* * *
Итак… Весна, Ирландия, Дансендл —
и легкие, как жжение, уколы:
сезонное — или звонок из бездны?..
А может, иглы золотого снега,
что мне приснились прошлой ночью
да снегирей пронзительные трели,
наполнившие лес от тени синий?..
Дожди и ветер — туч калейдоскоп:
от черно-палевой до снежно-золотой —
летит на Англию и дальше, дальше — ближе …
Какая странная любовь к последним числам,
и радость, что не ведаешь тоски
хотя бы миг…Она ж глядит из каждого куста
и ловит взгляд мой — и крадет…
Поэтому глаза мои без взгляда.
Так много зелени и неба, то есть — туч.
Мох, плющ и ильмы — буки, ильмы…
Пройтись под ильмами, растаять в их толпе —
хотя бы час не быть самим собой.
И почему-то здесь, среди чужих деревьев,
вдруг отступает на мгновенье сплин.
Болезнь английскую лечу английским лесом
да речкой, где форель недвижная живет
в буруне неподвижном, словно вздутом
из йодного стекла.
Движенья нет ни в чем,
движенье я примысливаю сам…
Но сколько стоит эта неподвижность:
стоять в стремнине — верить в вечность!
Как глупо быть форелью или человеком,
умнее быть плющом — или не быть…
Не возвращаться постоянно мыслью
К минуте бесконечной пустоты —
откуда начинается движенье…
* * *
Смутная легкость и грусть
мне от девушки смуглой,
укравшей меня половину, остались.
Половиной другой я лежу
себе в ванне горячей
и, праздно мечтая, дремлю.
Как триера, полузатопнув,
у берега Трои на скалах.
Знаю: уже никогда
не повстречаюсь я с той,
что читала на пляже "Улисса" —
и не лучшую, может быть, часть —
но мою, — скрыв под юбкой и блузкой,
с собой унесла навсегда.
Мне оставив сомненья и запах
лишь терпкий, неясный;
что с кожи своей не смываю.
Странно быть разделенным надвое
— и глупо. И к чему тогда тело,
коль в нем не осталось желанья?
Пусть вернет хоть его —
иль совсем заберет остальное.
Так лежу и мечтаю —
о рокочущем стуке келевста,
о душащем ветре, о зыбях,
что уже никогда
не помчат меня вспять
к островам Ионийским…
Стихотворение, сочиненное по дороге из Килталлы
в Дансендл
Много животных встречает меня по дороге
— это ведь даже неплохо видеть их столько и сразу.
Умный осел, почему-то всегда одинокий.
Видимо, участь всех умных — быть одиноким на свете.
Глупых собак разношерстая стая —
мчатся, почуяв меня, с оглушительным лаем.
Всякая сволочь сбивается в стаи, заметил я в жизни.
Этот закон непреложен, но есть исключенья из правил:
Витиеватый козел, что взобрался на кучу навоза…
Смотрит с вершины и судит неоспоримо:
что вы еще копошитесь там у подножья?
Витиеватость ему придают два увесистых рога.
Лошади. Эти всегда в стороне — и пугливы.
Напоминают гуингнгмов, но запрягают их еху.
Дальше — коровы: приятно внимание жвачных,
Думают тоже, наверно: вот прошел человек…
Ну и бараны… Глядят на меня неотрывно
и провожают глазами, пока я не скроюсь из виду.
* * *
Тонут во мгле перелески
и башни норманнов,
Тихо мерцают камины
в хижинах мирных ирландцев…
Так мы и будем жить вечно
под этими звездами —
Если когда-нибудь сами
не превратимся в них…
Комментарии читателей: