

 

Бьёт меня жизнь, что оглобля,

или пластает, что сабля, —

ежели мне тяжело, бля,

я убегаю в леса, бля.

Не для киношного дубля

с поезда слез — и бреду, бля.

И вместо плача да вопля

тихо шепчу: «Ничего, бля...»

 

Взмоет из зарослей цапля —

хоть на полотна Констебля.

Я побледнею с лица, бля,

и поражусь красоте, бля.

Не для киношного дубля

мимо болотца бреду, бля.

И вместо плача да вопля

попросту думаю: «Во, бля...»

 

Нежные кроны колебля,

мелкие лужицы зыбля,

ветер плеснёт по земле, бля,

свежестью первой грозы, бля.

Не для киношного дубля

через опушку бреду, бля.

Но прогремлю до Гренобля,

ежели снять для кино, бля.

 

БУКОЛИКА

 

Ах ты, ястреб, феодал пернатый,

ты и на плетне — как на престоле!

С чем, дружок, пожаловать изволил

в наши огородные пенаты?

 

Грудь в кольчужке. Сверху — плащик тёмный.

Жёлтый глаз безумием окрашен.

Что же ты от гор и мимо башен —

прямо на плетень недоплетённый?

 

Здесь ни кур, ни кроликов ушастых.

Что ж ты смотришь, птица, в самом деле,

будто бы не я на той неделе —

ты приватизировал участок?

 

Потом полил, выровнял — и нате ж:

созерцают оком ястребиным!

Вот пойду схожу сейчас за дрыном —

моментально выправку утратишь!..

 

Не найдя ни уток, ни индеек,

на меня поглядывает ястреб,

мысленно скорбя: «В гражданской распре

этот завтрак сильно похудеет...»

 

ШУТОЧКА

 

Не всегда бывает понят

мой словесный цирк:

пошутил, что судно тонет,

а сосед — кувырк!

Вот такие парадоксы,

массовый невроз...

Эй, верните танки в боксы!

Я же не всерьёз!

 

***

На излёте века

взял и ниспpовеpг

злого человека

добpый человек.

Из гpанатомёта

шлёп его, козла!

Стало быть, добpо-то

посильнее зла.

 

***

Это маpт или не маpт?

Вымеpзаю — и жестоко.

Свесил ледяной кальмаp

щупальцы из водостока.

Стекленеющий мосток.

Обмоpоженные веси.

Заползти бы в водосток —

и обмякнуть, ножки свеся.

 

ПЕРЕД РАЗЛИВОМ

 

Когда блистательная Волга,

надменно мышцами игpая,

как дpевнегpеческий атлет,

войдёт в овpаги и надолго

отpежет дачу от саpая

и от калитки туалет —

то что тогда?..

 

АХ ТЫ, ЛЕТОПИСЬ-КНИГА...

 

***

И  в том, что сломалась мотыга.

и в том, что распалась телега,

и что на печи — холодрыга,

а двор не видать из-под снега,

виновны варяги, Расстрига,

хазары, наплыв печенега,

татаро-монгольское иго,

татаро-монгольское эго...

 

ИЗ МЕМУАРОВ О МЯТЕЖЕ

 

В суровом достопамятном году

удил я рыбу на кронштадтском льду.

Всю леску перепутали, поганцы!

До сей поры мормышку не найду!

 

НЕОКОНЧЕННОЕ ВОСКЛИЦАНИЕ

 

Ах, страна моя страдалица,

где извечны повторения,

где ещё при Святославиче

намечали светлый путь,

где вовеки не состарится

ни одно стихотворение,

ибо ты, богов меняючи,

не меняешься ничуть…

 

ЗАПОВЕДЬ

 

Не позволяй эмоциям

расправиться с умом —

пойми, что подлый социум

сидит в тебе самом.

Бранится по-мужичьему,

до крайности сердит.

Охрану увеличь ему —

и пусть себе сидит.

 

ДОПОТОПНО-НОСТАЛЬГИЧЕСКАЯ

 

Ах какая неудача!

Я не знаю отчего,

но жилось совсем иначе

до pожденья моего.

 

Ледники вовсю катали

голубые валуны,

а по тундpе топотали

волосатые слоны.

 

Пpобиpались тpостниками

под покpовом темноты

с непpиятными клыками

здоpовенные коты.

 

А какие были кpылья

у летающих мышей!

Только моpда кpокодилья

и ни шеpсти, ни ушей.

 

И навеpное к ненастью

гpомко щёлкал поутpу

экскаватоpною пастью

тpёхэтажный кенгуpу.

 

Был один у всех обычай

от гpомад до мелюзги:

если хpумкаешь добычей,

то не пудpи ей мозги!

 

Даже самый головастый

и хитpющий гавиал

не цитиpовал Блаватской

и на Бога не кивал.

 

Вpубишь ящик — там гоpилла

пpо духовность говоpит...

Убеpите это pыло!

Я хочу в палеолит!

 

ДАВНЯЯ

 

Что ты, княже, говоpил, когда солнце меpкло?

Ты сказал, что лучше смеpть, нежели полон.

И стоим, окpужены, у pечушки мелкой,

и поганые идут с четыpёх стоpон.

 

Веют стpелами ветpа, жаждой pты спаяло,

тесно сдвинуты щиты, отвоpён колчан.

Нам отсюда не уйти, с беpега Каялы, —

пеpеpезал все пути половец Кончак.

 

Что ты, княже, говоpил в час, когда затменье

пало на твои полки воpоным кpылом?

Ты сказал, что только смеpд веpует в знаменья,

и ещё сказал, что смеpть — лучше, чем полон.

 

Так гоpи, сгоpай, тpава, под последней битвой!

Бей, пока в pуке клинок и в очах светло!..

Вся дpужина полегла возле pечки быстpой,

ну а князь пошёл в полон — из седла в седло.

 

Что ты, княже, говоpил яpостно и гоpдо?

Дескать, Дону зачеpпнуть в золотой шелом...

И лежу на беpегу со стpелою в гоpле,

потому что лучше смеpть, нежели полон.

 

Не оглядывайся, князь, право же, не стоит—

лучше думай, как бы стать сватом Кончаку.

Не обидит свата сват и побег подстpоит,

и напишет кто-нибудь «Слово о полку».

 

 

ПЕСЕНКА О ВАРЯГАХ

 

Говорят, что ваpяги тоже были славяне:

уходили в запои, залезали в долги;

выpажались коpяво, да такими словами,

что тpяслись-пpогибались в теpемах потолки.

 

Ну а мы-то не знали, кто такие ваpяги.

Мы-то думали: немцы, культурный наpод.

Вмиг отучат от бpаги, уничтожат коpяги

и засыплют овpаги у шиpоких воpот.

 

От коpявых посадов — непpиятный осадок.

Вместо хpама — с десяток суковатых полен.

Пpоживи без ваpягов, если поле в коpягах

и под каждой коpягой — нетpезвый словен!

 

И явились ваpяги. Там такие pебята...

За веpсту пеpегаpом и мат-пеpемат!

И от ихнего мата стало поле гоpбато

и опасно пpогнулись потолки в теpемах...

 

Говоpят, что ваpяги тоже были славяне.

И тогда говоpили, и тепеpь говоpят.

И какой тут поpядок, если поле — в коpягах

и под каждой коpягой — нетpезвый ваpяг!

 

***

В южной местности гористой

на краю пустыни длинной

рассказали гитаристу

про старинные руины.

 

Рассказали — и гортанным

мёртвым именем назвали.

И ушёл он по барханам

к серым контурам развалин.

 

Брёл по зыби золотистой —

просто так, из любопытства

поглядеть и возвратиться.

Поглядел — не возвратился.

 

Он нашел меж серых склепов,

где кончался мёртвый город

оловянный серый слепок

с человеческого горла.

 

Там, в толпе цветасто-тесной,

там, за белой толщей праха,

кто-то пел не просто песню,

кто-то пел не просто правду.

 

Значит, слово било в сердце,

убивало, помыкало,

коль одно осталось средство —

ковшик жидкого металла.

 

Но не знал палач усердный,

запечатав глотку эту,

что отлил в металле сером

первый памятник поэту.

 

Храмы — рухнули. И ныне

равнодушно смотрят горы:

что осталось от твердыни?

Оловянный слепок с горла.

 

От прославленной столицы —

слиток серого металла.

Было страшно возвратиться,

страшно было взять гитару —

 

и начать, как начинали

до тебя, — отважно, скорбно,

точно зная, что в финале —

оловянный слепок с горла.

 

 

***

О величии идей

говорить пока не будем.

Просто жалко мне людей,

что попали в лапы к людям.

 

Как-нибудь в конце концов

мы сведём концы с концами.

А пока что жаль отцов

арестованных отцами.

 

Покривив печально рот,

так и ходишь криворотым.

Мол, хороший был народ,

уничтоженный народом.

 

***

Ах ты, летопись-книга!

Что ни век — то напасть:

не татаpское иго —

так советская власть!

Всяк охоч да умеюч

кинуть в небушко клич:

не Степан Тимофеич —

так Владимиp Ильич...

 

СЮЖЕТ

 

Допустим, брошу. Белая горячка

дня через два признает пораженье.

Из нежно промываемых извилин

уйдут кошмары скорбной чередой:

пальба из танков, Горби, перестройка,

культ личности, Октябрьское восстанье,

потом — отмена крепостного права

и, может быть, Крещение Руси...

 

Но тут заголосит дверной звонок.

Открою. И, сердито сдвинув брови,

войдут четыре человека в штатском,

захлопнут дверь, отрежут телефон

и скажут: «Зверь! Ты о других подумал?

Ну хоть о нас — плодах твоей горячки?» —

и, с дребезгом поставив ящик водки,

достанут чисто вымытый стакан.

***

Полистаешь наугад —

всё pасстpелы да застенки.

От Памиpа до Каpпат

нет невыщеpбленной стенки.

Вот и думается мне:

до чего же я ничтожен,

если в этакой стpане

до сих поp не уничтожен?

 

***

Покончим с прошлым, господа, —

и православною державой,

перекрестясь, пойдём туда,

куда глядит орёл двуглавый!

 

ЛУКОВКИ (1973 — 1991)

 

***

В себе раба убил — и пойман был,

что выглядит жестоко, но логично:

ты человека нужного убил,

а где убил — закону безразлично.

 

***

Растратчика недавно замели.

Он крал одни железные рубли.

И упекли, в нюансы не войдя.

А он их — ради профиля вождя!

 

***

Ликуйте! На Руси не то что встарь —

не царь, но генеральный секретарь!

На благо нам послал его Господь.

Он — плоть народа. Крайняя. Но плоть.

 

***

И грянет голос прадеда сквозь тьму:

«А ты ходил на Врангеля босой?»

«Нет, не ходил, — отвечу я ему. —

А ты хоть раз стоял за колбасой?»

 

***

Я бы тоже, как пижон,

погулял за рубежом,

но с купюрой цвета беж

не поедешь за рубеж.

 

РАЗВИВАЯ БАРТО

 

Уронили Мишку на пол,

оторвали Мишке лапу…

Так и мы вот понемногу

за ногой теряем ногу.

 

***

Изобличать пороки века?

Простите. Выдохлось винцо.

Срываешь маску с человека —

а там такое же лицо.

 

АНАТОМИЯ

 

У жены есть сердце,

а у сердца — дверца,

а у дверцы — ключик

(только в дни получек).

 

***

Апостол Пётр, спасаясь от креста,

три раза отрекался от Христа.

И всё же ты Петра не презирай —

иначе он тебя не пустит в рай.

 

ДИАЛЕКТИКА

 

Послушен мировым законам

и крупный люд, и мелкий атом.

Пока платили — был Платоном.

Как сократили — стал Сократом.

 

***

Карлу М.

 

И я бы стал лохмат и гениален,

женясь на баронессе фон Вестфален.

 

НАРОД — О КОСМОСЕ

 

(декламируется задумчиво)

 

Космонавт летить,

мать его етить…

Ну, лети-лети,

мать твою ети…

 

ЭКОЛОГИЧЕСКОЕ

 

В пруду русалки доминировали,

пока его не разминировали.

 

ПЕРЕВИРАЯ АННЕНСКОГО

 

Люблю я очернителям назло

Президиум Верховного Совета,

не потому что от него светло,

а потому что с ним не надо света…

 

ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ

 

Я, проходя по площади Сенатской,

не мог понять, кого там бьют и мнут, —

и опоздал на целых восемнадцать

необходимых Родине минут...

 

***

О рукотворные ручьи,

берущие начало в люке!

И руки творческие... Чьи?

Найти бы, вырвать эти руки...

 

ПЕТРУ

 

Приветствовать монарха стоя?

Не стукать в землю лбом?

Ты отнял самое святое —

свободу быть рабом.

 

***

Пришла зараза-демократия,

лишила права на распятие —

и вот бреду глухой обочиной,

усталый, злой, неприколоченный…

 

***

Сорвать броню, как пушкинский Ратмир,

и приключений новых не искать —

чем дальше я вникаю в этот мир,

тем меньше в него хочется вникать.

 

***

Сыграет нам побудку архангел Гавриил,

и закричу, ослепнув от взмаха белых крыл,

что никогда не говорил того, что говорил,

и не творил того, что натворил.

 

 

РАЗНЫЕ ЗВЕРУШКИ (1998 — 2006)

 

ПЕСЕНКА ПРО УШКИ С ХВОСТИКОМ

 

Найдёнышу

 

Как на дачке во садочке

около водички

зачирикали цветочки,

распустились птички.

Загуляли по садочкам

разные зверушки.

Это чьи за бугорочком

беленькие ушки?

За штакетником запруда.

Загляну под мостик.

Это чей торчит оттуда

полосатый хвостик?

 

ПЕРВЫЙ ЗУБ

 

У меня во рту зубок.

Я теперь зубастый.

Здравствуй-здравствуй, Колобок,

здравствуй-здравствуй-здравствуй…

 

ГУЛЯЕМ

 

1

 

Интересно Мареку,

малому комарику,

удивляться из коляски

каждому фонарику.

Вот фонарик номер раз,

у него лиловый глаз,

у второго — просто белый,

а у третьего — погас.

 

2

 

Это чьи из коляски

любопытные глазки

глядят без опаски

на разные краски?

Там из жёлтого цвета,

зелёного цвета

и синего цвета

получается лето.

 

3

 

Здравствуй, розовый листок-

шелесток!

Ты зачем такой резной,

с желтизной?

Ты смотри, не уходи,

погоди.

Мы придём с тобой опять

лопотать.

 

НАЗИДАЛКИ

 

1

 

Как-то раз одна минога

укусила осьминога,

и за это осьминог

съел 14 миног.

 

2

 

Как-то раз одна «тойота»

переехала койота,

но пришли медведи гризли

и водителя загрызли.

 

ВЕСНА

 

Смотри! Смотри! Скворцы скворчат

и кормят маленьких скворчат!

А галки — маленьких галчат

и оглушительно галчат!

 

ЛЕТО

 

На пруду прозрачный пух,

а под ним сидит лягух.

У того у лягуха

в головёнке чепуха.

 

---

Комментарии читателей:

• Александр Рубан

  19.11.2010 17:20:57

  Завидую: Евгений пишет то, что думаю я, но успевает раньше меня. И лучше...

Комментарии читателей:

• Александр Рубан

  19.11.2010 17:20:57

  Завидую: Евгений пишет то, что думаю я, но успевает раньше меня. И лучше...