Гроза
(Страдание существует)
Как Анна Каренина я не хочу, мне бы что-нибудь полегче найти, чтобы не больно и не так страшно. И еще хочу, чтобы потом никому никаких забот с моим телом не было.
Может в речке? Пошла купаться и не вернулась. И унесло мое тело далеко в море, а потом и в океан, и на маленькие частички по всему миру разнесло. Исчезла, испарилась, а потом и дождиком пролилась. Много-много чистых маленьких прозрачных капель.
Ну не могу я так больше, не могу. Не хочу видеть все это вокруг, на себя смотреть не хочу, даже руки мои на столе и то кажутся уродливыми, как у бабы яги. Жара, который день, уже кажется, что бесконечно, пальцы к калькулятору прилипают, от накладных воняет помойкой. Резинка волосы тянет, хвост торчит, как солома, но все равно голова вся мокрая, хоть наголо брейся. Как в тюрьме, сижу, жду шести часов, чтобы встать и пойти на свободу. Осталось два часа пятнадцать... четырнадцать... тринадцать…
Я ненавижу каждый сантиметр этого стола и этот жестокий стул с корявой спинкой. Они издеваются надо мной. Каждый божий день, каждый, кроме субботы и воскресенья.
Нет, только не сейчас. Не подходите ко мне, я этого не вынесу. Я все понимаю, я стараюсь, сделаю к сроку этот дурацкий отчет, обещаю. Только не надо ко мне подходить.
— Да, Варвара Николаевна, делаю, завтра к вечеру закончу.
— К обеду?
— А, ну да, понятно.
— Нет, не надо, я сама справлюсь.
У нее живот нависает над юбкой, а блузка смялась. Я вижу ее живот чаще, чем глаза. Еще час тридцать восемь... тридцать семь…
Мама говорила, что ты есть. Ей бабушка давала что-то читать. Я не знаю, есть ли ты, но я все равно буду тебя спрашивать. Ты должен мне помочь.
Так, что сейчас мне надо сделать? Ага, вот эту накладную, а потом еще эти две. Пропитанные моим потом накладные. И все.
Пятьдесят девять... шесть!
Черт! Вечно я за этот бордюр спотыкаюсь. Ноги ватные, пылища кругом, ветерок еле живой, как и я после работы. Доползу до гастронома, до семи успею, хлеба надо и кефира, если достанется. Только бы очереди не было.
— Пятьдесят три копейки? Да, без сдачи наберу.
О боже, она меня заметила. Улыбается, как крокодил.
— Здравствуйте, Зинаида Власовна.
— Нет, мама все еще у сестры, в Тюмени.
— Да, далеко.
— Давно.
— Нет, не собираюсь.
— Спасибо, нет, не надо. До свидания.
— Передам.
Что ей от меня надо? Смотрит, будто выискивает во мне какой-то изъян, чтобы прицепиться и за собой уволочь. Как муху в паутину. И потом чаем с блинами затравливать. Не хочу я никого ни видеть, ни слышать. Дайте мне спокойно умереть.
Так, я сейчас куда иду? А, домой, сейчас налево.
Темно и сыро, как в подвале. Почему у нас в подъезде как на кладбище? Полы скоро в землю врастут. Ключ опять застрял, надо было замок менять, пока отец еще жив был.
О нет, это невыносимо! Снова греть воду в этой огромной кастрюле. Я не могу так больше, господи, забери меня отсюда.
Луна лезет в окно, подглядывает за мной, шарит лучами. Надо штору задернуть плотнее. Все равно не сплю. Умереть — это как заснуть, наверное. А там меня сны тоже будут мучить?
А ты правда есть? Если ты меня слышишь, пожалуйста, забери меня отсюда. Прошу тебя, помоги мне исчезнуть, чтобы никому не было больно и плохо. Ты же всемогущий. Я не хочу больше, правда, я так устала. Помоги мне, умоляю. Я не знаю, как это сделать, искала способ и не нашла. Я много думала, правда, я не дура. Ты скажешь, грех это, а я знаю, что там наверху лучше, чем здесь внизу. Точно знаю и всегда это знала. Как мне туда попасть? Очень тебя прошу, возьми меня к себе наверх.
Так, будильник завела. А простынь колется. Подушку надо перевернуть, а сил нет.
***
Нет, уйди, не звени, хватит.
Тело начинается с головы. Она слишком тяжелая и темная. Зачем мне столько тела? Я бы прекрасно обошлась без него. Оно не хочет ничего, оно хочет спать или умереть.
Надо вставать. На работу. Нет, не хочу. Это не для меня. Я работаю на тело, а ему все равно плохо. Выпустите меня из этого мрачного тела. Кто-нибудь меня слышит?
Сегодня потерпеть, и все. Завтра высплюсь.
Так, двадцать минут до выхода. Что мне надо сделать? Одеть себя. И умыть. Тело, тело, зачем ты здесь?
— Здравствуйте, Мария Степановна.
— Спасибо, я завтракала.
— Нет-нет, не надо.
— Завтра?
— На речку?
— Нет, спасибо.
— Да, занята уже.
Зачем я вам, отдыхайте спокойно, меня не трогайте. И пирожки ваши мне тоже не нужны. Я на обеде куплю. На речку они поедут. Купаться. Ага, с вами пойдешь. Будут приставать, следить, а потом искать. Утонуть спокойно не дадут. А я, как дура, ничего другого придумать не могу. Кроме речки есть варианты?
Так, что мне сейчас надо сделать? Отчет.
Пятнадцать двадцать три... двадцать четыре… двадцать пять. Еще час, и все.
Мне жарко и отвратно. Вывернуть наизнанку, чтобы проветрить.
Мое сердце? Оно стучит. Я его не просила. Как его остановить? Может, не заводить на ночь?
А ты можешь его остановить? Мягкой рукой возьми и заглуши. Ты же все можешь. Я отдам тебе его, никому не отдавала, боялась, что бросят, а тебе отдам. Если поможешь мне уйти спокойно. Без боли.
Все. Два дня моих. Вышла на свободу до понедельника. А если насовсем?
Аптека? Открыта. А что спросить? Не знаю.
Грузовик? Нет, это больно.
Страшно мне. Понимаешь? Вышла на свободу, а тут пусто. Никого.
Я не знаю, как жить, и не знаю, как умереть.
Ты можешь мне подсказать? А?
***
— Алло. Привет.
— Что ты хотел?
— Не надо мне этого говорить, я сама знаю.
— Нет никого, не волнуйся.
— Слушай, не надо мне звонить, я же просила.
— Я занята.
— Что?
— Знаю. Ты говорил уже. Страдание существует, это часть жизни и я не одна такая.
— Отстань, а?
— …
— Нет.
— Не надо.
— Все, я кладу трубку.
Все хотят меня развернуть, а я хочу свернуться. Калачиком, носом в колени, в теплой норке. Где-то очень далеко, не здесь. Там. На небе. У тебя за пазухой. А? Спрячешь?
Чего ты от меня хочешь? Давай, скажи, я сделаю, как тебе надо, а потом ты сделаешь, что надо мне. Все честно. Ты имеешь права на весь мир, а я на собственную жизнь. Да, и на тело тоже. И на дыхание. И на кровь. Она же моя. Не твоя. У тебя же нет крови.
***
Так, я что хотела сделать? Ага, сегодня стирка. И ненавистные полы. Шваброй. Маминой старой шваброй. Что ты уставилась на меня? Вот не надо. Да, мама, я ненавижу мыть полы. Да, ты меня растила, растила и вырастила на свою голову. Зачем, мама? Почему я все время что-то должна?
***
Я Тебя спрашиваю. Ты должен мне ответить! Почему я должна жить? За что? За что я наказана такой жизнью? Награди меня смертью, пожалуйста. Отпусти, забери к себе.
Ты вообще слышишь, что я говорю?
Дождь пошел. Белье промокнет. Снять надо.
Это ты мне так отвечаешь? Дождик — это все, на что ты способен?
Да, представь себе, имею право распоряжаться своей жизнью, как хочу. В конце концов, это моя жизнь — что хочу с ней, то и делаю! Никто мне не указ! Ты все равно ничего не сможешь сделать!
О! Ты гремишь.
Ого! Я тебя разозлила?
Слушай, я выйду к тебе навстречу. Да, прямо сейчас, в этот ливень с ветром и громом.
Кто кого? А?
Давай!
Еще!
Гремишь слабовато, я тебя не боюсь.
А давай молнию. Вдарь!
Я придумала! Наконец-то. Ура.
Запусти в меня молнию!
Я мгновенно сгорю и превращусь в пепел. Ветер унесет его на небо. Я попаду к тебе пеплом.
Отличное решение для нас обоих. Не находишь?
Вот, смотри, я вышла далеко за дома, тут пустырь, никто не увидит. Просто вдарь и все.
Давай! Черт тебя подери! Давай! Сколько мне еще ждать?
Я промокла вся, гореть буду хуже.
Ну, давай, прошу тебя.
Это лучшее решение в моей жизни. Все быстро и чисто. Ну что же ты?
Нет. Нет! Постой! Куда ты? А молния?
Зачем ты меня пожалел? Я не хочу твоей жалости.
Господи, прости. Я больше не могу.
Падаю на землю. Пусть вся грязь мира утопит меня. И я опущусь к центру земли, в самую середину, где горячо и ярко. Забери меня, земля.
***
А земля на вкус сладкая. Я не знала.
Эй, ты еще здесь?
***
И не приставай ко мне этим солнечным лучом.
Да, это немного щекотно ...
Белая ворона
Я это никому не рассказывала, и не потому, что стыдно или как-то неловко, нет. Просто потому, что вряд ли кто-то в такое поверит. История произошла странная, но довольно забавная.
Мне было около двадцати, мы жили в съемной квартире старого дома с высоченными потолками и кусками лепнины по углам. Форточки в хлипких деревянных рамах почти не закрывались, отчего сквозняки свободно гуляли и тоскливо завывали по ночам. Но все это не имело никакого значения, потому что мой ненаглядный принц, мое солнце и сокровище, был со мной. Я ничего не боялась. А потом, вдруг, после трех счастливых месяцев и двух бурных ночей объяснений, он собрал свои вещи и ушел. Не буду вдаваться в подробности, почему мы расстались, мне и самой это до сих пор не очень понятно. Но тот первый вечер одиночества был самым ужасным во всей моей жизни.
Шел снег, стемнело рано, и я поняла, что хочу умереть. Весь день я рыдала, извела три вафельных полотенца, превратила нос в свеклу и совершенно обессилила. В голове моей клубился туман, страдание дырявило душу, а в окно что-то постоянно стучало, и мне казалось, что это ветер издевается над моим горем. Не помню, почему я все-таки подошла к окну, но когда увидела за стеклом птицу, мне стало легче. Вот и смерть ко мне пришла.
Я открыла форточку, птица влетела, крикнула что-то вроде хря-я-я и хлопнула крылом мне по макушке. Белая, с крупным, слегка розоватым клювом, она уселась под самым потолком на книжной полке, и стала похожа на угрюмую носатую курицу.
Я еще не выбрала, как буду умирать, поэтому решила сначала написать завещание. То есть, конечно, предсмертную записку, которую потомки будут бережно хранить, обливать слезами, а заодно проклинать этого жестокого обманщика и предателя, из-за которого я погибла. Я села за кухонный стол, взяла ручку и начала писать: «Я умираю во имя …» И тут на мою голову налетел вихрь и больно ткнул в самое темечко. Я вскрикнула и замахала руками: неожиданное нападение мне категорически не понравилось. Такой способ ухода из жизни меня точно не устраивал.
Птица нагло уселась на стол и уставилась на меня. Мне стало не по себе, я ушла в комнату, чтобы продолжить писать послание человечеству, но как только я начала выводить букву «л», эта белая тварь снова налетела и клюнула! Это меня невероятно разозлило. Я снова ушла в кухню, закрыла дверь, но как только начала писать, откуда-ни возьмись, это чудовище спикировало на мою бедную голову и долбануло снова. Я заорала, ощущая, что птица пробила дырку в моей голове.
В этот момент сознание мое совершенно прояснилось, и я отчетливо поняла: сначала я должна убить эту белую тварь, а потом - себя. Меня обуяла зверская радость. Я начала с гиканьем носиться по квартире, с наслаждением швыряя все, что попадалось мне на пути, в ненавистную птицу.
Особенное удовольствие я испытала, когда разбились его подарки: керамическая собачка, наша фотография в деревянной рамке (без стекла), его любимая чашка, картина с морским пейзажем (мы мечтали поехать на море), подставка под ручки и карандаши, и еще что-то, не помню. Я скрутила его полотенце (подаренное всего неделю назад) в жестокий кнут и отстегала кровать, диван, его кресло и даже кухонный стол (слишком много он помнил).
Наконец, белая ворона вылетела в окно, я торжественно прокричала ура! и пошла спать. На следующее утро, проснувшись в бодром расположении духа, я нашла на кухне большое белое перо, а на своей макушке – маленькую чувствительную ямку. С тех пор, когда я злюсь на себя, я тихонько трогаю ее и успокаиваюсь.
Комментарии читателей: