Оттенки

Ловец хрустальных состояний,

Не кратных тридцати семи!

Поймай пятнадцать расставаний,

А на шестнадцатом – пойми,

Что обретенья и потери

Взаимно отображены

То многоцветностью истерик,

То белым тоном тишины.

Когда в пыли угрюмой ночи

К нам страх врывается, как тать,

То все оттенки одиночеств

По пальцам не пересчитать,

И опрокинутое завтра

В ещё глубокое вчера

Чернильной каплею азарта

Стекает с кончика пера.

Свет ноября

Отражённый стеною скучающих дней

И пропитанный дрожью иных измерений,

Мягкий свет ноября – ты, как память, во мне

Сфокусирован зеркалом ярких мгновений.

Угасанье твоё – не прошедшего тьма

И не сумрак грядущего времени злого.

Просто скоро на окнах узором зима…

Просто кем-то забыто горячее слово…

На устах тишина, и на сердце – вина.

Золотая обитель давно опустела.

Бесконечность, и та – бесконечно одна.

Для другой – декабри расставляют пределы.

Осенние фантазии

Песком золотым сквозь небесное сито

На Землю осыпалась осень

И небо – до звона покоем разбито –

Ударами гулкими оземь.

Оно, рассыпаясь на тысячи лужиц,

Пронзило уснувшие чащи

Острейшей стрелою ноябрьской стужи

И снегом, печалью блестящим.

Избушка лесничего, старясь, ветшая,

Неспешно отправилась в вечность.

Никто в этом странствии ей не мешает.

Скребутся лишь мыши за печкой…

Блуждая по первому снегу, по бликам –

По огненным пятнам – увидишь:

Гуляет былого двойник бледноликий.

К нему не захочешь, да выйдешь…

Леса и сады улыбаются грустно

Багряной густой тишиною.

Молчание – это, конечно, искусство –

Почувствовать осень живою...

Я дам объясненье грядущему дню...

Я дам объясненье грядущему дню

Разрывностью линий былого.

В копилке времён тишиной сохраню

Тщету объясненья такого.

На плечи беспечных загадок о том,

Что кровью пульсирует в венах

Событий, наброшен прозрений хитон,

Пошитый из ткани мгновений.

Усилие мысли – и порвана ткань,

И ветром космических буден

Обветрена кожа, белее листка

Бумаги, где вписана будет

Рукой наводнившей миры пустоты

История некой вселенной,

Где правила быть не собой так просты,

Что быть лишь собою – бесценно!

В ковше иномерных просторов, без нас,

Густеет бесцветное время,

И в меру длины обращается час,

Смущая вселенскую темень.

И там, где порой сгущены времена

До плотного дыма проклятий,

Роняет бессмертье свои семена

В сырой чернозём благодати.

Не больше, не резче, не выше...

Не больше, чем память – всего лишь касанье

Невидимых нитей полночной звезды –

Осколками счастья в тиши угасанья

Свечения боли, мерцаний беды.

Не резче печали – отчётливость линий

На карте времён – уходящего дня,

Где мир обратился из белого в синий,

Забыв на оттенки себя разменять.

Не выше, чем голос минувшего – звуки

Натянутой солнцем небесной струны,

Звучащей в миноре двадцатой разлуки,

Где были друг в друга мы так влюблены…

Где пело пространство, не петь не могло бы,

Где сны, расцветая, дурманили явь.

И чтобы мы делали?.. Что бы и чтобы?..-

Когда б не исчезло всё это, представь!

Он шёл по третьему лучу...

Он шёл по третьему лучу

Звезды, зажжённой на востоке,

Касаясь слова «разлучу»

Печалью трепетно-жестокой.

Касаясь белого огня

Пережитых противоречий

Прохладой гаснущего дня,

Предощущеньем новой встречи

С каким-то промельком в ночи –

Напоминаньем о прошедшем –

Хранящим к прошлому ключи,

Себя в грядущем не нашедшим…

По звёздам плыли корабли

Невероятных соответствий

Огней небес – теням Земли,

Покой везущие из детства.

А он смотрел в тугую тьму,

Жгутом стянувшую просторы,

На все вопросы «почему»

Ему бросавшую укоры –

То замедлением времён

На пустырях ночных событий,

То возведением в закон

Погасшей истины забытой.

И взгляд его, пройдя сквозь ночь,

На гранях утра отражённый,

Вернулся, чтобы снова прочь

Уйти, поверив непреклонной

Периодичности всего,

Что обозначено мирами,

Где предсказуемость живёт

И где случайность умирает.

Полночь

Я помню тебя, одинокая полночь!

И ты не забыла, ты многое помнишь…

Обрезав ножом темноты

Незримые нити с былым расставаний,

Пронзаешь бестелость времён, расстояний,

И после, снежинкой застыв,

Холодным свеченьем приветствуешь вечность,

Плывущую тьмою над белою свечкой,

Горящей снегами зимы…

И кажется краткой дорога в бессмертье,

Но сказке не верьте, не верьте, не верьте, –

Обманет спокойствие тьмы.

Бессмертие – шарик на тоненькой нити,

Подвешенный чьей-то мечтою в зените,

Колеблемый небытием…

И мы, восходя на немые высоты,

Полночного мёда попробуем соты

Пред тем, как пребудем ничем!

От полночи вдаль разбегутся столетья,

И полночь рассыплется на междометья,

Секундами тихо звеня.

Останутся в кипени прошлого света

На солнечных струнах игравшие дети,

Смотрящие в мир сквозь меня.

Ни судьбы, ни страны...

Холода обжигают лицо.

Блики солнца упали на снег.

Закатилось судьбы колесо.

Воет ветер, а слышится - смех!

Догорает рубиновый день.

Голубая ложится вуаль

На просторы лесов, где везде

Розовеет закатная даль,

Где берёзы, осины, дубы

Тщетно тянутся ветками вверх.

Ни зимы, ни страны, ни судьбы...

И прозрение разум отверг.

Холода обжигают лицо.

В синеве утопая, иду.

Замыкается снова кольцо.

Снова мир в одноцветном бреду.

Открывается медленно глаз -

Равнодушной к земному - луны...

Ни покоя, ни жестов, ни фраз.

Ни любви, ни судьбы, ни страны...

Утром

Рассвет, задумчив, нерешителен,

Уча какой-то свой закон,

Легко общался с небожителем

Весёлым птичьим языком.

Чирикал, тенькал и посвистывал

Живой бесформенный комок

В переплетенье хвои с листьями,

И всё устать никак не мог.

И ощущенье пряной праздности

В разноголосой пестроте

Дразнило, образуя разности

Оценок чуда в красоте.

Лишь там, где сырость изначальная,

Камыш, осока, молочай –

В траве – отчаяньем качаема –

Ютилась некая печаль.

Ведь утро, медленно скользящее

По тёмной чаше бытия, –

Ни что иное как блестящая

Слеза, о Господи, твоя…

Наблюдение

Я видел, как зажжённая зарёю,

Горела ярым пламенем роса

И над травой, спешащая за роем

Каких-то мошек, мчалась стрекоза.

Переливаясь радугой, сверкала,

Разбившись отраженьями в росе;

И понял я, что целой жизни мало –

Увидеть мир во всей его красе.

Война

Куда ни посмотри – везде святынь

Лучистые забытые останки…

От воли очумев, цветут цветы,

Наполнив ожиданьем полустанки.

Здесь время, откричав, отголосив

Сирено-канонадным плачем, воем,

Бродило вдоль запретной полосы

Под памяти всевидящим конвоем.

Здесь небо, утолив печаль по дням,

Когда мертвящий дух стоял в пространстве

И рок войны над всеми меч поднял,

Оглохло, пребывая в скорбном трансе.

Кто знает – над болотами потерь –

Ещё, быть может, мгла воспоминаний

Рассеется, но крикнет: «Нет, не верь!..»

Нам ворон, пролетев над валунами.

Куда ни посмотри – сквозь пламя дней –

Иных огней мерцающие знаки…

О мире вспоминаем на войне,

Покуда мир бесчинствует во мраке.

Война – не поругание святынь,

Не смерть людей, не плач вдовы солдата…

Война – когда в лугах цветут цветы

Ни для кого… и ничего не свято!

Прогулка

Настоящего нет. Обручаясь с прошлым,

Я ступаю по старой, сгоревшей роще

И вдыхаю событий грядущих запах,

Позабыв в темноте, где восток, где запад.

Впереди огоньками болота блещут,

Открывая, насколько первичны вещи:

Травы, мох, небеса, осины…

В лихорадке туманов дрожат трясины.

Как стрелой, я пронзён уходящим летом,

И луна острие заостряет светом.

Понимаю – былые событья всё же

Мне больнее сегодняшних и… дороже.

В этом мире и звёздный покой не вечен.

Каждый зверя числом навсегда отмечен,

Потому что всегда на него делимы

Все просторы и жизни людей, и длины

Тех предметов, которых никто не знает.

Не помеха незнанье (иль новизна их),

И, затёртые мыслью, событья, даты -

На века на кресте бытия распяты!

…Как сгоревшая в прошлом когда-то роща -

Никогда о пожаре былом не ропщет,

Дым рассеяв по воздуху в тех пределах,

Где душа никогда не покинет тело,

Так и я в настоящем - грядущим связан,

О прошедшем своём позабыть обязан,

Доверяя реальность какой-то точке,

Словно та до вселенной разбухнет точно.

Настоящего нет! И в сознанье пусто.

Старой мухой под снегом уснуло чувство...

Я, в былом проживая, творю законы,

От нелепых картин отличив иконы.

Захожу в позабытую сном сторожку,

Тихо дверь открываю в ней. Осторожно

Зажигаю в киоте огонь лампады,

Понимая, что большего и не надо…

Сладкая сказка

Солнце рыжей кошкой

Щурится в окошке.

Сахарная вата – эти облака.

День походкой бравой

Правой, левой, правой –

Марширует бодро – прямо на закат.

Пусть дожди прольются, –

Выпьем их из блюдца, –

Дождик будет – сладкий ароматный чай,

Потому что тучи

Мёдом смазал лучик –

Из небесных ульев собран урожай.

Вот на небе чисто!

Лапкою пушистой

Солнышко умылось, – спать ему пора.

И луна на троне

В золотой короне

Будет этим миром править до утра.

А никто ничего и не ждал!

А никто ничего и не ждал!

И зима очень долгой казалась.

Много сложного – всё, как всегда.

А простого – ничтожная малость:

Беспокойная стайка берёз,

В небе крыльями тихо махая,

Отгоняла упрямый мороз

От небесной обители мая.

Май пока ещё в небе, пока

Не спустился на Землю, однако

Он лучами играл в облаках.

А в лесу, невзирая на слякоть,

Суетился апрель под сосной,

Растопляя снега и, конечно,

Огонёк появился лесной –

Улыбнулся кому-то подснежник.

И, когда работяга-апрель

Гнал ручьи по снегам, по оврагам,

Над землёю рубином горел

Льдистый воздух.

Туманная брага

Растворялась в мерцающих днях

И роняла в проталины капли,

И леса лепетали звеня,

И деревья стояли, как цапли,

В полыхающей талой воде,

Все пиликали, перекликались.

И плескался сияющий день

В бирюзовом небесном бокале.

А потом, усмехаясь грозой,

Май вошёл в эти пьяные рощи,

Кучерявый, весёлый, босой.

Вот и всё! А бывает ли проще?

Тишина

Горячим воздухом июня

Обозлена, обожжена,

По чаще, пьющей полнолунье,

Волчицей кралась тишина.

В неё стреляли детским плачем

И гулким рокотом машин,

И солнце прыгало, как мячик,

На дне её глухой души,

Когда был день.

От гула, шума

В колодцах пряталась она

И в корабельных тёмных трюмах.

На то она и тишина!

Пугаясь дня, пугаясь солнца,

Стремясь на волю,

Не смогла

Таиться долго в тех колодцах,

Где луч – как острая игла! –

И из последних сил, под вечер,

Пустилась в чащу, в темноту,

Чтоб не страдать, чтоб не калечить

Густую волчью красоту.

Но гвалтом воронов на кочках

Настиг её рассветный залп,

И – две звезды,

две тусклых точки –

Погасли искрами в глазах.

Комментарии читателей: