Я проснулся с первым троллейбусом, который, поигрывая на струнах напряженных проводов, лениво проплыл сине-белой подводной лодкой по улице. Встал и распахнул окно, чтобы выплеснуть из комнаты вязкую сонливость и хлебнуть терпкой свежести, что абсентом обожгла гортань. Хотелось кофе, но жалко времени, утекающего родниковой водой сквозь пальцы, и настроения, пойманного на первом вздохе вырванного из сна города.
Мольберт к окну, на полотне набросок парка, который притаился за проспектом. Тонкими извивами деревьев и кустов, словно морщинами, намечено лицо, изрядно помятое в накрахмаленной постели зимы. Я прищурился и с точностью снайпера смахнул с него щетину не слизанного солнцем грязного снега.
Для бодрости плеснул лазоревым поверх копны волос из обнаженных веток, а слева - нежно-голубого. Две клумбы, как усталые глаза, я им добавил прозрачно-золотистого оттенка. Тюльпанам давно пора выйти на сцену и распахнуть аспидный занавес оттаявшей земли.
Аллеи бронзовыми линиями, будто два крыла носа утомленного летним разгулом ловеласа. Он притаился в тени каштана, но его выдает загар, что втерся в кожу зноем и пляжным песком, и ленивый плеск похоти и интереса в чуть пожухлых от солнца маслиновых глазах. Мостик между аллеями, как дужка пенсне, мягко сжимает их и не дает разбежаться в стороны.
Несколько штрихов – и ярче губы. Чуть позже им предстоит заалеть клумбами голландских роз, которые так ярки на фоне недельной небритости зеленого газона. А изумрудной краской брызнуть над торчащими космами. Кляксами он расплывается по ветвям, чтобы завиться в новые кудри и взмахивать крыльями под дуновением вздыхающего ветра.
Я отстранился от мольберта и нанизался на взгляд оживающего парка. Он, как мужчина в ожидании любимой женщины, настойчиво стирал с лица следы усталости и строгости, его тонкие упрямые губы тронула улыбка, а глаза наполнялись смыслом жизни. Парк в предвкушении весны просыпался, как и я, когда слышал за дверью стук каблучков той, ради которой буйным ветром раздувал паруса фантазии.
Комментарии читателей: