СКАЛЬД
Из варяг я,
рода эрилей-скальдов.
Сотворяя
вязи знаков наскальных,
режу руны,
как положено, в полночь,
тешу струны –
будет Одина помощь.
Арфу трону,
и окрепнет мой голос:
что мне троны,
если конунги голы,
что мне тролли,
хульдры, прочая нечисть –
мне по роли
можно сильным перечить,
понарошку
скоморошить печально,
брать морошку
на заоблачье дальнем,
и, готовясь
плыть в ладье к горизонту,
слушать совесть
безо всяких резонов.
АВАТАРА
Неле Богдановой
Интернат для душевнобольных. Триста метров – и Смольный.
Но из окон не видно, и – душевно не больно.
Нищета. Богадельня. Дурдом. Стыд повыела щёлочь.
Всё, что под руку – растащила снабженская сволочь.
Из вещей оставались на складе застиранные кальсоны…
…Интернат осчастливили вдруг телевизором Panasonic.
Подаяние называлось «гуманитарная помощь».
Всякому времени свой полагается овощ.
***
На кровати, в палате, в углу – одиннадцатая аватара,
(но не Шивы, поскольку безрука-безнога) –
для палаты она – воплощение помощи гуманитарной,
потому что в запасе для каждого доброе слово,
из того словаря, что был создан вначале,
до начала времён, как вселенская первооснова.
Ея многiя знанiя не умножают печали.
Неужели в дурдоме психам нужен французский?
У здоровых мозги не приемлют нагрузки.
Что, кретинам Бодлера надо знать непременно?
А она, словно сказку, читает Верлена.
Звук неведомой речи странно трогает душу,
погружая в нирвану идиота Кирюшу.
Он ей преданно служит. Как собака, на голос
откликается. – Друг мой, подай карандашик…
Тот искусан до грифеля. Выжжен глаголом.
Он – обломок бизани после зверского абордажа.
Сжав огрызок зубами, несмотря ни на что, по привычке,
она пишет стихи в дерматиновой толстой тетрадке.
Они очень простые (слова, по возможности, кратки),
и прямые, как речь, для которой излишни кавычки.
Собираются вместе больные, чтобы послушать.
Даже, кажется, овоща (по прозванью – Тамара)
на минуту выводят из комы слова аватары
и довольное гуканье идиота Кирюши.
Сколько лет ей? Века? Вроде голос не старый.
Но на "Вы", обращаются к ней санитары.
Что до внешности, то – настоящая черепаха:
панцирь клетки грудной, словно плугом, пропахан.
Голова лишь осталась живой, но такая живая,
что душевные боли стихом увещевает.
***
Накануне приехали спонсоры. Спонсорам дали халаты.
Коридоры очистили с помощью дроперидола.
Повели на поклон к аватаре из одиннадцатой палаты,
рядом – верный Кирюша, опять избежавший укола.
– Чем мы можем помочь? Спонсор смотрит не прямо,
у второго – испарина и страдательная гримаса.
Помощь страждущим богоугодна, неплохая реклама,
и на выборах популярна в избирательских массах.
– Иногда бы на воздух, мы здесь мало что видим.
Ну и книг бы побольше, для души это важно.
Да поребрики были б пониже, а так – не в обиде.
Спонсор лысину промокает салфеткой бумажной.
– Хорошо, постараемся, – Шёпотом. – Всё, закругляйся.
Вслух, совсем идиотски: – Ну, вы поправляйтесь.
***
Через день в интернат привезли дорогой телевизор.
Телевизор поставили главврачу – не в коня идиотам.
Аватара писала стихи. Воробьи, топоча по карнизу,
ждали крошек. Мессия спешил на работу.
ЧЁРНАЯ ВДОВА
На Екатерининском канале,
В марте, возле Храма на крови,
Говорят, прохожие видали
Женщину, лишённую любви.
Жмутся обыватели в опаске:
Призрак не касается земли,
Не лицо – но гипсовая маска,
След на шее синий от петли́.
Женщина ли, девочка седая –
Достаёт платок из рукава,
И на снег неслышно выпадает
Паучиха – “чёрная вдова”.
Вот другая, третья, – нескончаем
Их поток и неостановим –
Безнадёжен жребий и отчаян
Женщин, отлучённых от любви.
Показалась царская карета –
Сжала бомбу влажная рука –
Не сдержать убийственного света
После взмаха белого платка.
Нет, не опускай его, не надо!
Где любви спасительной слова?..
Но в метро сжимает детонатор
Немезида – Чёрная вдова.
БЕЛАЯ ВДОВА. ПРЕДСКАЗАНИЕ
...лодочник милосердный;
когда я приду на берег реки
прошу перевези
хотя в савана уголок и не
увязана плата.
Кофи Авунор
У смерти белое лицо
под чёрною фатой.
Уж по ступицу колесо
под чёрною водой.
Блестит гранатовым кольцом
железная чека,
течёт расплавленным свинцом
граничная река.
Попала в крепкий перемёт
бессмертная душа,
с тебя паромщик не возьмёт
ни медного гроша.
Пока не сожжена дотла
последняя свеча,
маячат зыбко тени зла
у левого плеча.
Растёт забвенная трава
у Западных ворот;
запомни – Белая вдова
тебя под ними ждёт.
Она ждала тебя давно,
пока скитался ты,
но, где бы ни был, всё равно
у роковой черты.
Суровым выступит истцом –
и приговор простой…
У смерти белое лицо
под чёрною фатой.
* Кофи Авунор - выдающийся англоязычный поэт Ганы.
Убит 21 сентября 2013 года в Найроби (Кения) при нападении
исламских террористов на торговый центр Вестгейт. Ему было 78 лет.
БАБОЧКИ В ЖИВОТЕ
Ах, эти бабочки в животе!
Как же летается им в темноте?
Игриво лимонницы
порхают у школьницы,
белянки в темнице
вьются у выпускницы,
у римской матроны –
махровые махаоны,
у оперной дивы
данаиды на диво,
но у кого-то, хоть волком вой,
осыпая с крылышек крошечные слова,
бьётся о стенки, обитые войлоком,
огромный бражник мёртвая голова.
ЧЁРНАЯ РЕЧКА
стирает прачка на Чёрной речке,
да плачет крачка – предостеречь бы:
не езди, милай, навстречу смерти...
но сани с силой по снегу чертят
две несмыкаемых параллели –
туда, где, тая, он заалеет.
ПЕРВАЯ ПОМОЩЬ
Западный фронт души
Снова без перемен,
Только достали вши
Повседневных измен.
Только достали сны
И ползучая ржа
Внутривенной войны
В собственных блиндажах.
Скатываясь в окоп,
Хрипло крича 'ура',
Душу свою штыком
Тычешь почто, дурак?
Если она болит –
В рану не сыплют соль,
Значит – не инвалид,
Не фантомная боль.
Значит ещё жива…
Рано, не умирай!
Рану зашьют слова
Рифмою через край.
ПОРТАЛ
Я смотрю на причудливую игру
теней и серебряных бликов
на белой стене.
Словно в гипнотическом трансе,
они возникают, подобно спиральным искрам
прорицаний в хрустальном шаре сивиллы,
затягивают в бесконечный туннель
отражений помноженных на отражения.
Это чудо ты мне подарила когда-то –
изящный перпетуум мобиле,
свободно парящий в воздухе,
который будет вращаться вечно
'если в нём заменить батарейки'.
Он выглядит, как портал из компьютерных игр –
спасение от настигающих монстров,
выход на следующий уровень гейма,
волшебный Старгейт,
соединяющий входы в туннель
между мирами.
Я могу смотреть на него часами,
потому что, если очень долго глядеть,
то можно представить,
как ты входишь в него
на противоположном конце
зеркального лабиринта,
и, ещё не успев раствориться там,
появляешься здесь,
как бесстрашная героиня Стартрека,
в оседающей звёздной пыльце,
прямо из воздуха,
рядом с маской из перламутра,
и, стряхнув яблоневый листок,
запутавшийся случайно
в золотых паутинках волос,
говоришь: При-и-вет, я устала...
Может быть, выпьем чаю?
ПЕРЕВОДЧИК
Переводчик – это луна,
которая светит лишь отраженным светом,
но приливы чувств подчиняются ей при этом,
отливы эмоций, страстей цунами –
щедрой рукой рассыпает она
серебряные дукаты,
влюбленные ищут глазами
тайные знаки Гекаты.
Селена,
одной стороной обращенная к нам за ответом,
диктует пророчества на чужом языке,
написанные не нами
руке,
что легко управляется с письменами,
нетленно
нанесенными на обелиск…
Но можем ли мы представить,
как неистово солнце, глядя на лунный диск?
ПАМЯТЬ
Можно пользовать мигрень анальгином,
но куда от боли в памяти деться?
Почему, как только вспомнишь о детстве,
даже скулы сводит от ностальгии?
Там соседская девчонка – принцесса,
вам кричат мальчишки вслед: Тили-тесто;
там несёшься вниз, привстав на педалях,
и сосновые иголки в сандалиях.
Небеса там голубей, травы мягче,
голоса там – голубей воркованье,
и земля кругла, звенит, словно мячик,
и прекрасно в простоте мирозданье.
COSMOGONIA. ЧЁРНЫЕ ДЫРЫ
В центре галактики – чёрный провал, дыра
в шкуре пространства, созвездий крупная соль
выступает на перекрученных космах.
Над воронкой вьётся звёздная мошкара,
унесённая ветром с окрестных солнц,
спящим зверем ворочается космос.
Постепенно засасывая в круговорот,
от слонов по спирали спускаясь к трём
китам, с их жадно развёрстыми пастями,
дыра выворачивает наоборот
небулу, бросив её во вселенский мальмстрём,
даже свет искривляя чёрными пальцами.
Время растянуто в бесконечной агонии,
истекая в бездонный пробой космогонии.
В моём микрокосме тоже такой пробой –
чёрной точкой на белом листе, и я
проколот насквозь острой иглой,
в области солнечного сплетения.
Мотыльком с осыпающейся пыльцой
душа на булавку наколота,
и дрожит, скукожившись перед лицом
пустоты абсолютного холода.
В эту микро-дыру, в чёрную бездну,
вороночку антрацитовой тьмы,
втягивается душа. Там исчезнут
и всё, что есть я, и всё, что есть мы:
запах цветов, детские сны,
лица любимых, тёплая пыль,
звуки гудков, трель соловья,
солнечный свет, мягкий ковыль,
рук теплота, капли дождя,
и стихотворная строчка...
...чтобы спрессованной в точку,
взрывая свою тюрьму
творящим вселенную словом,
пробить слепящую тьму
и вспыхнуть сверхновой.
Комментарии читателей:
Комментарии читателей:
« Предыдущее произведениеСледующее произведение »