«... и впереди Артёма ждал рассвет. Рассвет новой, счастливой жизни. КОНЕЦ».
Серёга перечитал последнюю строчку и вздохнул, - права Ритка, графоман он, и больше никто. Из детской доносился приглушённый голос жены, читавшей дочке сказку.
Права. Никогда ему не стать писателем. А как всё замечательно начиналось...
Сергей чертыхнулся, отмахиваясь от очередного клуба едкой пыли. Разбирать хлам на чердаке дачного домика была идея жены, исполнение которой, как всегда, досталось ему. С дачей им повезло — старый, но очень хороший дом с довольно запущенным садом достался очень дёшево. О бывшем хозяине ходили слухи, что он то ли колдун, то ли чернокнижник, то ли писатель-неудачник. По крайней мере так шептались местные сплетницы. Сергею было в общем-то всё равно и в детали он не вдавался. Зато цена, запрашиваемая наследницей — дальней родственницей покойного - была замечательной. Пусть дачный посёлок далековато от города, и потому непрестижный. Пусть бывший хозяин был чудиком. Зато Рита и Анька будут всё лето на свежем воздухе.
Тут, надо признать, Сергей немного лукавил — мог он себе позволить и место престижнее и домик поновее, но старый дом, стоящий в глубине сада, ему очень понравился. В душе он всё ещё оставался мальчишкой, которому новое место со своей историей странного хозяина и внешним видом, живо напоминавшем различные таинственные и волшебные сказки детства, был дверью в мир фантазии. Дверью в детство.
Очередная паутина, налипшая, словно специально на лицо, прорвала плотину копившегося раздражения, и Сергей зло пнул кучу хлама, заполнившего чердак. Куча начала разваливаться, роняя то колченогий стул, то выцветший до сера абажур, то иное «сокровище». Когда водопад хлама иссяк, а поднятое облако пыли рассеялось, Чердак напоминал уже не склад старьёвщика, а поле боя.
- Серёж, что там у тебя происходит? - в проёме люка показались Рита и Анютка, чей любопытный носик не мог оставить без внимания ни одного события. - Ой, какой бардак ты устроил...
- Ничего, я скоро закончу. Интересно, сколько лет тут копился хлам?
Понемногу чердак обретал благопристойный вид. Одним из последних Сергею попался чемоданчик-футляр странной формы. Потёртый, местами лопнувший дерматин, металлические накладки, чуть тронутые ржавчиной — в целом состояние чемоданчика было не таким плохим — просто старая вещь. Чемоданчик оказался чехлом с притаившейся внутри печатной машинкой «Ундервуд» и несколькими листами чистой, чуть пожелтевшей бумаги. Потёртые до масляного блеска клавиши, словно просились под пальцы. Печатная машинка так понравилась ему, что перекочевала с чердака на стол в спальне.
- Зачем тебе это старьё? - поинтересовалась Рита.
- Писать буду! - гордо ответил Сергей и изобразил приличную случаю позу великого писателя в раздумьях. Рита рассмеялась, но том вопрос и закрыли.
Вечером Сергей то и дело поглядывал на стоящую в угу стола машинку. Она притягивала его взгляд, занимала мысли. Наконец он решился. Заправил чистый лист и зачем-то погоняв туда-сюда каретку неумело отпечатал:
«Покорение себя. Не выдуманная история Артёма Самарина».
Заглавие ему понравилось. Он чуть призадумался и начал печатать. Слова лились сами собой, словно он вспоминал недавно прочитанную книгу.
С того дня машинка занимала все его вечера. Поначалу Рита посмеивалась, просила прочитать «его великое творение», считая очередным безобидным увлечением. Затем появилось недоумение, раздражение и даже злость — машинка словно стала её соперницей. Потом злость прошла — а вдруг её Серёжка и впрямь станет писателем? Понемногу она избавила его от всех домашних хлопот, стала шикать на Анютку, требовавшую внимания отца - «папа работает». Сергей не замечал ничего. Он писал с упоением неофита.
Наконец роман был окончен. Толстая папка отпечатанных на машинке листов содержала три экземпляра. Толстая папка, вместившая год работы. Сергей бережно сложил листочки и тщательно завязал тесёмки.
Рано утром он, окрылённый, отправился в издательство.
На этом сказка кончилась. Рукопись печатать не хотели. Он получал отказы вежливые, отказы под благовидным предлогом, отказы с конструктивной критикой, и просто хамские. Поначалу Рита его поддерживала и подбадривала — ничего, найдёт и он своего издателя. Но потом в ней что-то сломалось.
- Брось ты своё графоманство! Ну не вышло из тебя писателя, так что? Не всем же дано. С этой писаниной ты о нас совсем забыл! С Анькой когда последний раз играл?
Слова жгли его. Справедливые слова. Он заперся в комнате и перечитал рукопись. Всё правда — и язык простоват, и сюжет не впечатляет. Кому интересна простая жизнь простого парня?
«... и впереди Артёма ждал рассвет. Рассвет новой, счастливой жизни. КОНЕЦ».
Серёга перечитал последнюю строчку и вздохнул, - права Ритка, графоман он, и больше никто. Права. Никогда ему не стать писателем.
Утром Сергей отнёс папку в пункт приёма макулатуры.
- Два килограмма, - сухо бросил приёмщик, записывая вес в ведомость.
«Два килограмма макулатуры. Два килограмма макулатуры за год», - крутилась в голове грустная мысль, словно заикающаяся пластинка.
Жизнь вновь вошла в привычное русло. Машинка перекочевала на антресоли, исторически служившие местом собрания для вещей, которые выбросить жалко, а применения не находится. Он работал, продвигался по службе, гулял с женой и дочерью. Вроде всё хорошо, но порой на Сергея накатывала тоска. Пальцы просили потёртых эбонитовых клавиш, а перед глазами вставали не напечатанные строки. Тянула его машинка, ещё как тянула, но Сергей не поддавался — не выйдет из него писателя. Не будут люди зачитываться его романами, не войдёт его имя в хрестоматию литературы. Так что нечего тратить время на пустяки. Точка.
Промозглым ноябрьским вечером звонок в дверь оторвал Сергея от очередных тоскливых раздумий.
- Извините, пожалуйста, здесь живёт Сергей Викторович Коваленко? - в дверном проёме стоял молодой парень в сером костюме.
- Это я. А что, собственно, случилось? - парень был незнаком Сергею
- Да Вы не беспокойтесь, ничего не случилось. Дело в том, что меня зовут Артём Самарин. Я хотел сказать Вам спасибо...
Тёме было муторно. Голова болит, живот крутит, сушняк давит. Хреново, в общем, - похмелье. Зря он вчера «полирнул» пивком. Хорошо посидели... Потом ещё студентов гоняли... Но полирнул он зря...
Табачный дым никак не хотел проходить в лёгкие, вызывая вместо удовольствия лишь приступы тошноты.
- Кончай перекур, мужики. Последняя машина осталась, - он со злостью выкинул окурок.
- Чё, Артёмыч, хреново? Надо было давно пивасиком подлечиться.
- На работе не пью. Давайте закончим скорее.
Перевязанные пачки макулатуры порхали, словно бабочки, направляемые привычными руками грузчиков. Привычная работа, точные, скупые движения: раз - поймал, два,- отправил дальше. Чёткий, почти музыкальный ритм движения.
Неожиданно в чётком ритме произошёл сбой — руки неловко приняли пачку, и она, как живая, вывернулась из рук и улетела в угол, рассыпавшись на листочки.
-Совсем Тёмке поплохело, - засмеялись мужики, - иди, поднимай! Мы и без тебя закончим.
Артём хотел что-то возразить, но испытав очередной приступ тошноты, махнул рукой и пошёл собирать разлетевшуюся бумагу. Листочки, высыпавшиеся из лопнувшей картонной папки словно издеваясь старались убежать от него на лёгком сквозняке. Наконец Артём подобрал последний, и присел на стоящий в углу ящик. Листочки пожелтевшие, с отпечатанным на машинке текстом.
«Тёме было муторно. Голова болит, живот крутит, сушняк давит. Хреново, в общем, - похмелье. Зря он вчера «полирнул» пивком. Хорошо посидели... Потом ещё студентов гоняли... Но полирнул он зря...» - бросились ему в глаза строчки. «Прямо про меня», - подумал Артём и стал читать дальше.
«Жизнь текла тускло и однообразно, - днём работа, вечером пиво или водка, игра в домино и драки со студентами...»
«Жизнь, как жизнь», - мысленно возразил он автору.
«Ещё десяток-другой лет, и пополнит Артём группу «душманов» у пивного бара. Станет так же, правдами и неправдами, «падать на хвост» ради пары кружек разведённого пива».
«А вот хрен тебе! - возмутился в душе Артём. - Я сам бабки зарабатываю». Но фантазия уже рисовала ему себя, неопрятного, с испитым лицом, похожего на их дворового забулдыгу по кличке «Москва», вечно клянчившего «на поправку».
Между тем глаза его всё бежали и бежали по строчкам:
- Шабаш, мужики! Эй, Тёмка, не усни. Пошли в бар, здоровье поправим!
- Я завязал, - неожиданно для самого себя ответил Артём.
При упоминании пива во рту сразу стало сухо. Сейчас бы и впрямь холодненького... Всё! Пора в бар. Артём решительно сунул листок в папку. «Покорение. Не выдуманная история Артёма Самарина» - прочитал он надпись на старом картоне и застыл ошеломлённый. Артём Самарин! Я — Артём Самарин!
- Эй, Тёмка, не усни. Пошли в бар, здоровье поправим! - раздался над ухом голос бригадира.
Артём вздрогнул и вскочил на ноги.
- Я завязал, - услышал он словно со стороны собственные слова.
- Вы знаете, а я ведь поступил! Точно, как написано! И знаю, что всё будет хорошо, потому что Вы так написали. Спасибо Вам...
Артём давно ушёл, а Сергей всё сидел на кухне. Потом взял табуретку и достал с антресолей машинку. Она словно улыбнулась ему всеми своими клавишами и радостно звякнула кареткой.
Он заснул улыбаясь. На столе, в новой картонной папке, лежало несколько отпечатанных страничек. «Мы счастливы!» - было выведено в заглавии нового романа.
Комментарии читателей: